159. Но предположим, что это только французская анатомия или плохо изученная анатомия; другая же, изученная правильно, как, например, анатомия доктора Акланда, может принести нам известного рода пользу.
Я должен приберечь для моих лекций о Флорентийской школе анализ влияния изучения анатомии на европейское искусство и характер; вы найдете некоторые заметки об этом в моей лекции о Микеланджело; в пределах же этого анализа мне необходимо взять обратно мнение, высказанное мною в «Камнях Венеции», что анатомия полезна для великих людей, но вредна для посредственных. Теперь я убежден, что чем выше интеллект, тем неизбежнее подвергается он упадку при изучении анатомии, и что это изучение принесло Микеланджело больше вреда, чем кому бы то ни было, исказив его религиозную страсть и воображение и приведя к тому, что он все свои душевные понятия подчинял открытиям, которые дало ему знание тела. Теперь, однако, я хочу только привести вам основания, заставляющие меня изъять анатомию из вашего учебного курса в этих школах.
160. Я это делаю, сообразуясь прежде всего с нашим временем, удобством и систематическим методом. У наших преподавателей живописи вошло в обычай смешивать особую науку анатомию с их собственным искусством рисования, хотя они этого никогда не делают относительно какой-либо другой науки. Допуская это, вы, чтобы нарисовать дерево, должны быть знакомы с ботаникой. Но ведь вы не надеетесь, что я здесь буду преподавать вам ботанику? Если б я находил, что вам следует ее знать, то послал бы вас для изучения ее к вашему профессору ботаники и в ботанические сады. Я, быть может, мог бы дать вам грубый очерк линий дерева в луке, но ничего больше.
Предположим далее, что вам необходимо знакомство с геологией для того, чтобы нарисовать камень. Я уже говорил вам, что не признаю этого, но допустим противное. Ведь не думаете же вы, что я буду посвящать вас в отношения между кварцем и окисью железа или между силурийским и пермианским периодами? Если это вас интересует, отправляйтесь к профессору Филлипсу и возвращайтесь ко мне, когда ознакомитесь с этим предметом. Точно так же, допустим, что для того, чтобы нарисовать человека, вам нужно знать его кости, вам этого не нужно, но предположим, что нужно. Каким образом можете вы надеяться, что я буду преподавать вам здесь самую трудную из всех наук? Если вам необходимо ее знать, то отправляйтесь в госпиталь и препарируйте трупы, пока не будете удовлетворены; затем приходите ко мне, и я всячески, даже тогда, постараюсь научить вас рисованию, хотя ваши глаза и ваше воображение будут полны теми ужасами, на которые небо желало, чтобы вы только бросали мимолетный взгляд. Но не думайте, что я буду помогать вам в этой отвратительной работе больше, чем в работах среди химических печей и реторт в лаборатории профессора Маскелайна.
161. Теперь сделаем еще один шаг в логическом порядке. Вы не нуждаетесь, как я уже сказал вам, ни в химии, ни в ботанике, ни в геологии и анатомии, чтобы быть в силах понимать искусство и самому творить. Но есть одна наука, которую вы обязаны знать. Вы должны вполне и совершенно знать, как вести себя. Вы можете чувствовать различие между двумя наброшенными драпировками, между двумя направлениями линии, а тем более между благородным и пошлым жестом только в силу благородства своего характера. Но хотя эта наука существенна, и я не могу научить вас проводить правильно одну линию рядом с другой, пока вы не обладаете ею, тем не менее не надейтесь научиться у меня в этой школе, как вести себя, если вам раньше не удалось постичь это!
162. Вот довод, и достаточно логический довод, если взять его в соображение при исключении изучения анатомии из всех школ рисования, но есть еще более неоспоримый довод в пользу исключения анатомии специально из первоначальных школ рисования. Иногда может быть желательно, как я говорил, чтобы ученик видел, какое огромное несходство существует между лицом и черепом; и на досуге он может, без большого вреда, наблюдать ловкое соединение колена с лодыжкой ноги, в силу которого, при правильном сочленении суставов, нога сгибается только назад, в противоположность черепу, сгибающемуся только вперед. Но заставлять мальчиков и девочек, только что явившихся в школу рисования из деревни, всматриваться в эти сочленения, вопреки всем здоровым задаткам их природы, и с угрюмым прилежанием срисовывать их, пока они не вообразят, что копия удачна, значит, у таких мальчиков и девочек пропитать аффектацией всю свежесть их темперамента и болезненно заразить их честолюбивой и напыщенной фантазией. Но еще хуже, когда молодежь принуждена выносить ужасы анатомического театра или знакомиться со свойствами настоящей формы тела в климате, где стесняющая одежда не препятствует совершенству его контуров и в котором мы не можем с вполне простым чувством смотреть на голое тело.
163. Я, может быть, слишком часто испытывал ваше терпение, говоря вам, что вы должны всегда рисовать из любви к изображаемому предмету, а не из любви к картине. То, что вы желаете видеть в действительности, то вы и должны стараться показать в картине или статуе; того же, чего вы не желаете видеть в действительности, вы не должны пытаться и воспроизводить.
Но существует, как я полагаю, очень распространенный взгляд среди лиц, интересующихся искусством: так как нации, живущие в холодных климатах, не привыкли видеть обнаженное тело, то предполагают, что искусство должно взять на себя обязанность показать его им; причем находят, что мысли станут возвышеннее, и характер проще и серьезнее, когда люди увидят, наконец, в красках и мраморе то, что жители юга видят в натуре.
164. У меня нет в настоящее время ни времени, ни желания входить в рассмотрение различных влияний на нравственность наций более или менее свободного выставления напоказ обнаженных форм. Без сомнения, если обнажать что-нибудь, то нужно обнажать безбоязненно, и постоянно видеть это; но я не хочу здесь обсуждать этого вопроса, как не хочу и задерживать вас приведением примеров для уяснения имеющихся у меня доводов. Поверьте мне, что у меня их много и что я могу утверждать, как положительное и неизменное правило, что насколько голое тело в обычной жизни нации может показываться без оскорбления скромности и насколько на него можно смотреть с уважением и восторгом, настолько же, но никак не больше, его и должно воспроизводить национальное искусство как в живописи, так и в ваянии. Если же то или другое искусство обнажает нечто большее, то этим оно, несомненно, извращает вкус, а по всем вероятиям, и нравственность.
165. Это, несомненно, извратит вкус в том существенном пункте, что приличные классы общества придут к убеждению, что живое существо и его одежда изъяты из высших законов вкуса, и что если мужчина и женщина из мрамора действительно должны быть видимы одетыми или неодетыми с достоинством, то они могут быть одеты или неодеты, если и не совсем бесстыдно, то, во всяком случае, менее прилично, в бальной зале или на улице. Но закон всякого живого искусства заключается в том, что живые мужчина и женщина должны быть прекраснее, чем их портреты, а их портреты так же благопристойны, как и живые мужчина и женщина, и что действительные одежды, жесты и манеры должны быть изящнее, чем то подобие их, которое могут дать мрамор и краски.
166. Таким образом, идея об одной одежде в искусстве и о другой в действительности, причем одежда в искусстве признается идеальной, извращает вкус в ней, а изучение редко видимой наготы извращает настолько же вкус и в искусстве.
Из всех известных мне произведений искусства, художественных по исполнению и не преступных по замыслу, без сомнения, самыми вульгарными и наиболее отвратительными, в самом формальном значении этого слова, являются бытовые этюды, считающиеся лучшими в нашу эпоху, – этюды Мюльреди, выставленные как образцы в Кенсингтонском музее.
