лишение бюрократии контроля над собственностью и за формирование рыночного социализма, основанного на самоуправлении и рыночной конкуренции, что в лучшей мере соответствует уровню развития производительных сил, – «все по Марксу» [Гайдар 1996; Чудакова 2012]. Другой фундаментальной книгой, подстегнувшей юношеский интерес к экономической науке, стала «О богатстве народов» Адама Смита, представлявшая альтернативную целостную картину мира, которую он не смог полностью интегрировать с марксизмом. В это же время Гайдар знакомится с известным учебником «Economics» Пола Самюэльсона, представлявшим сумму знаний по экономике для студентов американских университетов, отличавшимся живым и недогматическим стилем изложения и эмпирически опровергавшим отдельные положения Маркса. Существенно позже, около 1982 года, Гайдар вместе с коллегами изучает труды Я. Корнаи, вводившие «теорию дефицита», понимаемого не как частная дисфункция, а как структурное свойство социалистической плановой экономики. По воспоминаниям С. Васильева, «все, кто прочли эту книгу и поняли ее, они фактически становились членами этого расширенного кружка» [Васильев 2011]. Наконец, уже в ходе перестройки Гайдар с интересом и вниманием читает книгу Эрхарда о радикальных реформах в послевоенной Германии.
Благодаря набору фундаментальных текстов, не просто прочитанных, но жадно впитанных в юности, Гайдар оказался единственным реформатором в России, который сформировал собственную философию мировой истории. Это помогло ему обосновывать практические решения и с точностью предвидеть долгие тренды на два десятилетия вперед. В этом смысле Гайдар был скорее нетипичным экономистом и нетипичным гуманитарием. Склонность к фундаментальным историческим обобщениям и настойчивый поиск синтеза, позволяющего видеть «логику истории» в экономической политике, отчетливо видны и в его трактате «Государство и эволюция».
В самом конце 1970‐х годов амбициозные планы молодого выпускника МГУ удачно совпали с намерениями высшего руководства СССР начать подготовку экономических реформ. Постановление Совета министров № 695 в 1979 году инициировало ряд исследований по проработке концепции экономической реформы с учетом неоднозначного опыта внедрения механизмов экономического стимулирования под руководством председателя правительства СССР А. Н. Косыгина и экономических экспериментов в соцстранах. Закончив экономический факультет МГУ с красным дипломом в 1978 году и за полтора года подготовив и защитив кандидатскую диссертацию по хозрасчету, Гайдар начал карьеру в Институте системных исследований (ВНИИСИ), которым руководил зять Косыгина, Дж. Гвишиани. На базе его института велась большая экспертная работа в формате семинаров и закрытых докладов Совету министров и ЦК, оказавшая влияние на интеллектуальную эволюцию Гайдара. Его экспертная репутация формировалась именно в ходе этого процесса, начавшегося задолго до перестройки. В живом и динамичном кругу обсуждений Гайдар постепенно оказался неформальным лидером группы молодых экономистов, включавших постоянных участников московского семинара, а также – с 1982 года – ленинградских экономистов из семинара А. Чубайса. Эта научная среда предполагала полемику и уважение к качеству аргументов без соотнесения с авторитетом и властью говорившего [604].
Содержательно речь шла о критическом усвоении опыта экономических реформ и экономической теории социалистических и позже западных стран. Одновременно велось интенсивное обсуждение особенностей советской экономической практики, что привело в итоге к появлению оригинальной теории «административного рынка», активно разрабатывавшейся В. Найшулем и позже С. Кордонским [605]. Наиболее значимыми вехами в дальнейшей интеграции и эволюции этой платформы стали доклады ВНИИСИ, подготовленные для Политбюро экспертами под руководством С. Шаталина (см., например: [Ананьин, Гайдар 1986; Шаталин, Гайдар 1986]), и последующие выездные семинары в пансионате «Змеиная горка» под Ленинградом [606]. Члены группы предполагали, что контролируемое введение рыночных механизмов в социалистическую экономику при соблюдении финансовой дисциплины приведет к мягкой политической эволюции режима [Гайдар 1996; Васильев 2011].
