старого, уживаться с которым мы уже научились. Разработанное нами психоаналитическое исследование и без того является предметом настороженного внимания со стороны католицизма. Не станем утверждать, что это несправедливо. Когда наша работа приводит нас к выводу, что религия сводима к неврозу человечества, а ее огромная власть объяснима точно так же, как невротическая навязчивость у отдельных наших пациентов, мы наверняка навлекаем на себя недовольство властвующих у нас сил. Дело не в том, что мы могли сказать что-то новое, чего не высказали достаточно внятно еще четверть века назад, но что с тех пор было позабыто, а в том, что если мы повторим это теперь и разъясним на основополагающем для всех религиозных конфессий примере, нас обязательно постигнет наказание. Скорее всего, это приведет к тому, что занятия психоанализом запретят. Ведь такие насильственные методы подавления вовсе не чужды церкви; напротив, она воспринимает использование их другими как вмешательство в свою привилегию. Психоанализ же, который в течение моей долгой жизни проник повсюду, все еще не имеет отечества, которое для него было бы важнее, чем город, где он родился и достиг зрелости.
Я не просто верю, а убежден, что эта вторая препона – внешняя опасность – удержит меня от публикации последней части моего исследования о Моисее. Я сделал еще одну попытку устранить препятствия с моего пути, сказав себе, что в оценке моих опасений лежит переоценка лично моей роли. Вполне вероятно, что руководящим инстанциям совершенно безразлично, чтó я собираюсь писать о Моисее и о происхождении монотеистической религии. Однако в данном случае я не уверен в своей оценке. Мне кажется гораздо более вероятным, что озлобление и охота за сенсацией припишут мне то, что у меня, по оценке близких, отсутствует. Итак, я не собираюсь предавать огласке эту работу, но это не должно удерживать меня от ее завершения. Особенно учитывая то, что однажды (два года назад) я ее уже написал, так что остается ее просто проработать и присоединить к двум ранее опубликованным статьям. Далее она будет, видимо, храниться в сокровенном месте, пока в один прекрасный день не наступит время, когда статья сможет спокойно появиться на свет, либо пока кто-то, пришедший к таким же выводам и представлениям, не скажет: «Когда-то, в более темные времена, кто-то думал точно так же, как я».
Предварительное замечание II
В июне 1938 г.
Совершенно специфические трудности (в виде внутренних сомнений и внешних помех), с которыми я столкнулся в ходе редактирования этой посвященной личности Моисея штудии, потребовали в итоге предварить эту третью – заключительную – статью двумя различными вступлениями, которые противоречат одно другому и даже исключают друг друга, поскольку за короткий промежуток времени между их написанием существенно изменились обстоятельства жизни автора. Тогда я жил под защитой католической церкви и опасался утратить ее из-за своей публикации, что могло вызвать запрет работать приверженцам и сторонникам психоанализа в Австрии. И тут неожиданно произошло немецкое вторжение, и католицизм оказался, выражаясь словами Библии, «тростником колеблемым». Убедившись, что на этот раз преследовать будут не только мой образ мысли, но и мою «расу», я вместе с рядом друзей покинул город, с раннего детства (и в течение семидесяти восьми лет) бывший мне отечеством.
Я нашел самый дружелюбный прием в прекрасной, свободной и великолепной Англии. Желанным гостем я живу теперь здесь, дышу полной грудью, не испытывая никакого давления на себя, и снова вправе говорить и писать (лучше было бы сказать «думать») так, как я хочу или способен. Посему осмеливаюсь предложить общественности последнюю часть моей работы.
Больше нет никаких внешних помех – по меньшей мере тех, что могли бы меня напугать. За несколько недель моего пребывания здесь я получил несчетное количество приветствий от друзей, обрадованных моим появлением в Англии, от незнакомых людей, никак ко мне не причастных, но желающих выразить свое удовлетворение тем, что тут я обрел свободу и безопасность. К этому добавилось поразительное для иностранца количество посланий иного рода, авторы которых пекутся о здоровье моей души, желают направить меня на христианский путь и просветить по поводу будущего Израиля.
Добрые люди, которые об этом писали, видимо, мало что знали обо мне. Я, однако, предполагаю, что когда эта работа о Моисее благодаря переводу станет известна моим новым согражданам, у некоторого их числа я лишусь симпатий, какими сейчас они одаривают меня.
Смена политической атмосферы и места жительства ничего не изменили в моих внутренних проблемах. Как и раньше, я чувствую себя не вполне уверенно перед лицом трудностей в собственной работе, мне недостает сознания единства и сплоченности, которые должны существовать между автором и его произведением. Не то чтобы мне не хватало, скажем, убеждения в правильности полученных результатов. Его я приобрел еще четверть века назад, когда в 1912 г. написал книгу «Тотем и табу», и с тех пор моя убежденность только крепла. С той поры я больше не сомневаюсь, что религиозные явления следует понимать по образцу хорошо нам известных невротических симптомов индивида, как возвращение давно забытых важных процессов в предыстории человеческой семьи, что своим навязчивым характером они обязаны как раз этому происхождению, а стало быть, воздействуют на людей в силу содержащейся в них исторической истины. Моя неуверенность проявляется только тогда, когда я спрашиваю себя: удалось ли мне доказать эти положения с помощью избранного в данном случае примера иудейского монотеизма. Моей критической способности эта отправляющаяся от человека по имени Моисей работа видится танцовщицей, балансирующей на пуантах. Если бы я не имел возможности опираться на психоаналитическое толкование мифа о подкидыше, а от него перейти к предположению Зеллина относительно судьбы Моисея, то работа в целом осталась бы недописанной. И все же теперь я решаюсь завершить ее.
Я начинаю с того, что резюмирую выводы моего второго, чисто исторического исследования о Моисее. Здесь они не будут подвергаться никакой новой критике, поскольку образуют предпосылки психологических изысканий, от них отправляющихся и раз за разом к ним возвращающихся.
А. Историческая предпосылка
Итак, исторический фон событий, привлекших наше внимание, таков: в результате завоевания XVIII династии Египет стал мировой державой. Новый империализм отражается в развитии религиозных представлений если не всего народа, то все же его властвующего и духовно активного высшего слоя. Под влиянием жрецов бога Солнца из города Она (Гелиополиса), вполне возможно усиленным импульсом из Азии, выдвигается идея универсального бога Атона, больше не стесненного границами одной страны или одного народа. В лице Аменхотепа IV к власти приходит фараон, который все свои силы сосредоточил на развитии этой идеи бога. Он поднимает религию Атона до статуса государственной, благодаря ему универсальный бог становится единственным
