Ознакомительная версия.
Воришка, с которым легко договориться.
Недостатки и изъяны сегодняшней школы так многочисленны и значительны, необходимость их быстрейшего устранения так очевидна, угроза плохой школьной системы так опасна, что, говоря об этом, мы почти просматриваем факт неслыханной важности, тот решающий факт, что школа все-таки есть. Мы уже не отнимем у ребенка школу, не лишим его права на книгу, не вычеркнем неоспоримого требования, чтобы каждый умел читать и писать. Ребенок получил полчища чиновников, которые оправдывают свой хлеб и существование, служа исключительно этому малолетнему растущему непроизводительному населению – детям. То, что некоторый процент учительства пренебрегает своими обязанностями и подделывается под благотворное влияние семьи на ребенка, стремясь удержать прежний характер службы в рамках некоей доброй воли, снисходительной доброжелательности к детям; то, что оно ускользает от признания факта: как врач лечит, судья судит, счетовод ведет книги, так и учитель учит, ибо это его обязанность, а не господская милость; то, что некоторый процент так или иначе злоупотребляет своей властью, – все это не меняет существа дела. Бывают врачи, недобросовестные по отношению к пациентам в больнице; чиновники, которые обслуживают крестьян и рабочих, пренебрегающие чернью; бывают и учителя, которые не церемонятся с сопляками. Но этому скоро придет конец. Ребенок должен солидно, тактично и досконально обслуживаться своими чиновниками.
Старый дедуля рассказал своему внуку о былых временах, глупый Кайтусь[34] выстругал палку или дудочку, садовник показал что-то интересное на земле и на дереве, когда они были в хорошем настроении. Сегодня школьная программа охватывает историю, ручной труд, естествознание. Можно теперь произвольно расширять, сужать, изменять программы в лучшую сторону, можно и в худшую – но школа есть, и это какая-то система. Посредством школы дети втянуты в общую циркуляцию. Часы поднимают их с постели, выводят на улицу, сосредоточивают в помещениях, отданных в их полное распоряжение, – и не кое-каких, а просторных, эстетических, отвечающих требованиям гигиены. Здесь они должны получить ответы на свои вопросы. Здесь их обучают и заботятся об их здоровье и развитии. Здесь их познают, квалифицируют, сортируют, классифицируют и продумывают место будущей работы для каждого.
Школа во всеуслышание взывает о реформе, но она уже определенно есть, и это самое важное.
Программа – это важно. Эти четыре – шесть школьных часов можно лучше использовать. Лизнуть понемножку того и другого, скопить в памяти колонки иностранных слов, правил, формул, фамилий и дат, сдать экзамен – и забыть – это не общее образование, это знание малопригодно, неприменимо в жизни. Самообразование и односторонняя одаренность как что-то, что мы едва начинаем признавать, но чему мы еще не содействуем. Чтение, искусство и спорт – как дополнение, а не фундамент школы. Мизерные результаты. Нет серьезных склонностей, ярких интересов. Но не преувеличиваем ли мы влияния школы? Можно преподавать астрономию, как и этику и математику, формировать чувство красоты, а латынь сделать философией. Но для всех ли? Может быть, современный мозг – заурядное явление? Люди едва-едва доросли до газет. Печатная сплетня – не одна – и каждый раз свежая. Какие существенные качества несут в жизнь учащиеся наших исключительных, образцовых школ? Это мы можем проверить только сейчас, когда много школ и когда все дети в эти худшие или лучшие школы ходят.
Гражданское воспитание (вне зависимости от учебной программы), а значит, товарищеский суд, кооператив, кружки взаимопомощи, самоуправление – делаются первые попытки, это только еще зреет. Зачатки эти рассматриваются как подготовка к «будущей» жизни – забывается факт, что дети испытывают потребности своего, детского общества. У них есть свои хищники – наглые, агрессивные каверзники, бестактные, вульгарные, нечестные, назойливые, бандитские типы, разрушители их игр и занятий, и дети ничего не могут поделать. У учителя нет времени войти в эти «мелочи»; перегруженный программным балластом, малооплачиваемый, весь в хлопотах, он не доосознает необходимости серьезно относиться к своему юному обществу с той же серьезностью, как врач – к детской больнице.
