Ознакомительная версия.
71
Там же. С. 150.
Здесь необходимо сказать, что православные законоположения не ограничивались одним духовенством и духовными делами. Церковное право подчиняло себе многие житейские стороны и могло судить преступления против обязанностей семейного быта, разрешать споры о наследстве и т. д. Важно отметить, что священники решали спорные вопросы одинаково, так как делали они это на основе греческих церковных законоположений.
См.: Христианство. Энциклопедический словарь. М., 1993. Т. 1. С. 828.
См.: Костомаров Н. И. Мысли о федеративном начале Древней Руси. С. 38.
Христианское миропонимание трактует Бога в качестве единственного источника власти. Люди сами по себе не являются источниками власти, как бы много их ни было и в каком бы взаимном согласии они ни находились. Народовластие, «народное представительство», с точки зрения христианства, – абсурд. Народ не может никому поручить свою «власть», ибо у него этой власти просто нет (см.: Митрополит Иоанн. Самодержавие Духа. Очерки русского самосознания. Саратов. 1995. С. 82).
См.: Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси. С. 139–141.
В соответствии с христианской традицией считается, что в Византийской империи был впервые сформулирован и осуществлен идеальный порядок взаимодействия церковной и гражданской властей, именуемый Симфонией.
Митрополит Московский Макарий. История Русской церкви. СПб., 1886. Кн. 2. С. 480–481.
Митрополит Иоанн. Русь соборная. Очерки христианской государственности. СПб., 1995. С. 22.
Напомню, что на Западе превосходство духовной власти над властью светской было установлено при папе Григории Великом (590–604 гг.).
См.: Соловьев С. М. Соч. Т. 2. С. 528.
См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 5. С. 203–230.
См.: Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси. С. 131–239.
Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык// Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. М., 1995. С. 211.
Можно анализировать возвышение Москвы с разных позиций, однако необходимо вспомнить и то, что звание старейшего великого князя со времен хана Узбека не только утвердилось за московскими князями, но постоянно передавалось, после ханского утверждения, от отца к сыну (см.: Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси. С. 192).
Сохранение аристократического элемента и усиление его до состояния основы политической жизни на западе Руси произошло под влиянием Польши (см.: Вернадский Г. В. Монголы и Русь. С. 342).
См.: Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992.
На Западе же существовали свободные города, таковыми были и экономические связи бюргерства с деревней. Свободными города становились после успешной борьбы с синьорами в результате «коммунальных революций». Завоеванные ими свободы фиксировались в «хартиях вольностей», которые в дальнейшем расширялись: власть стала переходить в руки выборных городских советов. Наконец, город делал свободным любого, кто прожил в нем год и один день, занимаясь ремеслом. Зарождавшееся буржуазное общество вырастало во многом благодаря этим правам, привилегиям и свободам (см.: Юрганов А. Л. У истоков деспотизма// История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX–XX вв. М., 1991. С. 44).
Как известно, монголы не практиковали оккупацию, они устанавливали унизительную вассальную зависимость покоренных ими правителей. Для упорядочения сбора налогов и набора людей в ордынскую армию монголы практиковали так называемое «число», т. е. перепись населения. Характерно, что именно эти действия вызывали всеобщее недовольство и даже сопротивление народа, которое Александру Невскому неоднократно приходилось подавлять, однако «число» все же проводилось. Затем, поверив верности русских князей, монголы доверили сбор налогов самим Рюриковичам (см.: Гринберг Ф. Рюриковичи, или Семисотлетие «вечных» вопросов. М., 1997. С. 228–229).
Например, Иван I Калита провел значительную часть своего правления в Сарае или в пути туда и обратно, а отнюдь не в Москве, что может свидетельствовать как о его тесных связях с ханами, так и о размахе его политических интриг. Московский стол стал посредником между татарами и завоеванной ими Русью (см.: Насонов А. Н. Монголы и Русь. М., 1940. С. 110).
Более того, республиканизм Новгорода и Пскова и их западную ориентацию многие русские князья, начиная, пожалуй, с Александра Невского и его потомков, воспринимали как изменническую (см.: Гринберг Ф. Рюриковичи, или Семисотлетие «вечных» вопросов. С. 245).
См.: Рашид ад-Дин. История монголов. СПб., 1858.
См.: Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. С. 23.
Думаю, будет справедливым утверждение, что первым царем Руси был монгольский хан.
См.: Гринберг Ф. Рюриковичи. М., 1997. С. 283.
Национальный характер княжеская власть приобретает только с усилением Москвы.
См.: Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994. С. 29, 73,?5.
См.: Ключевский В. О. Соч. Т. 6. С. 100–103.
См.: Гринберг Ф. Рюриковичи… С. 107–108.
Рюриковичи, невзирая на все свои распри и конфликты, кажется, все же ощущали себя единым, избранным родом, имеющим своеобразный «кодекс чести». Несмотря на «родовое право», все они были своеобразными демократами, т. е. в определенном смысле все потомки Рюрика были равны между собой, а отличие «великий князь» было чем-то вроде почетного звания, право на которое относительно легко захватывалось и так же легко утрачивалось. По-видимому, причина была проста: звание «великий князь» не несло с собой большей власти (см.: Там же. С. 109–110).
См.: Юрганов А. Л. У истоков деспотизма. С. 38.
Первые Рюриковичи, как и все норманны, – люди дружины, люди корпоративного воинского союза, объединения; завоевание – их работа. Правителя окружают не родичи, а приближенные богатыри – дружина (см.: Гринберг Ф. Рюриковичи… С. 45–46).
См.: Соловьев С. М. Соч. Т. 2. С. 535.
Там же. С. 536.
Там же. С. 8–9.
Кроме того, многие историки пишут – и с этим трудно не согласиться – о том, что Рюриковичи через своих доверенных лиц духовного сословия контролировали летописание. Видимо, существовала не только цензура, но и практика заказов описания событий в определенном историческом ключе. Летописи становились ценными книгами, достоянием семьи, и передавались по наследству, чтобы в будущем с помощью той или иной записи можно было обосновать право или определенные притязания (см.: Гринберг Ф. Рюриковичи… С. 159–160.
См.: Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по истории Древней Руси. М., 1993. С. 91.
Это единство пало по смерти Александра Ярославича, но московские князья, на фундаменте все того же семейного владения, создали здание новой государственности, осуществили на иных началах завет единения всей земли, унаследованной от киевского старейшинства и попыток Юрьевичей подвести под него земское основание (см.: Там же. С. 132).
См.: Соловьев С. М. Соч. Т. 2. С. 146.
Кроме того, Дмитрий, обосновывая свои притязания, ссылался и на золотой пояс, то есть материальную реалию власти. Отдавая свою дочь Евдокию замуж за Дмитрия, суздальский князь Дмитрий Константинович передал его в качестве приданого Дмитрию Донскому. Золотой пояс символизировал право на Великое княжение Владимирское, и когда-то его ношение означало еще право на Великий стол киевский.
После чего продолжающаяся относительная независимость удельных князей от центральной власти вызывала постоянную подозрительность правительства, которое очень внимательно следило за всеми попытками князей проявить самостоятельность.
Надо сказать, что ранее ни у кого сомнений в этом не было и русские постоянно именовали татарских ханов царями.
Ознакомительная версия.
