И опять же, можно помочь клиентам выяснить, как они усвоили эти эмоциональные реакции, и понять, что, учитывая этот опыт научения, их эмоциональные реакции и связанные с ними мотивы (например, желание убежать или избежать ситуаций, вызывающих эмоции) абсолютно оправданы. С ними все в полном порядке, просто их хитрый мозг много и упорно работает, чтобы обезопасить себя. Мозг идентифицирует все возможные сигналы, ранее заученные благодаря и в связи с опасностью, даже если эти сигналы (как и та песня, о которой мы говорили ранее) совсем не опасны. Часто наши клиенты даже не подозревают, что они вообще слышали эту песню, им кажется, что чувства возникают сами по себе. Если понять, что эти эмоции — лишь отголоски, эхо, слышимое от предыдущего опыта, то этот опыт станет абсолютно объяснимым, и можно будет легко понять, что сильные эмоции возникают даже когда ситуация кажется нашему новому, тяготеющему к логике мозгу совершенно неопасной.
ТЕОРИЯ РЕЛЯЦИОННЫХ ФРЕЙМОВ
Исторически сложилось так, что даже радикальным бихевиористам иногда приходилось признавать, что их теории имеют определенные ограничения. Особенно это касается объяснении нюансов вербального поведения [Törneke, 2010]. Однако последние несколько десятилетий для бихевиористов выдались яркими и насыщенными событиями, поскольку эти ограничения рассматривали в контексте развития теории реляционных фреймов RFT [Hayes, Barnes-Holmes, & Roche, 2001; Törneke, 2010]. Теория реляционных фреймов — это сложная система, и у нас нет возможности подробно объяснить эти принципы здесь. Однако, поскольку эта теория достаточно важна для понимания динамики системы угроз, мы попытаемся, в связи с нашими текущих целями, дать краткое ее объяснение.
Все приведенные ранее формы обучения — заученные связи между поведением и последствиями, и между различными стимулами, возникающими одновременно, наблюдаются как у животных, так и у людей. Однако наша способность к символическому мышлению позволяет нам создавать гораздо более сложные сети заученных отношений, даже между вещами, которые никогда не были связаны вместе в нашем реальном, действительном опыте. Например, если мы научим вас, что А подобно В, а В — подобно С, вы построите (произведете) новые отношения между А и С, придя к заключению, что А подобно С, а С подобно А. Может показаться, что это довольно просто, но последствия такого вывода значительны: придя к определенному выводу, вы можете спроецировать эти отношения на будущее и подумать о том, что это значит для вас (если, например, вы отождествляете себя с чем-то, что связано с А, В или С). Возможно, вы также сформируете множество других производных отношений, если, например, вы ранее усвоили, что В подобно Q, которое подобно Р, которое подобно R. Затем вы можете построить производные, связывающие А и С с Q, Р и R, которые, подобно паутине, размножают сети ментальных связей. Если потянуть за один край в этой паутине, то и вся она сдвинется. Это то, что другим животным, не имеющим такого коварного мозга, какой имеем мы, люди, просто не по силам. Трудно понять реальную значимость этих отношений на примере из книги, пестрящей печатными символами, а потому давайте на примере рассмотрим, как такое научение может повлиять на клиента.
Последствия нашей способности мысленно вырабатывать различные отношения может усложнить понимание механизма обработки угроз. Предположим, Лорен считает себя женственной. И она, Лорен мечтает стать успешным ученым. Она довольно умна и посещает занятия, которые помогут ей осуществить мечту. Представим себе, что взаимодействие с различными медиа и культурой (например, фильмы, кабельные новостные каналы, разговоры и тому подобное) научило ее отождествлять женственность со слабостью, беспомощностью или некомпетентностью в науке. Возможно, у Лорен был яркий неприятный опыт. Например, она услышала, как авторитетный мужчина высказал грязное оскорбление, касающееся женщин и их научной карьеры. Можно представить, что это подтолкнуло Лорен к выводу, будто она сама (и ее собственный опыт идентификации себя как женственной), беспомощность или научная несостоятельность связаны.
