0,08.
Приведенный пример показывает, как теоретическое представление системы словоизменения в виде симметричных парадигм отражает объективно существующие признаки языка. С другой стороны, он показателен в том отношении, что делает наглядным поиск реально существующих и возможных объектов и признаков языка. Так, для прилагательных нулевой парадигмы в украинском языке типа беж, бордо, електрúк, кльош словоизменение является возможным, но не реализованным в языке. Однако первые два слова реализуют эту возможность, преобразуясь словообразовательно, то есть приобретая суффикс -ов (-ев): бежевый, бордовый. Для других прилагательных с нулевой парадигмой в современном языке словоизменение продолжает оставаться потенциальным. Они могут приобрести его под влиянием полных симметричных парадигм языка, под действием законов усвоения и преобразования заимствованных слов.
Изучение фонологических систем с точки зрения наличия в них реализованных, заполненных и пустых клеток по сравнению с другими языковыми уровнями имеет более давнюю историю. Если в области словоизменения, словообразования, семантики вопрос о действительном и возможном в системе только ставится, в фонологии он получил детальное освещение и в диахроническом и в синхроническом аспектах. Одной из причин этого может быть различная степень сложности систем. Фонологическая система обладает наименьшим количеством элементов, и все они не являются двусторонними знаками языка. Словоизменительная, словообразовательная и лексическая системы имеют несравненно большее количество элементов, инвентарь их даже для таких изученных языков, как русский и украинский, еще не составлен. Элементы этих систем валяются двусторонними единицами, им присущи более сложные отношения в системе. Для систем двусторонних единиц (словоизменительных, словообразовательных морфем, лексем) остается актуальным вопрос об установлении парадигм, в пределах которых, как мы пытались показать, и решается вопрос о возможном и реализованном. Поле действия каждой последующей парадигмы, то есть расположенной по уровням языка в порядке усложнения (словоизменения, словообразования, лексики), шире, чем у предыдущей, следовательно, усложняется процесс восстановления пустых клеток. Сегодня нельзя назвать работы по словообразованию или лексике, где бы так убедительно было показано соотношение возможного и действительного в системе, как это сделано в упоминавшейся книге А. Мартине. Учет соотношения заполненных и пустых клеток в фонологических системах языков мира в историческом плане позволил А. Мартине сформулировать основную тенденцию развития систем и, главное, условия этого развития, когда коммуникативная функция языка как средства общения требует максимального количества наиболее отличающихся друг от друга единиц и приходит в столкновение с тенденцией экономии усилий, свойственной всем говорящим, то есть со стремлением использовать минимальное число единиц языка, наименее отличающихся между собой.
Поиск реализованного и возможного в словообразовательной системе языка с помощью модели отражен в данной монографии. Отметим лишь, что и в этой области применение модели позволяет достаточно строго интерпретировать возможное и действительное, ведь речь идет об истолковании исчисленных конструктивных объектов и об их аналогах в естественном языке.
Существует и иной подход к раскрытию возможного и действительного в языке при сопоставлении языка – речи, когда термин «язык» является синонимом термина «система», «потенция», а «речь» ассоциируется с текстом, реализацией этой потенции. При таком сопоставлении языковые потенции (системные возможности) обнаруживаются, реализуются в речи, и их можно измерять с точки зрения употребительности, частотности. Язык и речь образуют единство, которое расчленяется для более глубокого познания его.
«Отношение явлений языка и явлений речи не есть отношение готовых, сложившихся, отработанных явлений и явлений складывающихся, становящихся в момент речевой коммуникации… Это отношение есть отношение всей суммы тенденций и потенций, свойственных всем грамматическим явлениям всех видов, ко всей сумме реализаций этих тенденций и потенций в речевой коммуникации» [5, 34].
В таком аспекте ставил вопрос о соотношении потенциального и действительного в языке В. Матезиус еще в 1911 г. [13]. Он настаивал на учете статического колебания языка у индивидуумов, образующих языковой коллектив, показал эти колебания на обширном фонетическом, акцентологическом, морфологическом материале и предлагал пути поиска ответов на вопрос, как долго потенциальное явление можно рассматривать еще в качестве того же самого явления α с небольшим лишь сдвигом потенциальности и с какого времени приходится уже говорить о новом явлении β, которое развилось из явления α [13, 69].
В современной лингвистике существует тезис о том, что язык и речь соотносятся друг со другом, но не совпадают. Поиск отличительных черт каждого из членов этого противопоставления часто приводит к противоречивым аргументам. Например, одним из доказательств отличия языка и речи может быть различное расположение соответствующих форм в них: в языке оно парадигматическое, а затем внутри парадигмы синтагматическое, в речи – синтагматическое [5, 34]. Однако некоторые ученые считают, что язык представлен в единстве парадигматики и синтагматики, а к речи относится только реализация элементов парадигматики и синтагматики [12, 122]. Отличительным свойством языка по сравнению с речью может быть отличие тенденций и потенций языка от их реализации в речи.
«В конкретных условиях речевой коммуникации грамматические формы могут вступить в такие сочетания, получить такие оттенки значений и брать на себя такие функции, которые так или иначе, будучи намечены еще в тенденциях и потенциях этих форм, все же представляют собой в той или иной мере расширение и обогащение, вообще изменение прежних видов реализации этих тенденций и потенций, тем самым создавая почву для изменения грамматических форм в языке» [5, 34].
Своеобразны отношения языка и речи как целого и части. В речи язык присутствует не как система со всеми свойствами ее структуры и богатством содержания, а фрагментами, отдельными элементами, отобранными в соответствии с целями сообщения. Только с известным допущением можно утверждать, что система языка содержится в речи. Именно из речи ее извлекает каждый, кто учит язык в процессе общения. Из речи выводит систему языка исследователь, описывающий данный язык [7, 96]. Структура и система языка, которые не поддаются непосредственному восприятию как определенные целостности при наблюдении реальных речевых актов, объективно существуют в языковой действительности. Они обнаруживаются в бесконечно повторяющихся компонентах языка и в относительно устойчивых закономерностях взаимодействия их формальных и семантических свойств при образовании речевых актов [14, 53]. Итак, уточнение соотношения языка и речи по признакам расположения в них соответствующих форм, разницы между тенденциями, потенциями языка и их реализацией в речи, существования системы и структуры в языке и их обнаружения в речи приводит к более точному определению языковой действительности, которая
«понимается как совокупность наблюдаемых текстов и как воплощение языковой системы» [24, 40].
Более четким и аргументированным стало сопоставление в языке наблюдаемых и ненаблюдаемых (конструктивных) объектов. Одновременно с выработкой четкого понимания языковой действительности и возможности были отвергнуты некоторые неправильные и неприемлемые для советского языкознания взгляды на язык, абсолютизирующие в
