«Она умирает, погубив свое дитя, и когда ее с разметавшимися волосами укладывают на ложе смерти, все окружающие говорят: «Это справедливо, это разумно, она этого вполне заслужила!».
Saere, suos utero quae negat, ipsa perit. Ipsa perit, ferturque toro resoluta capillos: et clamant, merito! qui nodumque vident.
В «Heroides» Овидия мы находим письмо Канацеи к ее брату Макарею, от которого она забеременела: «Первое предчувствие моей беременности появилось у моей кормилицы; она мне сказала: дочь Эола, ты любишь! Я покраснела и от стыда опустила долу глаза.»
Этот немой язык, это признание были в достаточной мере выразительны.
«Тяжелое бремя уже округляло мое кровосмесительное чрево и все члены моего больного тела изнемогали под тяжестью тайной ноши.
Jamque tumescebant vitiati pondera ventris, aegraque furtivum membra gravabat onus.
Сколько трав и лекарств приносила мне моя кормилица, заставляла принимать их смелой рукой.
Quas mihi non herbas, quae medicamina nutrix aitulit, audei supposuitque manu.
Чтобы избавить мое чрево — это мы скрыли от тебя — от все растущей тяжести! Но ребенок живуч, он устоял против всех ухищрений искусства и был уже вне власти своего тайного врага».
Итак мы видим, что чаще всего изгнание плода вызывалось путем плодогонных средств, по средства эти не всегда оказывались действительными, и ребенок оставался невредимым в чреве матери. Тогда приходилось прибегать к прокалыванию яйца с помощью смертоносного железного стержня, как это сделали с той молодой девушкой, которая «умерла, погубив своего ребенка».
Впрочем, римские женщины прибегали к выкидышам не только с целью уничтожить плод незаконной связи. Иногда, а по словам Овидия — даже большей частью, это делалось с целью избегнуть обезображивания фигуры, рубцов на животе, которые лишали любовника некоторой иллюзии… тех самых рубцов, которые честная женщина должна чтить, как благородные рубцы материнства.
Итак, желание ускользнуть от всех неприятностей беременности, от родовых мук, материнских забот, сохранить все свое очарование, чтобы нравиться любовникам — такова была мораль римской матроны в эпоху упадка. Aulu-Gelle, полный справедливого негодования, обращается к ней со следующими словами:
«Неужели ты думаешь, что природа даровала женщине груди как красивые возвышения, украшающие женщину, а не для того, чтобы она могла кормить своих детей? Так, очевидно, полагает большинство наших прелестниц, prodigiosae mulieres; они стараются осушить и истощить эти священные источники, из которых род людской черпает жизнь, и рискуют испортить молоко или совсем лишиться его, как будто оно портит эти атрибуты красоты. То же безумие гонит их к удалению плода путем различных вредных снадобий, и все это делается для того, чтобы гладкая поверхность их живота не покрылась складками и не опустилась под тяжестью ноши и родовых мук».
Мы уже упомянули о том, что sagae, кроме сводничества и вытравления плода, занимались еще поставкой косметических и парфюмерных средств и медикаментов, вызывающих половое возбуждение. Для приготовления их они употребляли всякие ароматические вещества из Азии и Африки, которые оказывали возбуждающее действие на половые органы. В этом-то чрезмерном употреблении снадобий и следует усмотреть причину непомерной похотливости и половых эксцессов, которые присущи были римлянам. Очевидно, что все разряды проституции так или иначе составляли клиентуру sagae, которые, будь они парфюмерши или волшебницы, акушерки или сводницы, все же в общем были старые куртизанки, состарившиеся на поприще проституции.
В Риме употребление духов было очень распространено: душились все — мужчины, женщины, дети, публичные женщины и педерасты; поэтому ремесло sagae, равно и цирюльников, ревностных пособников педерастии, было очень прибыльным. На восходе и при закате солнца, перед началом пира, после купания римляне натирали все тело благоухающими маслами; одежда и волосы пропитывались благовонными эссенциями, в комнатах сжигался ароматический порошок, его же употребляли в пище, в напитках, в воде, предназначенной для обмывания и для мебели, им посыпали одеяла на постелях. Вследствие резкого запаха благовоний вся нервная система находилась в состоянии непрерывного возбуждения и раздражения. Само собой разумеется, главными потребителями являлись кутилы и куртизанки, которые пользовались ими в большом количестве. «Все эти благовония, говорит Дюфур, приходили на помощь сладострастию, особенно перед началом палестры Венеры, paloestra Venerea, как говорили древние. Все тело обоих любовников натиралось спиртными благовониями, причем предварительно оно омывалось ароматной водой; фимиам курился в комнате, как перед жертвоприношением; постель была украшена гирляндами цветов и усеяна лепестками роз, вся мебель осыпалась дождем народа и кинамона. Ароматические воды часто сменялись в течение долгих часов любви, в атмосфере более благоуханной, чем на самом Олимпе».
