девушка в мини-юбке. – Я пока подержу ваши книги!
– Отлично! – я прочитала вслух: «Поскольку это слово греческого происхождения, а не латинского, то классическое множественное число – octopodes [oktopodeez], а не octopi».
Знаток латыни шумно вздохнул.
– Теперь я буду говорить: «Видите этих oktopodeez в аквариуме?» – объявила девушка в серой кепке.
Я продолжила читать: «Но стандартное множественное число, которое преобладает в печатных источниках с начала ХХ века как в американском английском, так и в британском – это octopuses. Тем не менее некоторые авторы ошибочно используют латинское множественное число», – я подняла глаза и добавила, – то есть octopi.
– А еще panini – это множественное число, – сказал мальчик с краю группы. – А единственное – panino.
– Правда? – спросил кто-то.
– Да, two panini but one panino, – ответил бутербродный счетовод.
В некотором роде это правда. Panini, как и spaghetti, в итальянском языке это множественное число, но в английском языке оно в конечном итоге сдается на милость наших способов образования единственного числа. Многие люди используют panini в единственном числе, а во множественном говорят paninis. Это происходит естественным образом по мере смешения и развития языков.
– Вот видите, ребята, чем больше вы знаете, – подытожила я, – тем скорее у вас взорвется мозг при редактировании текста.
Мальчик хихикнул. Что касается меня, то учебные программы нравятся мне больше, чем осьминоги.
ТЕСТ
Когда следует исправлять множественное число у случайных незнакомцев?
Ответ: Когда участвуете в реалити-шоу по грамматике с призом в десять тысяч долларов. Или никогда, особенно если вы ошибаетесь.
– Ты знаешь, что в твоей речи есть нечто, чего почти не услышишь в Нью-Йорке? – спросила я высокого бородатого парня чуть за 20 по имени Джерри из Литл-Рока.
– И что же это? – заинтересовался Джерри.
– Ты говоришь: Yes, ma’am, – ответила я.
– Правда что ли? – удивился он. – В Нью-Йорке не говорят: Yes, ma’am; No, sir; Yes, sir?
– Время от времени кто-нибудь может сказать «Да, мэм», – ответила я, – но здесь это просто формальность. Ты обратился бы ко мне так же, если бы мне было 18, или сказал бы иначе?
– Я говорю это кому-то, когда признаю, что его опыт и статус выше моего, – сказал Джерри.
– Я как раз собиралась это сказать! – вставила его подруга, сияющая рыжеволосая девушка по имени Джулия. – Мы одного возраста, но ко всем, кто старше меня, я обязательно обращусь ma’am или sir.
В Нью-Йорке отсутствие подобного обращения не воспринимается как грубость. Скорее, наоборот:
– Женщин иногда беспокоит обращение ma’am, потому что намекает на их возраст, – сообщила я.
Парень вздохнул и улыбнулся.
– Но мне это нравится, – продолжила я. – Думаю, это очаровательно. И я заметила, что миновав определенную широту, мы стали слышать это чаще.
Джулия рассмеялась.
– Вы добрались до южных штатов? – спросила она.
Я кивнула.
– Так что теперь я ma’am, – ответила я. – Мне это нравится.
– Обычно я так обращаюсь исходя из авторитета, а не из возраста, – уточнила Джулия.
– А я из-за возраста, – сказал Джерри.
Мы поболтали еще немного.
– Приятно было с вами пообщаться, – сказала я на прощание.
– Да, мэм, – ответила Джулия.
– Ты очень любезен, – сказала я Джеку, высокому парню в бейсболке козырьком назад, – одному из моих новых шумных друзей в Декейтере, штат Алабама. – Кроме того случая, когда съел мое яблоко.
Во время затянувшегося разговора о грамматике они с Джейсоном решили перекусить яблоком, которое я положила на Грамматический стол.
– Извините, – сказал Джек.
– Теперь я останусь голодной, – ответила я.
– Ну там осталась пара кусочков, – возразил Джек.
– Да уж, здорово, – сказала я. – А можешь ответить, в каких случаях ты говоришь Yes, ma’am? Ты сказал бы мне это, если бы мне было 20, или это потому, что я старше?