Учитывая, что Лорен стремится к научной карьере, как она может чувствовать себя? Как она может относиться к своим целям и своей способности их достигать? Можно представить себе, как различные аспекты ее жизни, связанные с женственностью — стиль одежды, привычное поведение, то, что ей нравится, — могут быть подпорчены этими производными отношениями. Эффект этих производных отношений (на жаргоне теории реляционных фреймов, их стимулирующие функции) трансформировались. Трансформировались они таким образом, что из приятных Лорен вещей, которые ей нравятся и которые помогают ей чувствовать себя комфортно, эти размышления о ее женственности теперь стали триггерами ее ощущения беспомощности и слабости, и мысли, что она никогда не станет хорошим ученым. Даже предпочтения Лорен сейчас превратились в признаки слабости.
Представим себе, что Лорен настолько сильно хочет преуспеть в науке, что начинает отвергать эти аспекты своей личности, пытаясь стать менее женственной, чтобы добиться цели. Она сменяет платья на брючный костюм, меняет стрижку и цвет волос. И вот однажды она смотрит телепередачу, в которой ведущие яростно нападают на женщину-политика за ее маскулинность. Они в пух и прах критикуют ее внешность, ее ассертивность клеймят "стервозностью", и дискредитируют ее сексуальность. Нетрудно представить себе еще один набор связей, которые формируются в сознании Лорен. Теперь все, что ей кажется в ней самой мужским, запятнано оттенком негативности: ее поведение, одежда, даже ее стремление войти в стереотипно мужскую сферу. Как Лорен может чувствовать себя комфортно в отношении своей гендерной идентичности? Как она может чувствовать себя комфортно и быть уверенной в достижении своих целей? Совершенно реалистичные устремления этой блестящей молодой женщины, возможно, сокрушены культурной ложью, которую, в свою очередь, умножает сложная сеть производных отношений в сознании девушки.
Дело это действительно непростое, и тот пример, что мы привели, на самом деле представляет собой лишь верхушку айсберга, если речь идет о теории реляционных фреймов и нюансах вербального поведения людей. Мы не предлагаем давать клиентам уроки теории реляционных фреймов. Но мы можем помочь им понять, что наш мозг очень хорошо умеет создавать и интерпретировать связи в сознании. Поэтому, учитывая мощный опыт научения, восприятие угрозы может увеличиваться и умножаться почти по экспоненте в течение времени, под влиянием новых ситуаций, переживаний, мыслей. Это не наша вина. Это результат эволюции нашего мозга, и это та способность, которая позволила нам, как виду, делать удивительные вещи, поскольку мы используем эти способности для решения сложных проблем. Опять же, главное — помочь клиентам осознать, что эти переживания и чувства, с которыми они так рьяно сражаются, — результат научения. Эти переживания и чувства совершенно оправданы в контексте их жизни и с учетом того, как работает их развитый мозг. И мы можем помочь клиентам справиться с этими сложностями при помощи самоукрепляющих техник и техник сострадания.
СОЦИАЛЬНОЕ НАУЧЕНИЕ
Мы можем учиться не только на собственном опыте, но и через наблюдения за другими. Мы можем научиться бояться, наблюдая, как другие получают наказание (например, их высмеивают за высказывания). Мы можем изучить поведение, наблюдая, как другие моделируют свое поведение (например, как наши родители ведут себя, когда испытывают эмоции, или разучиваем песню на гитаре с помощью видео на YouTube). Часто мы того сами не осознаем, но наш разум хранит информацию о том, каков мир, каковы мы сами, наши отношения с другими и что они означают, что нам делать и как вести себя, идя по жизни. Помогая клиентам узнать, как формируется их жизнь благодаря этому опыту обучения, мы прокладываем путь для возникновения сострадания — сострадания к себе и другим.
