фигуры: мою, Бутлера, комиссара и Гардена. Все они были убедительны, как японский гротеск. Я выразил уверенность, что эти мастерство и легкость оставили более значительный след в ее жизни.
Грин Александр, Бегущая по волнам, 1928
Пардон-пардон. Обокрали в дороге. Свистнули в Ростове второй чемодан. Прямо гротеск! Я думаю, вы не будете в претензии? Между дворянами на это нечего смотреть.
Булгаков М. А., Зойкина квартира, 1925
«В нем есть нечто от Босха, от гротеска», – нашел Самгин, внимательно слушая тревожный звон слов.
Горький Максим, Жизнь Клима Самгина, 1936
И не удивительно: само время, политику правительства, положение интеллигенции тогда легко можно было называть «гротескной», а культуру – «культурой гротеска».
Но само слово пришло в русский язык из европейских: французского grotesgue, немецкого Grotesk, итальянского grotesca.
Так стали называть древнеримские фрески, которые были найдены в XV веке в «гротах» (grotte) – в подвалах Золотого дома Нерона (I век н. э.). Рисунки были причудливыми и фантастическими, они сразу понравились как художникам эпохи Возрождения, так и их заказчикам. Рафаэль использовал их как образец для украшения лож Ватикана, а его ученики – для росписи потолков и стен дворцов.
Если помнить об этом, то будет легко найти проверочное слово: «грОт» – «грОтеск».
А что же с «гиппопотамом»? Почему мы пишем в этом слове две буквы «П»?
Потому, что оно значит в переводе с греческого «речная лошадь»: ιππος («гиппо») – лошадь, πόταμος («потамос») – река. Кстати, ударение в греческом слове стоит на третьем слоге ιπποπόταμος, так что с его помощью можно проверить гласную в этом слоге.
А как отличить бегемота от гиппопотама? С точки зрения биологии – это одно и то же животное. А вот называют его по-разному: «бегемотом» – чаще всего в России (слово из иврита, о нем мы поговорим в статье о «левиафане»), «гиппопотамом» в Европе и Америке. Однако это правило, разумеется, не абсолютно. Можете называть это животное так, как вам больше всего понравится. Главное – с безопасного расстояния. Так как бегемоты только выглядят этакими милыми увальнями, а на самом деле они очень агрессивны и не терпят посторонних на своей территории.
ДЕДУКЦИЯ – в детективах и в жизни
«Четырнадцатого марта – мне хорошо запомнилась эта дата – я встал раньше обычного и застал Шерлока Холмса за завтраком. Наша хозяйка так привыкла к тому, что я поздно встаю, что еще не успела поставить мне прибор и сварить на мою долю кофе. Обидевшись на все человечество, я позвонил и довольно вызывающим тоном сообщил, что я жду завтрака. Схватив со стола какой-то журнал, я принялся его перелистывать, чтобы убить время, пока мой сожитель молча жевал гренки. Заголовок одной из статей был отчеркнут карандашом, и, совершенно естественно, я стал пробегать ее глазами.
Статья называлась несколько претенциозно: “Книга жизни”; автор пытался доказать, как много может узнать человек, систематически и подробно наблюдая все, что проходит перед его глазами. На мой взгляд, это была поразительная смесь разумных и бредовых мыслей. Если в рассуждениях и была какая-то логика и даже убедительность, то выводы показались мне совсем уж нарочитыми и, что называется, высосанными из пальца. Автор утверждал, что по мимолетному выражению лица, по непроизвольному движению какого-нибудь мускула или по взгляду можно угадать самые сокровенные мысли собеседника. По словам автора выходило, что человека, умеющего наблюдать и анализировать, обмануть просто невозможно. Его выводы будут безошибочны, как теоремы Эвклида. И результаты окажутся столь поразительными, что люди непосвященные сочтут его чуть не за колдуна, пока не поймут, какой процесс умозаключений этому предшествовал.
“По одной капле воды, – писал автор, – человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того ни другого и никогда о них не слыхал. Всякая жизнь – это огромная цепь причин и следствий, и природу ее мы можем познать по одному звену. Искусство делать выводы и анализировать, как и все другие искусства, постигается долгим и прилежным трудом, но жизнь слишком коротка, и поэтому ни один смертный не может достичь полного совершенства в этой области. Прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным сторонам дела, которые представляют собою наибольшие трудности, пусть исследователь начнет с решения более простых задач. Пусть он, взглянув на первого встречного, научится сразу определять его прошлое и его профессию. Поначалу это может показаться ребячеством, но такие упражнения обостряют наблюдательность и учат, как смотреть и на что смотреть. По ногтям человека, по его рукавам, обуви и сгибу брюк на коленях, по утолщениям на большом и указательном пальцах, по выражению лица и обшлагам рубашки – по таким мелочам нетрудно угадать его профессию. И можно не сомневаться, что все это, вместе взятое, подскажет сведущему наблюдателю верные выводы”.
– Что за дикая чушь! – воскликнул я, швыряя журнал на стол. – В жизни не читал такой галиматьи.
– О чем вы? – осведомился Шерлок Холмс.
– Да вот об этой статейке, – я ткнул в журнал чайной ложкой и принялся за свой завтрак. – Я вижу, вы ее уже читали, раз она отмечена карандашом. Не спорю, написано лихо, но меня все это просто злит. Хорошо ему, этому бездельнику, развалясь в мягком кресле в тиши своего кабинета, сочинять изящные парадоксы! Втиснуть бы его в вагон третьего класса подземки да заставить угадать профессии пассажиров! Ставлю тысячу против одного, что у него ничего не выйдет!
– И вы проиграете, – спокойно заметил Холмс. – А статью написал я».
Это отрывок из второй главы первого романа Конан Дойля о Шерлоке Холмсе «Этюд в багровых тонах». В русском переводе (Перевод Н. Треневой) глава называется «Искусство делать выводы». В английском же ее название звучит так: «The science of deduction». И далее слово deduction встречается не менее 10 раз. В русском же переводе – только два раза: в главе 2 – «Правила дедукции, изложенные мной в статье, о которой вы отозвались так презрительно, просто бесценны для моей практической работы» и в главе 4 – «Ничего таинственного, как видите. Просто я применяю на практике некоторые правила наблюдательности дедуктивного мышления, которые я отстаивал в своей статье»…
В остальных случаях там, где Конан Дойль написал «deduction», мы читаем: «I pondered over our short conversation, however, and endeavoured to draw my deductions from it» – «Я задумался над нашим коротким разговором и попытался сделать кое-какие выводы». Это происходит в начале 2-й главы, в тот момент, когда Холмс еще не рассказал
