«Я знаю, что мне не следует больше расстраиваться, — сказала она. — Я должна быть счастлива, что моя бабушка прожила долгую жизнь, но мне трудно двигаться дальше. Мой друг сказал, что люди иногда аномально реагируют на потерю. Может быть, моя проблема в этом».
Я спросила Дафну, что для нее значит «двигаться дальше». Она объяснила, что хотя она чувствует себя лучше, чем сразу после смерти бабушки, но не «полностью вернулась к нормальной жизни». Она все еще плачет время от времени. Когда удается получать удовольствие, то потом чувствует себя виноватой. Она призналась, что ей хочется рассказывать о своей бабушке «пожалуй, больше, чем говорит здравый смысл». Однажды Дафна взяла трубку, чтобы позвонить ей и рассказать забавную историю. В другой раз, щелкая по телеканалам, она наткнулась на ситком «Я люблю Люси» и подумала, что это любимый сериал бабушки. Нет, напомнила она себе: это был любимый сериал бабушки. Дафна вспомнила, как любила смотреть эту комедию вместе с бабушкой. Люси была для нее слишком глупой, но ей нравилось, как бабушка рядом стонала от смеха. Как мы уже видели, есть что-то притягательное в том, чтобы наблюдать за смехом людей, которые вам небезразличны. Они вовлекают вас в свою радость, а разделенные ощущения только усиливают и углубляют общность.
Теперь же эти некогда счастливые воспоминания наполняли Дафну грустью. Она по-прежнему ходила на работу, разговаривала с друзьями, выполняла поручения, стирала белье — не отставала от жизни. Если бы она целый день лежала в постели, изолировалась от друзей и не занималась повседневными делами, я бы обеспокоилась тем, что ситуация у нее сложнее.
Дело в том, что некоторые люди испытывают сильную печаль и тоску по умершему, которые не уменьшаются со временем. Они поглощены умершим и иногда выражают желание присоединиться к нему. Отказываются принять реальность потери и не могут вспоминать о близком в позитивном ключе. Часто они реагируют иррационально, обвиняют себя и верят, что позволили человеку умереть.
К счастью, Дафна не относилась к их числу. Ее переживания были обычным горем, естественной реакцией на потерю человека, которого она очень любила.
Все люди приспосабливаются к потере по-разному. Терпение помогает адаптироваться к новой норме. Я сказала Дафне, что замена настоящего времени прошедшим может занять некоторое время, но это совершенно здравая реакция. Я процитировала слова британского психиатра Колина Мюррея Паркса, который писал: «Боль горя — такая же часть жизни, как и радость любви; возможно, это цена, которую мы платим за любовь» [258].
В эмоциональном состоянии Дафны меня беспокоило не горе, а ее вина за это горе. Нас (как общество в целом) постоянно осаждают сообщениями, призывающими нас быть счастливыми. Если ваши ощущения не дотягивают хотя бы до жизнерадостности и оптимизма, то это кажется ненормальным и подлежит исправлению. Мы становимся всё более нетерпимыми к негативным чувствам. Если вам грустно, воспряньте духом. Если у вас тревога, успокойтесь. Если вы злитесь, махните рукой и забудьте.
Я все чаще встречаю пациентов, которые убеждены, что плохие ощущения неприемлемы и их следует лечить, как-то контролировать, как-то от них избавляться. Друзья советуют им сосредоточиться на хорошем и благодарить судьбу. Такое позитивное мышление может оказаться полезной стратегией, особенно если вы находитесь в ситуации, которую не контролируете. Например, если ваш рейс отложен, может быть полезно взглянуть на время задержки как на возможность прочитать книгу и проверить электронную почту. Но в ситуациях, когда контроль находится у вас, положительная трактовка плохой ситуации не поможет. Например, если хронические опоздания приводят к тому, что вы получаете плохую оценку своей работы, то мантра «Все будет хорошо» не поможет сохранить должность. В таких случаях проблему нужно решать не путем изменения своего отношения к ней, а с помощью активных перемен — например, поставив будильник на полчаса пораньше [259].
Несомненно, психиатры внесли свой вклад в мантру «Не беспокойся, будь счастлив» с помощью нашего шведского стола диагнозов и чрезмерно усердных блокнотов с рецептами. То же самое верно и для сторонников позитивного подхода, которые настаивают на том, что счастье — это выбор и нет худа без добра.
Я твердо верю, что к отрицательным эмоциям стоит прислушиваться. Плохие ощущения — часть человеческого бытия.
ДИСКОМФОРТ — ЭТО ФАКТ
Один из мифов об эмоционально здоровых людях — что они не грустят и не злятся. А если это с ними происходит, они научились ухмыляться и не обращать внимания. Когда кто-то подрезает этих людей на автостраде, они улыбаются. Когда босс в пятницу днем дает им новый проект, который нужно сдать в понедельник, они отвечают: «Нет проблем!» Хотя подавление эмоций эффективно подавляет потенциально опасные импульсивные реакции (удар кулаком в стену или стычку из-за парковочного места), на самом деле это отнюдь не является здоровой долгосрочной стратегией управления негативными эмоциями. Подавление эмоций имеет свою цену — скорее всего, увеличивая риск смерти от болезней сердца и даже некоторых форм рака [260]. Не идет оно на пользу и психическому здоровью. Люди, подавляющие эмоции, также чаще страдают от депрессии нехватки социальной поддержки [261].
Эмоционально здоровые люди не избегают негативных чувств. Они считают эти эмоции нормальной частью жизни и используют их как ценную информацию. Определенный эмоциональный дискомфорт предупреждает нас о том, что что-то идет не так, что требуется внимание и, возможно, какие-то действия. При эффективном использовании отрицательные эмоции могут побудить нас изменить поведение и направить ситуацию в новое русло. (Вспомните мисс Клавель из детской книги Людвига Бемельманса «Мадлен», которая посреди ночи включает свет и заявляет: «Что-то не так». Это ощущение заставляет мисс Клавель мчаться в спальню пансионата, где она обнаруживает, что у Мадлен проблемы.)
Майку сорок один год. Он пришел ко мне после расставания с подругой. В начале первых нескольких сеансов, прежде чем я успевала произнести хоть слово, он вскакивал, рассказывая мне подробности недели: что он делал, сколько миль пробежал, с кем обедал и так далее. Он говорил мне, но не со мной, высыпая на меня подробности своей жизни. Когда он описывал разрыв, то не выглядел особенно печальным, хотя это были уже четвертые отношения за пять лет, которые испортились. Он чувствовал разочарование, но решил не допустить, чтобы расставание сломило его. Майк не хотел говорить о своем нынешнем эмоциональном состоянии. Он
