Ознакомительная версия.
Усилившись экономически, став крупнейшим землепользователем, церковь начала претендовать на принятие самостоятельных и независимых решений. Светская власть, в силу своей слабости, напротив, вынуждена была строить свои отношения с церковью на основе компромиссов. Отсюда можно сделать вывод, что в это время церковь не была послушной и беспрекословно следовавшей политике государства.
В период феодальной раздробленности Руси церковь достаточно спокойно переживает притязание княжеской власти и, помня византийскую традицию, усиленно участвует в процессе образования государства,[273] помогает развитию основных государственных институтов.[274]
Пришедшая на Русь православная церковь имела свои канонические законы, во многом не согласовывавшиеся с обычаями русских. Кроме того, из Византии прибыло множество образованных и влиятельных духовных и светских людей, которые привыкли к своему праву и не желали подчиниться ни в личных, ни в имущественных вопросах праву русскому. Тем более что обычное русское право во многом противоречило учению христианской морали и канонам церковного права (многоженство, способы и условия совершения брака, отпущение жены, наложничество и др.). Итак, христианство потребовало настоящего переворота во всех сферах правовой жизни Древней Руси.
Действительно, с самого начала русской государственности каноническое право стало основой права светского. Известно, например, что «Русская Правда» вышла из-под пера церковного законоведа; ее составитель, не заимствуя дословно тексты памятников церковного и византийского права, все же руководствовался этими документами. О том, что она родилась в сфере церковной юрисдикции, свидетельствует то, что «Русская Правда» как светский нормативный акт имела в качестве источников древнюю русскую Кормчую,[275] извлечение из законов Моисеевых, эклогу (свод, составленный при иконоборческих императорах-соправителях первой половины VIII в., содержащий преимущественно постановления семейного и гражданского права), закон Судный людем – «Судебник» царя Константина, содержащий статьи о наказаниях[276] и церковные уставы первых христианских князей Владимира и Ярослава.[277]
То же можно сказать и о постановлениях Стоглавого церковно-государственного собора (1551), которые имеют двоякое значение. В частности, в них содержится много определений, прямо касающихся светской юрисдикции: семейного, гражданского, уголовного и, наконец, государственного права.[278]
Действия церковной власти были проникнуты духом соборности.[279] Соборы малые и большие происходили часто, на них обсуждались вопросы церковной жизни и важнейшие дела церкви, начиная с выборов высших иерархов (да и государства, поскольку часто было очень трудно прочертить границу между ними). При этом значение соборов как церковной власти было очень существенным, что видно из происходящих время от времени столкновений иерархии и государства.[280] Таким образом, Соборы представляли вполне реально высшую церковную власть, и государственная власть, признавая это, сама обращалась к ним в случае различных недоразумений. Наконец, именно духовные Соборы дали форму и имя будущим Земским соборам.
С принятием христианства духовенство в той или иной форме участвует в работе органов власти и управления Российского государства. Более того, успехи российской государственности находились в тесной связи с успехами христианства.
Начнем с того, что в работе веча наравне со всеми участвовали и духовные лица; часто, как, например, на киевском вече 1147 г., работой этого органа руководил митрополит или другое духовное лицо.[281] Более того, в Новгороде существовала традиция вечевого избрания владыки. В выборах, помимо народа, принимали участие князь, духовенство и мирские чиновники, состоящие на службе при особе владыки.[282]
Важным обстоятельством участия в государственной деятельности было утверждение и религиозное освящение княжеской, а позже и царской власти. Религиозные обряды совершались при вступлении нового князя на престол уже с древних времен. В начале XIV в. в обряде посажения на стол участвует митрополит; в 1319 г. «прииде благоверный князь Михайло (Ярославич Тверской) в Русь (из Орды) и посажен бысть на столе великого княжения в Володимери… митрополитом Киевским и всея Руси Максимом»; посажение совершалось тогда в церкви (сначала во Владимире, потом в Москве, в Успенском соборе).[283]
Достаточно часто высшее духовенство призывалось в Боярскую думу.[284] Боярская дума в чрезвычайных, но, впрочем, очень частых случаях усиливалась новыми членами и превращалась в Земский собор. Соборы возникли в форме усиленного состава Думы уже во времена объединения Руси, но особенно торжественную и правильную форму выражения мнения всей земли им придал Иоанн Грозный.
