активность государства в том, что касается развития экономики и производства. Понятно, что это требование наиболее часто высказывается в тех регионах (Астрахань, Алтай, Пермь), где респонденты выражают обеспокоенность закрытием заводов, сокращениями и высокой безработицей (особенно при этом отмечается проблема трудоустройства молодежи). Многие считают провалом государственной политики исключительное развитие в России финансового сектора или торговли: люди недовольны тем, что вместо заводов открываются одни магазины и торговые центры. Люди с соответствующим опытом работы в большей степени озабочены состоянием производства. Вот несколько примеров:
Сейчас такой же развал (как в 90-е). Потому что заводы сейчас закрываются в Астрахани, даже те, которые работали, закрываются. И по поводу новых заводов только ля-ля-ля. Мне кажется, что намного хуже все-таки стало. Потому что те заводы – это то, что оставалось от Советского Союза. А сейчас ничего нет с того времени. Они же ничего не вкладывали, они только брали, брали (Астрахань, начальник цеха на пенсии, Ж, 57 лет).
Но что до законов, то их надо пересматривать. Те же налоги: несправедливость 13% для всех – это проблема, которую надо решать. Такой огромный разрыв в обществе – это дикость, такого не должно быть… Нужно поддерживать свое производство. Почему мелкие фабрики, заводы быстро закрываются? Потому что нашим предпринимателям нужны миллионы сразу? (Пермь, учитель физкультуры, бывший рабочий, пенсионер, М).
Надо развить производство и защитить рабочих профсоюзами [долго рассуждает о том, какими именно мерами]. Но это должен делать президент и Госдума (Санкт-Петербург, менеджер в строительной фирме, бывший руководитель на производстве, М, 53 года).
В Москве эта позиция также довольно заметна. Здесь нашлись и ярые экономические либералы, требующие, напротив, отказа от всякого государственного вмешательства в экономику, но были среди респондентов и сторонники интервенционизма. Примечательно, что от вмешательства государства в экономику респонденты ждут не собственно ускорения экономического развития, – с этим в Москве дела обстоят лучше, чем в других регионах, – а скорее регулирования трудовых отношений и защиты от эксплуатации.
Вот это меня возмущает, что все-таки плановое хозяйство, то, что вот было в Советской России… Я экономист по труду, я занималась трудом и организацией, заработной платой, и я знаю, как все было выстроено, какая была прекрасная схема <…>. Были эти постановления правительственные, где… <…> Я считаю, что это была правильная схема, абсолютно правильная. И она не предполагала, что один получает 5 тысяч, а второй 5 миллионов, работая на одном предприятии. Вот это, я считаю, величайшая несправедливость. И при этом налог, который у нас у всех одинаковый, вне зависимости от того, какая это зарплата или ты получаешь минимальную… (Москва, пенсионерка, бывший экономист по труду, Ж, 60 лет).
Как не исполнялось трудовое законодательство, так и не исполняется. Как увольняли, выкидывали людей с работы, так и выкидывают. Сейчас просто беспардонно нарушается законодательство, ни прокуратура не реагирует, государственная инспекция труда давно стала беззубым органом. Понимаете? <…> Как же это? Правовой нигилизм или законодательный терроризм, что-то такое? Сильно ведь Трудовой кодекс подправили, гарантий стало меньше. Причем Трудовой кодекс вводил, по-моему, Александр Починок, как раз вместе с Путиным. Да государственная стратегия такая. Работник должен быть всегда виноват (Москва, машинист метрополитена, профсоюзный активист, М, 40 лет).
Несмотря на то что Москва и Санкт-Петербург по многим параметрам схожи, Москва отличается тем, что респонденты здесь реже выносят моральные суждения, так любимые петербургской интеллигенцией, а чаще рассуждают прагматически. По всей видимости, в Москве сильнее ощущается давление капитализма, отсюда и более частые требования государственного регулирования зарплат и трудовых отношений: наемный работник не должен оставаться с работодателем один на один.
Последнее место везде – за единственным исключением Казани – занимает требование прекратить политические репрессии. В Казани такие требования намного заметнее в связи со спецификой выборки, в которой преобладают активисты и люди с оппозиционными взглядами. Для последних репрессии – то, с чем они непосредственно сталкиваются в своей повседневной деятельности. Поэтому респонденты здесь осуждают репрессии часто, а репрессивная политика республиканских или федеральных властей становится одной из главных к ним претензий. В выборках по другим городам доля тех, кто не является активистом или не мыслит свой низовой активизм как политический, больше. Для таких людей репрессии не являются частью их повседневной жизни, и знают они об этом немного. Наоборот, немало таких, кто считает, что в России свобод относительно больше, чем в других странах. Здесь, когда возникают требования о прекращении репрессий, они на самом деле представляют собой скорее требования гарантий безопасности от экономических и социальных угроз, например, от потери работы или других источников средств к существованию, – именно с такими угрозами люди чаще сталкиваются в повседневной жизни.
Вывод: гражданский характер патриотизма и политика перераспределения
По итогам рассмотрения запросов, предъявленных государству, можно утверждать, что, во-первых, патриотизм вовсе не является проявлением односторонней лояльности государству. Тот факт, что большинство патриотов предъявляют к государству претензии и требования, требуют права политического участия или влияния, позволяет утверждать, что нынешний российский патриотизм носит гражданский характер.
Во-вторых, преобладают социальные и экономические требования к государству, подразумевающие перераспределение: между регионами; между богатыми и бедными; между власть имущими и простыми гражданами. Самое значимое в повседневной жизни (а потому самое распространенное) низовое требование состоит в том, чтобы государство взяло на себя роль поддержания справедливости путем перераспределения ресурсов между всеми жителями страны.
Глава 3. Социально-критический патриотизм
Мы уже показали, что низовой патриотизм широко распространен и принимает самые разные обличья, редко совпадая полностью с патриотическим дискурсом властных элит. Он сопровождается предъявлением запросов государству, главным образом запроса о проведении политики перераспределения ресурсов и богатств страны. Хотелось бы попытаться лучше понять идейную суть низового патриотизма и ответить на вопрос о том, каким представляется патриотам воображаемое сообщество, к которому они себя причисляют.
Начнем с того, что патриотическую пропаганду нельзя полностью сбрасывать со счетов, – да, люди оценивают ее по-разному, и да, зачастую она вызывает скорее отторжение, чем одобрение. Волей-неволей россияне испытывают на себе ее влияние. Но что такое пропаганда патриотизма? Главное – это ежедневные напоминания о том, что Россия – единая нация, которой можно гордиться. Этот тезис транслируется телевидением, другими СМИ, школой, в выступлениях публичных лиц, через нормативные акты и т. п. Однако, говоря о нации, пропаганда вынуждена говорить и об обществе (или как минимум говорить, подразумевая его) и выступать, таким образом, с неким подобием политического дискурса, через который транслируется желаемый образ единой нации. Патриотический дискурс,
