id="id180">
См. также [Misler 1984: 37].
В работе Д. Гольдстейн есть содержательное обсуждение идей Вернадского в контексте работ Заболоцкого, повторять которое здесь нет необходимости. См. [Goldstein 1993: 198–199]. См. также [Заболоцкий Н. Н. 1984, 2: 44; Заболоцкий Н. Н. 1944: 16; Bailes 1986, 45: 20–37].
См. также [Goldstein 1993: 118–123].
Григорий Сковорода. Цит. по: [Иваньо, Шинкарук 1973: 23].
См. также позднее стихотворение Заболоцкого «Гомборский лес», 1957 год, в котором есть строка «Я сделался нервной системой растений» [Заболоцкий 1972, 1: 330–331].
См. [Заболоцкий Н. Н. 1984, 2; Павловский 1982; Гусев 1994: 66–69]; исследования жизни Заболоцкого и творчества Гольдстейн, Македонова, Ростовцевой, Туркова. Также интересно обсуждение Заболоцкого, Державина и природы в [Смирнов 1969: 159–160].
См. [Pratt 1983].
Подробнее об этих вопросах в связи с Тютчевым, позиция которого также была сложной, хотя и менее политически обусловленной, чем у Заболоцкого, см. в Sarah Pratt. The Semantics of Chaos in Tjutcev. Munich: Sagner, 1983; и [Pratt 1984].
Здесь цитируется поздний вариант стихотворения, переделанного по требованию Фадеева в 1948 году. В редакции 1936 года в этих строках – будущее время. – Примеч. ред.
Там же.
Пеhвоначально процитированный выше «Лодейников» (1932) и «Лодейников в саду» (1934), из которого взяты эти строки – два разных стихотворения. Таким образом они напечатаны во «Второй книге» (1937). В 1947 году Заболоцкий объединил их между собой, дописав заключительный фрагмент. Таким образом сложилась поэма «Лодейников». – Примеч. ред.
Существует определенный резонанс между шестистопной ямбической строкой, с которой начинается последняя строфа «Суровой осени печален поздний вид», и первой строкой пятой строфы пушкинской «Осени», написанной шестистопным ямбом, «Дни поздней осени бранят обыкновенно», особенно учитывая родительный падеж слова осень, прилагательное поздний и тенденцию к аллитерации с/з и п/б.
Фадеев писал: «Из сборника абсолютно должны быть изъяты следующие стихотворения: Утро, Начало зимы, Метаморфозы, Засуха, Ночной сад, Лесное озеро, Уступи мне, скворец, уголок, Ночь в Пасанаури». Цит. по: [Заболоцкий Н. Н. 1991: 260–261].
О связи Гёте – Боратынский – Заболоцкий см. в [Чиковани 1977: 162; Андроников 1977: 133]. О Тютчеве, Боратынском и Гёте см. в [Pratt 1984: 194–216].
Стихотворение написано пяти– и шестистопными ямбическими строками, причем у шестистопных строк часто есть цезура в середине, а нерегулярная пунктуация в пятистопных строках способствует нарушению установленного ритма.
Вагинов, цит. по: [Александров 1988а: 232].
См. о «заимствовании по ритму и звучанию» в [Taranovsky 1976: 18].
Православные церковные хоры поют а капелла, а органы не распространены в России в такой же степени, как в Европе. Действительно, в 1590 году патриарх Мелетий Пигас пренебрежительно писал о «шуме и гудении органов, [которые] никогда не принимались в Восточной церкви» (цит. по: James R. Oestreich. A Church Resurges, Bearing Music // New York Times, Sunday. April 28, 1996. Section 2. P. 1, 38). Таким образом, в русской поэзии органы возникают довольно редко, но когда появляются, то придают образности особую силу. Тютчев мог слышать орган во время своего пребывания в Германии с 1822 по 1844 год, и вполне вероятно, что именно отсюда и возник образ в стихотворении.
По теме трансформации см. также «Когда бы я недвижным трупом» Заболоцкого в [Заболоцкий 1972, 2: 46].
См. [Ronen 1983: 151, 360; Taranovsky 1976: 2].
Ронен, вслед за Тарановским, указывает, что для Мандельштама виноград был метафорой «подлинной свежести поэзии» [Ronen 1983: 151].
Связь между двумя стихотворениями упоминается в [Ростовцева 1976: 77]. Притчу о сеятеле можно найти в Мф. 13, Мк. 4 и Лк. 8.
Интересный способ справиться с этой двусмысленностью предлагает Масинг-Делич, утверждая, что Заболоцкий мог использовать в качестве подтекста стихотворение Боратынского «Предрассудок! он обломок / Давней правды». Эта аллюзия позволила бы Заболоцкому передать идею о том, что «предрассудки – это обломки древней правды» и что бессмертие – это «правда, унаследованная из прошлого и все еще действительная, несмотря на то что она была частично опровержена». Тем не менее Боратынский в конечном итоге предлагает читателю: «Но пристойную могилу, / Как уснет он, предку [древней правде] дай», подразумевая, что древняя правда не может длиться вечно, даже если это правда. В конце концов, обоих поэтов привлекает понятие «правды», за которым они признают сложность и даже неоднозначность [Masing-Delic 1992: 337].
Возможно, имеет значение, что Заболоцкий использует листы, множественное от лист, что означает «лист бумаги или другого плоского материала», вместо листья, множественного числа от лист в смысле «лист дуба». Если эта форма не была выбрана по исключительно метрическим соображениям, то она наводит на мысль, что разум поэта находит убежище в листве-бумаге, на которой написаны стихи, – что на месте Заболоцкого является вовсе не безосновательным утверждением. См. также образ дуба как сильного и одинокого воина в стихотворении Заболоцкого 1957 года «Одинокий дуб».
См. [van Ree 1993: 48; Stites 1989: 32–33, 71–72, 102–103, 174–175; Македонов 1968: 209; Seifrid 1992: 24–27, 28, 58, 95, 110].
См. также [Goldstein 1993: 114–115].
См. S. V. Utechin. Bolsheviks and Their Allies after 1917: The Ideological Pattern // Soviet Studies. Vol. 10. 1958–59. P. 113–135; P. Wiles. On Physical Immortality // Survey. London, 1965. № 56. P. 125–143; № 57. P. 142–161; [Masing-Delic 1992].
По словам Никиты Заболоцкого, поэт также читал «Анти-Дюринг» Энгельса [Заболоцкий Н. Н. 1994: 118].