В начале перестройки по приглашению Отто Лациса Гайдар переходит из ВНИИСИ в редакцию журнала «Коммунист», где получает полный доступ к данным о бюджете и официальную трибуну для ежегодных критических обзоров по экономической политике СССР. Участвуя в подготовке решений по текущей макроэкономической политике и сохраняя контакт с группой соратников, эксперт становится ближе к центру принятия решений и предотвращает запуск масштабных, но необоснованных проектов в электроэнергетике (соглашение с Chevron по Тенгизскому месторождению и др.), однако не может воздействовать на стратегию перестройки, которая представляется ему ошибочной [607]. С 1985-го по 1988 год Гайдар в ряде статей безуспешно предупреждает об опасностях нарастающего дефицита во внешней торговле и бюджетного дефицита, которые порождают инфляционное давление [Ананьин, Гайдар 1986; Гайдар 1988] [608]. Начиная с 1989 года ситуация в советской экономике стремительно деградировала в связи с предшествующей частичной либерализацией деятельности предприятий и резким ослаблением авторитета центральной власти и органов хозяйственного контроля, включая КГБ и милицию [609]. Гайдар был одним из наиболее активных экспертов, предупреждавших Совет министров и ЦК об опасности больших инвестиций и либерализации деятельности госпредприятий без введения финансовой ответственности (заменявшей рыночную угрозу банкротства). Эта осторожная реформаторская позиция и связанный с ней монетаризм Гайдара генетически восходят не к «Вашингтонскому консенсусу» (1989), а к более раннему критическому анализу последствий экономической либерализации в Югославии, Венгрии, Чехии и позднее в Польше [610]. Публичная и экспертная позиция Гайдара в ходе перестройки – это позиция консервативного реформатора, понимающего необходимость реформ и предупреждающего об опасности безответственной либерализации и снижения бюджетной дисциплины, ведущих к инфляции и параличу экономики в случае гиперинфляции [Гайдар 1996: 121].
Критическая оценка текущей экономической политики, регулярно доводившаяся Гайдаром лично до М. Горбачева и других руководителей [Гайдар 1996], «встречала понимание», но не обеспечивала политической поддержки в противостоянии с лоббистами, заинтересованными в ослаблении контроля над предприятиями и в увеличении бюджета. Критические статьи эксперта в «Коммунисте» и «Правде» были выдержаны в жанре взвешенных технократических предупреждений и тоже не были услышаны руководством. В 1990‐м возможности сдерживания инфляции и постепенного введения элементов рыночной экономики в сочетании с усилением финансовой ответственности руководителей предприятий под контролем КПСС были упущены [611]. В конце 1990 года по предложению А. Г. Аганбегяна, возглавлявшего Академию народного хозяйства при Совете министров СССР, Гайдар возвращается к академической деятельности в качестве руководителя Института экономической политики, нацеленного на мониторинг и моделирование экономики.
Таким образом, эволюция будущего реформатора может быть осмыслена как постепенное осознание ограниченности возможностей эксперта, ставшего интеллектуальным лидером в группе молодых экономистов, воздействовать на действия высшего руководства и на поиск наиболее эффективных форм участия в принятии стратегических решений. В этом смысле логичной ступенью для честолюбивого экономиста, хорошо понимающего ошибки действующей власти, стало принятие роли руководителя процесса реформ в момент, когда такая возможность представилась. Осенью 1991 года, после неудачной попытки ГКЧП остановить распад власти и взять ситуацию под силовой контроль, при активном посредническом содействии Г. Бурбулиса Гайдар входит в новое российское правительство неизбежных реформ. Хорошо понимая глубину кризиса и принимая будущую непопулярность своего правительства, которое, не имея реального управленческого опыта, должно было принимать чрезвычайно жесткие меры, тридцатисемилетний экономист берет на себя роль лидера команды молодых реформаторов под политическую ответственность Ельцина, находившегося на пике популярности. Контекст, в котором им пришлось действовать, резко отличался от ситуации, в которой