Всякие приспособления для разврата, все предметы, которые давали проституции средства для искусственного возбуждения чувственности — все это служило предметом тайной торговли sagae. Мы не станем описывать всех этих орудий разврата и растления, к помощи которых прибегал культ противоестественной любви.
Все эти чудовищные утонченности вырождающегося потомства первых римлян заклеймены словами апостола Павла[80]: «Сам Бог, говорит он, отдал их в жертву позорным страстям, потому что женщины заменили природный способ сношений с мужчиной другим, который противен природе; равным образом и мужчины, отказавшись от естественного способа сношений с женщиной, воспылали порочной страстью друг к другу; теперь же они получают воздеяние за свои прегрешения».
Это воздаяние, как мы увидим дальше, выражалось в различных болезнях половых органов: истечение жидкости, язвы и кондиломы заднего прохода. Да и могло ли быть иначе при наличности гнусных способов онанизма и мужеложества, когда женщинам нужны были искусственные Phallus'ы, так как естественные половые отношения уже не удовлетворяли их пресыщенную чувственность? Мужчины для возбуждения полового чувства прибегали к раздражающим суппозиториям, к противоестественным средствам; особенно злоупотребляли ими развратники, расслабленные всевозможными утонченными приемами проституции. Они называли все эти приспособления общим именем «Fascina». Это выражение мы находим у Петрония в описании таинств, «которые возвращают нервам их мощь». Таинства эти заключаются в следующем: «Simulque profert Aenothea scorteum fascinum, quod ut oleo et minuto pipere atque urticae trito circumdedit semine, paulatim coepit inserere ano meo… Viridis urticae fascem comprehendit, omniaque infra urabilicum coepit lenta manu coedere»[81]. В переводе это означает: «При этих словах, Энофея приносит кожаный фаллус, посыпает его перцем и истолченным семенем крапивы, растворенным в масле, и вводит его мне постепенно в задний проход. Потом, взяв в руку пучок свежей крапивы, хлещет им по низу живота». Энофея, как понимает читатель, была старая чародейка, жрица, которая как все sagae в Риме занималась терапией полового бессилия.
В числе соучастников проституции следует еще упомянуть о прислужниках в общественных банях, так как, само собой разумеется, лупанарии и другие места легальной проституции не исчерпывали собой всего разврата Рима. К числу их принадлежали термы, о которых Петроний совершенно справедливо замечает:
Balnea, vina, Venus, corrumpunt corpora sana; et vitam faciunt balnea, vina, Venus. Ванны, вино, любовь, разрушают телесное здоровье и в то же время вся прелесть жизни в ваннах, вине и любви.
Около грех часов пополудни звон колокола оповещал об открытии этих учреждений. Одни из них предназначались для аристократии, другие — для черни. Плата за вход в эти последние была очень невысокая, в некоторых же вход был даже даровой, так как они устроены были и содержались за счет богатых людей, как средство для избирательной агитации. В общих чертах, термы были устроены так, что в залах царил полумрак, и для каждого пола было свое отделение. Но впоследствии освещение было усилено, а бани сделаны общими. Это смешение и привело, конечно, к величайшей порче нравов. В банях были бассейны, в которых могло поместиться до 1000 человек. Мужчины, женщины и дети плескались совершенно нагие в воде. Эти обширные водяные лупанарии представляли обширное же поле действия для развития проституции. И она процветала с самым откровенным цинизмом на глазах эдилов. В них не только назначали свидание друг другу, не только разыгрывали совершенно публично сцены разврата, но здесь совершали самые чудовищные гнусности.
Римские Лесбианки предлагали свои порочные ласки и обучали своему искусству рабов и детей. Эти последние известны были под именем fellatores, женщины назывались fellatrices. И все эти отвратительные страсти разыгрывались среди белого дня. Прочитайте Ювенала, сатирические стихи Марциала, комедии Плавта и Теренция. Матроны отдавались профессиональным массажистам: Unctor sciebat dominam suam hujus modi titillatione et contretatione gaudere. Ювенал говорит о том же в одном из своих знаменитых стихотворений. Таким образом, термы были местом публичной проституции, разврата и всякого рода излишеств, так как в них часто ели, пили, играли, предавались позорному сладострастию, несмотря на указы некоторых императоров, например, Марка Аврелия, Александра Севера, невзирая на протесты честных граждан, предвидевших угрожавшие стране несчастья.