Наконец, согласно традиции, в случаях междуцарствия царская власть представляется на Земском соборе лицом, заменяющим государя (патриархом[285] или Думой). Поэтому патриархи или лица, их замещающие, имели право созывать Земский собор[286] и вести его заседания.
Видимо, уместно говорить также и о косвенном участии церкви в решении государственных дел. Речь, конечно, идет о советах, личном влиянии пастыря, например духовника, исповедях, демонстрации солидарности и единства и т. п.[287]
С середины XV и в начале XVI в. государство постепенно берет перевес над церковью. Это связано с тем, что границы влияния русской православной церкви (со времени отделения Киевской митрополии) совпадали с границами государства, и поэтому все высшие чины церкви стали подданными великого князя и царя.[288] Связь церкви и государства усилилась и стала еще тесней со времени, когда русские митрополиты посвящались уже не в Царьграде, а в Москве.
В Древней Руси с введением христианства постепенно утверждается мнение о верховенстве духовной власти. Византийские патриархи в настольных грамотах новопоставленных митрополитов писали, что великие князья, равно как и другие русские князья и сановники, должны воздавать им честь, показывать духовную любовь и послушание с благоговением.[289] Позиция эта укрепилась с введением в 1589 г. патриаршества, когда значение церкви начало уравновешиваться со значением государства.[290]Важно подчеркнуть, что отношения царя с митрополитами и патриархами были непосредственными, и взаимовлияние часто зависело от личных качеств, амбиций и целей сторон. Голос церкви и ее иерархии, по образному выражению Л. Тихомирова, был слышен как во дворце, так и во время царского совещания с боярами и Земскими соборами.[291] Во всяком случае, высшее духовенство принимало непосредственное участие в обсуждении и решении наиболее острых политических вопросов государства.[292]
Некоторые патриархи, стремясь к независимости, считают себя даже равными во власти с царями и титулуются «Великими государями» (Филарет при Михаиле Федоровиче, Никон при Алексее Михайловиче)[293]; в таких случаях обнаруживается обратное влияние церкви на государственные дела.
Попытка утверждения идеи о главенстве церкви над государством была предпринята Никоном на церковном Соборе 1666 г.[294]Успеха она не имела, Собор подтвердил, что царь имеет право управлять всеми своими подданными, включая духовенство, которые, вплоть до патриарха, должны подчиняться ему во всех вопросах, включая догматические.[295] С падением Никона равновесие восстанавливается.
Многие иерархи считали, что основой верховенства церкви, кроме морального авторитета, является еще и ее хозяйственно-общественная организация. Православная церковь постепенно становится крупнейшей хозяйственной организацией. У духовенства большая часть времени и помыслов уходила на заботу, поддержание и охрану своего имущества. По некоторым оценкам, в XVI в. в собственности церкви находилось до трети всей земли. Правда, о собственности в строго юридическом смысле говорить не приходится. Государство (князья и цари), по существу, передавали ее по праву условного владения, которое нужно было постоянно подтверждать. Таким образом, церковная земля была специализированным видом казенной собственности.[296] Именно поэтому церковь не имела особого желания ссориться с государством и царями.[297]
В конце XV в. на почве хозяйственной деятельности в глубине самой церкви появилось новое движение нестяжателей, деятельность которых разбила церковь на две партии, различно смотревшие на политическую функцию церкви в обществе. Одни говорили, что русское духовенство настолько поглощено мирским богатством, что, забыв о духовном росте, ласкается всячески к властям и угождает им, чтобы сохранить свое и приобрести еще большее; только нищая церковь, не погрязшая в суете мирской, способна не склонить головы перед государством, а послужить совестью народной. Консервативная же партия любостяжателей, которую возглавлял настоятель Волоколамского монастыря Иосиф, стояла за тесное сотрудничество с монархией, мотивируя свою позицию стремлением сохранить в государстве истинно христианский дух. Философия этой партии приводила церковь к роли сотрудницы государства.
Ознакомительная версия.