– Я сказал бы это из уважения, потому что вы старше меня, но если бы вы были моложе, то все равно сказал бы, – ответил Джек.
– Все равно? – спросила я, сбитая с толку.
– На самом деле, вам пришлось бы поправить меня, если вы хотите, чтобы я этого не делал, – сообщил Джек. – Просто во мне укоренилось уважение к старшим, потому что, без обид, мэм, но вы живете на этой Земле дольше меня, знаете больше и разбираетесь во всем лучше, чем я. У вас был свой опыт…
– Да, – согласилась я.
– А у меня свой, – добавил Джек.
В этот момент вернулся Джейсон, который отошел в туалет соседнего ресторана. Он вставил в разговор несколько слов, которые редактор вежливо попросил меня вырезать из этой книги, в ответ на что Джек попросил его заткнуться.
Затем Джейсон обратился ко мне:
– Думаю, что мы, южане, более вежливы, – заключил он. – В какой-то степени. Просто вы немного заводите нас, мы любим потасовки. Мы будем драться из-за вас. Однако мы сильно отклонились от темы…
Он наклонился к Грамматическому столу:
– Давайте лучше вы расскажите что-нибудь об английском.
В конце декабря в центре Литл-Рока, штат Арканзас, две старшеклассницы из Little Rock Central High School остановились поболтать. Их школа играла важную роль в движении за гражданские права, так как стала местом принудительной десегрегации в 1957 году после решения Верховного суда США Brown vs. Board of Education [80]. Они перешли в десятый класс и ожидали начала занятий в школе.
– Вам не кажется, что я говорю как деревенщина? – спросила рыжеволосая Лили.
– По-моему, ты не похожа на деревенщину, – ответила я. – Ты говоришь, как уроженка южных штатов, а это совсем другое дело. Когда вы говорите country, что это значит для вас?
– Сountry, – сказала Лили, – это деревенский акцент. Иногда мне говорят, что он у меня есть, а иногда говорят, что его нет.
– По-моему, это просто южный говор, – сказал я. – Для меня он звучит тепло и дружелюбно. Нью-Йоркский акцент, который вы слышите в телешоу, немного грубее, что-то вроде: «Убирайся с дороги, чтобы я могла зайти в вагон метро», или что-то в этом духе.
– Вы и правда так говорите? – спросила вторая девушка Хейзел с повязкой на голове, похожей на ту, что я носила в 1970-х годах.
– Не думаю, – ответила я [81].
– Но так вообще кто-то делает? – спросила Хейзел.
– Там много людей и мало места, так что вполне возможно и такое, – я изобразила толчок локтем. – Но большинство людей дружелюбны. Просто иначе проявляют это. Вам стоит как-нибудь навестить нас!
– Когда я жил в Колорадо, – сказал мужчина по имени Кен на улицах Старквилла, штат Миссисипи, – люди высмеивали мой акцент.
– Мне нравится ваш акцент, – ответила я. – Думаю, он звучит потрясающе.
– Сам я его даже не замечаю, – сказал Кен.
– Как вы думаете, а у меня есть акцент? – спросила я.
– Мне кажется, что вам его не хватает, – сказал Кен. – Хотя какой в нем смысл? И, честно говоря, если бы я побольше с вами пообщался, то заговорил бы так же. Ничего не могу с этим поделать. Я перенимаю произношение у окружающих. Если бы я проработал один день на ферме, то к пяти часам пополудни уже говорил бы как фермер.
– Просто некоторые люди более восприимчивы, чем другие, – сказала я.
– Не знаю, как это получается, – развел руками Кен.
– Может быть, это признак дружелюбия, – предположила я. – Как способ вызвать симпатию.
– Может быть, – сказал Кен. – Да, хочется вписаться в компанию.
– Забавно, акцент в этом регионе кажется мне гостеприимным.
– Тут все сложно, – сказал Кен. – В южном диалекте мы пытаемся говорить как можно проще, без всяких заморочек. Но в итоге это создает новые сложности. Как будто так уж трудно произнести слово правильно? Зачем сокращать этот путь?
– Однако я слышу, что вы растягиваете некоторые гласные, – заметила я. – Как насчет can?
– Cayan, – сказал Кен.
– Вот