Во второй раз обращаюсь за сравнением к медицине. Кто возьмет на себя труд исследовать зачатки педиатрии, тот убедится, что сто лет назад отношение медицины к детским заболеваниям было столь же невзыскательно.
Еще одно: школа не только учит в принудительном порядке детей, но и в принудительном порядке воспитывает родителей. Школа учит беднейшее население, что нельзя легкомысленно только плодить детей, надо заботиться о них. А зажиточных заставляет честно оценивать достоинства их детей. Избалованный, воспитанный на катехизисе эгоизма и больших аппетитов, входит этот «мой сын» или «моя дочь» в жизнь и становится одним из многих. Ты родился – согласен, но что ты стоишь? Что ты трудом завоюешь и что ты дашь? Сыночек обижен, папа, мама… а не справляется.
Только на фоне этих колоссальных заслуг можно школу критиковать и – лишь бы осторожно – реформировать. Учреждение, которое охватывает всех граждан, не может вприпрыжку бежать в неизвестное. Каждый шаг надо осмотрительно соразмерять; речь идет об исключительно важном деле.
Все постулаты, резолюции и замечания, высказанные в последнее время индивидуально или коллективно профессорами высших учебных заведений, учителями средних и начальных школ и, наконец, самой молодежью, сходятся в одном: проблема школьной реформы теснейшим образом связана с общими государственными реформами.
И это вполне понятно: школа является учреждением, которое зависит от совокупности взаимосвязанных факторов, так или иначе на нее влияющих; школа верно их отражает и рабски им подчиняется.
Нет и не может быть одних условий для жизни в целом, других – для школы…
«Задача школы – обучать, семьи – воспитывать» – вот одна из банальнейших фраз, взлелеянных двуличными сторонниками школы вне времени и пространства, школы, которая служила бы только чистой науке, без какой-либо политической окраски, иными словами – школы на луне.
Такая позиция, надо признать, очень удобна, но безусловно лжива; уже давно пора бы знать, что мозг и сердце не два отдельных ящичка, мешочка или сусека, из которых один – склад приобретенных сведений, а другой – оранжерея привитых достоинств характера. Школа и учит, и воспитывает; воспитывает в определяемом сверху направлении в зависимости от общего курса общих дел отдельных государств – которые используют школу как одно из могущественнейших орудий для проведения тех или иных политических планов.
Государство желает иметь таких-то и таких-то подданных или граждан – и работодатель вырабатывает положения; в положениях от школы требуют строго определенное направление, подбирают необходимое число чиновников, проникнутых духом соответственных приказов и запретов; в том же духе пишут школьные учебники, создают школьное законодательство и, наконец, устанавливают строгий контроль, ослабляемый или усиливаемый в зависимости от реальной или мнимой потребности, – и так до нового курса новых законов и учебников.
При наличии у государства материальных средств на цели образования вводится обязательное обучение; тогда государство, обесценив себе всеобщность влияния школы и скрупулезное выполнение обязанностей хорошо оплаченными должностными лицами, последовательнее и быстрее реализует свою цель; либо школе предоставляются также специальные нрава и привилегии – этим приманивают, вербуют безнравственных родителей для совместных действий в нужном направлении.
Сегодня ни для кого не секрет, что современная школа – учреждение насквозь капиталистическое и националистическое и что ее первейшая обязанность – воспитывать клерикальных центристов и патриотов-шовинистов.
Так, английские школы воспитывают дельных, ловких, оборотистых плантаторов-колонистов и фабрикантов, задача которых – захват все новых и новых территорий, завоевание все новых и новых рынков, эксплуатация в пользу английской державы все новых и новых племен и народов. И эти насквозь безнравственные цели успешно осуществляет правительство с помощью образцовых английских школ. Так, немецкая школа ставит своей задачей вызывать почтение к хитроумной немецкой конституции и укреплять в своих учениках веру в мощь прусских пушек и прусской цивилизации. Галицийская школа стремится взращивать (что ей не всегда удается) венских лакейчиков и карьеристов. В этом она ничуть не уступает общему направлению формировать в народных школах набожных, а следовательно, покорных овечек, а в наделенных правами высших и средних школах – гибких любителей теплых местечек, продажных и более или менее честных чиновников.
Ознакомительная версия.
