Получается, что рассчитывать на эффект «плана Путина» можно было бы только в том случае, если в сознании и психологии людей удалось преодолеть историко-психологическую инерцию иждивенчества. Однако, уверяя, что культура есть судьба, великоразумный лектор не оставляет России шансов на реализацию планов очередного «кремлёвского мечтателя».
«Предсказывая России и миру гармоничное будущее, — говорит политтехнолог, — встречая скепсис и недоумение, концепция представляется весьма идеалистической, может быть, даже утопической».
Да уж! Видимо, эти пророческие строки написаны в минуты ремиссии. Далее — фрагменты, созданные в период обострения: «Русскому взгляду свойственна романтическая, поэтическая, я бы сказал, дальнозоркость. Уделяя больше внимания желаемому, чем действительному, такой взгляд на вещи приводит к поискам единственной правды, высшей справедливости».
Призывая нас «посмотреть на настоящее из будущего», Сурков не упоминает, что гражданский оборот препаратов, позволяющих телепортироваться в грядущее, ограничен (они внесены в список психотропных веществ).
Дабы успокоить прогрессивную общественность, отмечу, что подобный эффект двойной ориентировки наблюдается и при алкогольном опьянении. Так что многочисленные пассионарии, страдающие белой горячкой и составляющие цвет российской нации, смогут узреть грядущий триумф суверенной демократии в условиях стандартной кухни. Следовательно, анализируемая сверхценная идея демократична по сути своей, ибо обращена к широким массам, наделённым весьма специфическим потенциалом.
Прочие же должны уверовать: «Хотелось бы, чтобы Россия как субъект утопической глобальной федерации была регионом-донором, нацией лидером, одним из центров интеллектуальной активности. Мы обязаны стать белыми воротничками в мировом разделении труда, занять важное место в глобальной иерархии. Идеализм — главное, что до сих пор поднимало и, видимо, будет поднимать русский мир на новые орбиты развития».
Философы утверждают, что идея погибает только тогда, когда не выдерживает испытания критериями, которые сама же предложила для проверки.
Подчеркнём: сурковская «утопия» сама по себе привлекательна. Ещё бы доказать, что она имеет под собой реальное основание! Кажется, Бисмарк говаривал: «Идея хороша. Не мешало бы попробовать. На примере страны, которую меньше всего жалко». Вот мы в России и попробуем. Докажем (в который раз!) себе и всему миру на практике, что стремимся вернуться в отвергнутый нами же цивилизованный мир, не избавившись от предрассудков политического волюнтаризма, который на поверку оборачивается глумлением над здравым смыслом и объективной логикой исторического творчества.
Россия была и остаётся испытательным полем, на котором сконцентрировались все острейшие проблемы современности, все кризисы, все невзгоды — экономические, политические, социальные, религиозные, национальные и любые другие, какие только можно себе представить.
Заключительный аккорд ярче всего выявляет подлинную суть новой национальной идеи: «Идеализму свойственно желание обращать в свою веру, мессианство. Третий Рим и Третий Интернационал были мессианскими концепциями». Видимо, в силу природной скромности автор забыл упомянуть о Третьем рейхе…
Время разбрасывать идеи. И собирать отзывы
От редакции
Так получилось, что от весьма узкой практической задачи — собрать и обобщить отзывы читателей о первых номерах журнала «Левая политика» — мы вышли на задачу более общую: выявить тренд возможного развития журнала, максимального отвечающий потребностям его аудитории. Собранные отклики обнаружили, что сама эта аудитория крайне неоднородна и ждёт от журнала разных, порой противоположных вещей. И тут возникает проблема совершенно иного уровня: определить, каким должен быть журнал левого направления, максимально отвечающий потребностям сегодняшней ситуации. Разумеется, сформулировать столь общую концепцию в одной редакционной статье не удастся. Разнообразие и противоречивость претензий и пожеланий, которые содержатся в присланных отзывах, не позволяет надеяться на выработку на их основании даже сколько-нибудь единой и эффективной «маркетинговой» стратегии. Иными словами, удовлетворить многообразным пожеланиям может только несколько журналов, у каждого из которых окажется от одного до десяти читателей, которые, однако, будут, наконец, удовлетворены его содержанием, будут с увлечением читать его, обсуждать в своём узком (иногда очень узком) кругу особенно понравившиеся материалы, писать в журнал восторженные отклики. Вполне возможно, что в этой идиллической картине есть что-то левое, но вот политики здесь нет точно.
