лондонцы вспоминали других известных придворных, закончивших свой век при Елизавете, — Лестер, Уолсингтон, Уорвик и Хэттон — и, возможно, чувствовали приближение конца эпохи.
Стареющая королева знала об этом и очень этого боялась. Не так давно она призналась одному из иностранных послов, что «потеряла около двадцати своих советников» и у нее мало надежды на имеющихся претендентов, «людей молодых и неопытных в делах государства». Удивительную работоспособность Берли, его умение улаживать конфликты и — при необходимости — его беспощадность королева считала бесценными качествами. Он помог предотвратить губительные последствия подковерных игр, которые королева сама же и спровоцировала, используя проверенную временем стратегию натравливания своих влиятельных и амбициозных придворных друг на друга. В траурной процессии больше всех выделялся Роберт Девере, 2-й граф Эссекс, воспитанник Берли, который почитал лорда-казначея как родного отца. Высокий обаятельный красавец с клинообразной бородой, он разительно отличался от горбуна, сына Берли — государственного секретаря сэра Роберта Сесила (теперь, конечно, оказавшегося в центре внимания), изворотливого царедворца, которого Елизавета ласково называла «малюткой». После смерти Берли двор неизбежно распался на две группировки — «партию войны» во главе с Эссексом и «партию мира» Сесила, как назвал их один из влиятельных царедворцев сэр Роберт Наунтон.
Весной 1598 года при дворе горячо спорили о том, стоит ли заключить с Испанией мир. За мир больше других ратовал Берли, и его смерть положила конец надеждам тех, кто мечтал изменить внешнеполитический курс Англии. В апреле англичане узнали о том, что их французские союзники, изрядно потрепанные войной, выразили готовность к сепаратному перемирию с Испанией. Дабы понять намерения Генриха IV и по возможности помешать намеченному соглашению с испанцами, Елизавета отправила во Францию Роберта Сесила. Но король Франции уже все обдумал. В сущности, после принятого Генрихом IV решения испанцам оказывали сопротивление только англичане; но, помимо этой войны на континенте, продолжалась война в Ирландии. Как лорд-казначей Берли знал, что война на два фронта повлечет за собой непосильные траты. Даже на смертном одре он следил за исполнением пересмотренного соглашения с Нидерландами, обещавшими покрыть расходы на содержание резервных войск Англии. Коль скоро война была неизбежна, Берли хотел, чтобы за нее заплатили другие. Только после смерти лорда-казначея стало понятно, как дорого обходилась постоянная готовность к войне: поговаривали, что он «настолько опустошил королевскую казну, что в ней едва ли осталось больше 20 000 фунтов».
В пользу мира говорили веские аргументы. Прекращение боевых действий уже было бы достаточным основанием для восстановления авторитета Англии на международной арене. По замечанию Уильяма Кемдена, англичан все больше и больше считали нарушителями мирового порядка, которые «испытывают удовольствие от чужих несчастий». Англичане надеялись, что прочный мир с Испанией, с одной стороны, не позволит испанцам и дальше помогать ирландским повстанцам, а с другой — обогатит Англию, обеспечив ее купцам выход в порты, сейчас для них закрытые. Мир, добавляет Кемден, даст Англии возможность «перевести дух и накопить средства для дальнейших действий».
Страна была настолько истощена в бесконечных столкновениях с испанцами, что англичанам явно требовалось время — перевести дух и собраться с силами. В 1585-м Англия отправила свои войска в Нидерланды, а флот — в Вест-Индию, тем самым спровоцировав сражения с Непобедимой Армадой в 1588-м. Далее последовали военно-морские кампании против Испании и Португалии и призыв на военную службу тысяч англичан для борьбы с Испанией и ее союзниками. Испания, со своей стороны, отплатила Англии рядом военных операций на море в 1596–1597-м годах (частично удачных, частично безуспешных), покушениями на жизнь Елизаветы и поддержкой ирландских повстанцев. Единственное, что Англия могла сделать, дабы предотвратить столкновения на море, — выслать свой флот с целью захвата испанских кораблей, портов и колониальных форпостов. Англия и Испания вели борьбу, словно два тяжеловеса, истощившие свои силы, — для решающего удара нехватало военного преимущества, а, может быть, и удачи.
Несмотря на веские доводы в пользу мира, выдвигались и серьезные аргументы против — доверие к испанцам было сильно подорвано, кроме того, многие англичане были настроены против католиков. Мысль о том, что Испания изменит себе и вступит на путь мира на условиях, приемлемых для Англии, сторонникам войны казалась наивной. Но даже в этом случае воспользоваться предложением о заключении мира было бы для Англии крайне рискованным. Если английские корабли перестанут перехватывать испанский торговый флот, идущий из Америки, то испанцы, по мнению англичан, «скопят такое количество золота, что, разразись война снова, они станут намного сильнее своих соседей». Если же Англия выведет войска из Нидерландов, Испания получит преимущество и вторгнется в Англию.
При дворе затруднялись сказать, какая группировка одержит верх. «До сих пор обсуждается, — писал Джон Чемберлен своему другу Дадли Карлтону в начале мая, — поддержать ли нам Францию и установить мир или же покинуть Нидерланды <…> и преимущества пока нет ни у одной из сторон». Подковерная борьба за власть не позволяет до конца понять, насколько по-разному эти два лагеря видели национальное, религиозное и экономическое развитие Англии. Дисбаланс сил только распалял споры. Когда во время одного из заседаний Тайного совета Эссекс снова стал настаивать на том, что «мир с испанцами заключать нельзя, ибо это будет мир постыдный и ненадежный», невозмутимый Берли якобы достал Псалтирь и, открыв ее на псалме 54, передал графу Эссексу, указав пальцем на стих 23: «Мужие кровей и лести не преполовят дней своих».
Упрек Берли задел Эссекса за живое. Отец Эссекса умер в 1576-м от хронической дизентерии, находясь на службе в Ирландии. Надгробная проповедь была опубликована год спустя вместе с письмом покойного графа, адресованным одиннадцатилетнему сыну и наследнику, в котором Эссекс-старший напоминал, что мужчины в их роду долго не живут (ни отец графа, ни дед не дожили и до сорока лет). Отец также рекомендовал юноше дерзать в поисках славы: «Лучше рискуй последним, и пусть твои убытки возместит правитель, чем ты будешь растлен собственной же нерешительностью». Эссекс прислушался к этому совету.
Как только разногласия по вопросам национальной политики приняли личный оборот, оппоненты неизбежно стали обвинять друг друга в корыстных интересах. Уязвленный подобными нападками, Эссекс написал «Апологию», защищаясь от обвинений в подстрекательстве к войне. Формально она обращена к другу, и сторонники Эссекса позаботились о ее распространении — сперва в списках, а затем и в печатном виде. Высока вероятность, что одна из копий попала в руки Шекспиру — будучи любознательным читателем, Шекспир скорее всего знал о существовании этого текста от своего бывшего покровителя, графа Саутгемптона, близкого друга Эссекса. Или, возможно, «Апологию» передал ему кто-то из знакомых, вхожих в дом Эссекса.
Вероятно, «Апология»
