и она не создает никакого зрелища, способного привлечь толпу. Она остается зыбко-диффузной или же рискует превратиться в навязчивое увлечение одинокого маньяка, который предается ей безраздельно и ради этого все более пренебрегает отношениями с другими людьми.
Промышленная цивилизация породила новую форму ludus'a – «хобби», необязательное второстепенное занятие, избираемое и продолжаемое для удовольствия: коллекционирование, любительское занятие искусством, радости домашних поделок или изобретательства – одним словом, всевозможные виды деятельности, представляющие собой прежде всего компенсацию уродующего воздействия, которое оказывает на личность конвейерный труд, по природе своей автоматический и раздробленный на мелкие операции. Уже отмечалось, что у рабочего, который таким образом становится ремесленником, хобби часто принимает форму изготовления уменьшенных, но зато целостных моделей тех машин, в производстве которых он обречен участвовать лишь одной, все время повторяемой операцией, не требующей от него ни ума, ни умелости. Игра с очевидностью позволяет взять реванш у реальности; и это полезный, плодотворный реванш. Он отвечает одной из высших функций игрового инстинкта. Не удивительно, что техническая цивилизация способствует его развитию, пусть даже в качестве противовеса своим наиболее отталкивающим аспектам. Хобби – это образ тех ценных достоинств, которые делают возможным ее развитие.
Вообще, ludus ставит первозданному желанию резвиться и развлекаться произвольные, постоянно возобновляемые препятствия. Он придумывает множество ситуаций и структур, где получают удовлетворение одновременно и желание разрядки, и неистребимая, по-видимому, человеческая потребность в напрасном, бесполезном применении своих знаний, прилежания, ловкости, ума, не говоря уже о самообладании, умении превозмогать боль, усталость, панику или опьянение.
В этом смысле то, что я называю ludus, представляет собой такой элемент игры, чья значимость и продуктивность в культуре оказываются наиболее впечатляющими. В нем проявляется не столь резко выраженное психическое настроение, как в agôn'e, alea, mimicry или ilinx'e, но, дисциплинируя paidia, он в равной мере способствует тому, чтобы эти фундаментальные категории игры обрели свою чистоту и высшее выражение.
* * *
Однако ludus – не единственно возможная метаморфоза paidia. В Китае, например, цивилизация придумала для нее иную судьбу. Китайская культура, полная мудрости и сдержанности, не так уж восприимчива к самодовлеющей новизне. Потребность в прогрессе и предприимчивость часто кажутся ей каким-то бесплодным беспокойством. В такой ситуации буйный избыток энергии, свойственный paidia, сам собой направляется в другую сторону, более соответствующую высшим ценностям культуры. Здесь уместно будет вернуться к термину wan. По мнению некоторых, он этимологически означал «разглаживать и полировать рукой кусочек нефрита, наслаждаться его гладкостью и о чем-либо мечтать». Возможно, в силу такого своего происхождения он показывает другую возможную судьбу paidia. Изначально определяющий ее запас вольного движения в этом случае как бы перенацеливается – не на внешние достижения, не на расчетливое преодоление трудностей, а на спокойствие, терпение, бесцельные грезы. Действительно, иероглифом wan обозначаются главным образом всякие полумашинальные занятия, оставляющие ум в состоянии рассеянного блуждания: некоторые сложные игры, принадлежащие к категории ludus, а также беспечная раздумчивость и ленивая созерцательность.
Шум и суета обозначаются выражением jeou-nao, буквально «горячий беспорядок». Сочетаясь с тем же термином пао, иероглиф wan обозначает любое вольно-радостное занятие. Но он должен быть соединен именно с этим иероглифом. В сочетании же с иероглифом tchouang (притворяться) он означает «ради забавы делать вид, будто…». Как мы видим, он в точности совпадает с различными возможными проявлениями paidia, в одиночном же употреблении не может обозначать никакого отдельного рода игр. Он не применяется ни к состязаниям, ни к игре в кости, ни к сценическому исполнению роли. То есть из него исключается ряд категорий игр, названных мною институциональными.
Такие игры обозначаются более специальными терминами. Иероглиф hsi соответствует играм, связанным с переодеванием и симуляцией, – он покрывает собой театр и другие зрелищные искусства. Иероглиф choua отсылает к играм на ловкость и умелость; но его употребляют также применительно к состязаниям в шутках и насмешках, к фехтованию, к тренировкам в каком-либо трудном искусстве. Иероглиф teou означает борьбу как таковую – петушиные бои, поединок. Однако его употребляют и в отношении карточных игр. Наконец, иероглиф tou, который ни в коем случае нельзя применять к детским играм, означает азартные игры, риск, пари, ордалии. Им также называется богохульство, ибо испытывать удачу расценивается как кощунственное пари с судьбой [20].
Все это делает еще интереснее широту семантического поля самого термина wan. Прежде всего, он включает в себя детскую игру и вообще любое беспечно-легкомысленное развлечение, которое может обозначаться, например, глаголами «резвиться», «забавляться» и т. д. Его употребляют для обозначения вольных, ненормальных или же странных сексуальных действий. Одновременно он используется применительно к играм, где нужно размышлять и нельзя торопиться, – таким, как шахматы, шашки, пазл (Таі Кіао) и игра в девять колец [21]. Он включает также удовольствие оценивать вкус блюда или букет вина или же рассматривать, сладострастно вертеть в руках или даже лепить мелкие безделушки, что сближает его с западным понятием «хобби», то есть страстью к коллекционерству и мелким поделкам. Наконец, он выражает собой мягко-расслабляющее спокойствие лунного пейзажа, катание на лодке по озерной глади, длительное созерцание водопада [22].
* * *
На примере слова wan уже понятно, как судьба разных цивилизаций читается помимо прочего в их играх. Предпочтение, оказываемое этими цивилизациями agôn'y, alea, mimicry или ilinx'y, сказывается на их будущем. Точно так же в том, что запас энергии, который представляет собой paidia, направляют на изобретение нового или на пассивную мечтательность, проступает некий выбор – разумеется, неявный, но фундаментально важный и неоспоримо значимый.
Таблица 1. Классификация игр
N.B. В каждой из вертикальных колонок игры весьма приблизительно расположены в таком порядке, что элемент paidia все более сокращается, а элемент ludus'a – растет.
III. Социальное назначение игр
Игра – это не просто индивидуальное развлечение. Пожалуй даже, она бывает такой гораздо реже, чем думают. Конечно, есть множество игр, особенно игр на ловкость, в которых проявляется сугубо личная ловкость и в которые вполне возможно играть одному. Но очень скоро игры на ловкость оказываются играми на состязание в ловкости. Тому есть очевидное доказательство. Сколь бы индивидуальным ни казалось применение игровых принадлежностей – воздушного змея, волчка, йо-йо, диаболо, бильбоке или серсо, – играющему скоро надоест эта забава, если у него нет ни соперников, ни зрителей, хотя бы воображаемых. Во всех этих разнообразных упражнениях проявляется элемент соперничества, и каждый стремится поразить своих противников – возможно, невидимых или отсутствующих, – выделывая какие-то диковинные фокусы, все более повышая их трудность, устанавливая