Правда, печься о коммерческой перспективности журнала с таким названием и идеологией в наше время было бы по меньшей мере неблагоразумно. Но и сформировать единую и непротиворечивую концепцию содержания, идеологии и даже фразеологии журнала на основе присланных отзывов не получится. Можно предположить, что несколько неудачна выборка — отклики присланы людьми различных взглядов и убеждений, интеллектуальных и эстетических вкусов, поэтому такая пёстрая картина и сложилась. Но приславшие отклики люди идентифицируют себя с левой средой, которая, по их же утверждениям, в современной России очень узка. Таким образом, в относительно небольшой социальной группе, члены которой идентифицируют себя с одной идеологией, формируются весьма различные информационные и интеллектуальные потребности, весьма разноречивые представления о репрезентации этой идеологии.
Безусловно, прав А.Н. Тарасов, сказавший в интервью «Левой политике», что существуют довольно чёткие границы левых движений. «Те движения, которые выступают против капитализма, расового или национального неравенства, царства частной собственности, отчуждения и эксплуатации человека человеком, являются, безусловно, левыми. Это — обязательный набор. Если что-то из этого набора выпадает, вы имеете дело уже не с левыми, даже если они себя так маркируют». Однако эти общие идеологические рамки, при всей их важности и определённости, не исключают различного решения тактических задач, как в теории, так и в практической деятельности. При анализе конкретного капитализма и национализма, реально существующих форм эксплуатации и отчуждения, не просто формируются разные выводы и концепции — выстраиваются целые идеологические крепости, порой неприступные для иных суждений, даже иных методов исследования. Отсюда и разнообразие интеллектуальных потребностей, отсюда и многообразие требований и претензий к журналу, который должен эти потребности удовлетворять.
В таких условиях равнодействующей для всех мнений и споров должна бы стать линия, совпадающая с потребностями общества. Естественно было бы предположить, что журнал с названием «Левая политика» максимально отвечал потребностям социального протеста, зреющего в обществе, задачам сопротивления наступлению на социальные права граждан со стороны государства. К сожалению, именно в этом месте и зарыта самая большая и самая неприятная для нас собака. Импульс массового протеста ещё слишком слаб, чтобы сформировать сколько-нибудь единую идеологию и, тем более, фразеологию. Левая идея востребована пока в основном на индивидуальном уровне, замкнута в отдельных группах и сообществах, является результатом скорее интеллектуального поиска, чем осознанной социальной практики. Такая индивидуализация левой идеи приводит к тому, что её сторонники предъявляют разноречивые требования к левым интеллектуальным продуктам, требуют то иных исследовательских подходов, то других идеологических интерпретаций, а то и вовсе совершенно другого содержания, рассмотрения истории или теории или практики левого движения, — каждому своё.
Отвлечёмся на время от аудитории журнала и посмотрим, в каких условиях он появился. Совсем недавно страна браво проголосовала за партию власти, удивив своим энтузиазмом саму эту власть. Давление, предпринимаемое на избирателей, было вызвано ожиданиями крайне низкой явки. Однако люди послушно проголосовали, причём весьма осознанно (судя по социологическим опросам) именно за тех, кто принял и принимает законы, неумолимо сокращающие социальные права граждан. Недовольный ропот опять как-то неумолимо перемещается на кухни, при этом народ готовится избрать долгожданного преемника, посмеиваясь, но особенно не возмущаясь.
Меж тем медленно, но верно меняется и культурная ситуация. Из гуманитарного знания вытесняется сколько-нибудь последовательная социально-политическая оценка как исторических событий, так и философских и социологических концепций, образование, ориентированное на понимание, подменяется заучиванием, механическим воспроизведением определённых словосочетаний, что закрепляется в новой системе организации образования. Периодически возникающие протесты против нарушения социальных прав непоследовательны и непродолжительны, большинство инициатив правительства принимается населением спокойно, выступления профсоюзов скупо освещаются прессой и мало интересуют большинство населения. Более того, протест, несогласие, противостояние власти превратилось в сознании людей из естественного состояния мыслящего человека в некую психологическую «неправильность», удел маргиналов, феномен в лучшем случае смешной и неприличный, а в худшем — опасный.
