Этот взгляд некогда прекрасно выразил Курт Дельбрюк, указывая на то, что те общины, к которым Павел посылал свои послания, были, должно быть, основаны им после произнесения какой-нибудь проповеди. «Например, апостол Павел в течение трех лет жил и проповедовал в таком городе, как Эфес. Что же ему было там рассказывать людям? Когда он основывал христианские общины, тогда же он должен был рассказывать также и о Христе, от имени которого он выводил свое звание (христианина), а не только об идее искупления чрез смерть и воскресение, — ведь, в таком случае, ясно, он скоро покончил бы со своею проповедью». Разумеется, особенно если бы он принадлежал к либеральному направлению, для которого смерть и воскресение Иисуса вообще не имеют больше никакого принципиального значения. А что у наших современных теологов очень быстро бы испарился материал, если бы они не могли больше преподносить новозаветных историй Иисуса в своих назидательных проповедях, — это на самом деле «ясно».
Неужели положение дела, действительно, так «засвидетельствовано»? Но почему же в таком случае в последнее время ев.-лют. гос. консистория предлагает награду за сочинение на тему: выдерживает ли критику утверждение, что апостол Павел ничего не знал об историческом Иисусе?
Вейс признается, что он, несмотря на свое горячее желание и усилия, не понял моего взгляда в данном месте. Неужели я должен отвечать за это?
Впрочем, кроме ван Манена, также и В. Смит в отмеченной даже Гарнаком статье сделал указание, что в посл. к римлянам, I, 7, первоначально стояло: «всем, находящимся в любви божией», а не: всем находящимся в Риме возлюбленным божиим, призванным святым», из этого же следует, что данное послание Павла было адресовано не римлянам, а было вообще теологическим посланием ко всем христианам, — взгляд, который усвоил себе Цан в 3 издании своего «Введения в послание к римлянам»
Итак, если оказывается, что даже Павел не знал еврейского языка и в отношении к ветхому завету был «дилетантом», то, конечно, и автору «Мифа о Христе» ие следует особенно печалиться из-за сделанного ему во время дармштадтского диспута Гункелем упрека, что он может читать ветхий завет только в переводе. Впрочем, насколько и это выражение Гункеля рассчитано на «втирание очков» публике, — показал недавно востоковед Г. Циммерн, который, разбирая сочинение Германа Щнейдера «Культура и мышление вавилонян и иудеев», хвалит автора за самостоятельный подход в источникам и пишет: «Правда, автор изучает их не на их оригинальных языках. Однако, как раз в ассиро-вавилонской и ветхозаветной области на основании существующих в настоящее время хороших переводов, по крайней мере, для целей, какие здесь имеются в виду, можно точно так же хорошо судить об источниках и пользоваться ими, как если бы читать последние в оригинале»
Ни в какой науке не носятся так часто и много со словами «метод» и «научность», как в теологии. Представители последней как будто боятся, что их исследованиям могут не придать серьезного значения, а потому они считают своею обязанностью как можно решительнее подчеркивать «научный» и «методический» характер их.
При чем то обстоятельство, что Марфа («госпожа») сама себя мучит, находит свое выражение в имени места Вифании, где, по свидетельству Иоанна, должна была разыграться эта история, ибо слово «Вифания» на арамейском языке значит: «дом той, которая мучилась».
Впрочем, обратите внимание на туманность только что приведенного выражения: «полный человек Иисус», в котором, несмотря на это, божеский элемент, «конечно, отнюдь не отрицается», но его «следует искать только так, как он может быть в каждом человеке». Ср. также «Das vierte Evangelium», 17, где читаем, что Иисус, при всяческом признании наличия в нем божественного, все же мыслил и жил таким образом, какой мы должны назвать поистине человеческим. Вот до какой пошлости сошла в устах либералов «богочеловеческая природа»!. Является ли, собственно говоря, теперь Иисус «богочеловеком» в христианском смысле или нет? Можно было бы вместе с пророком Исайей воскликнуть по адресу этих теологов: «Долго ли вам хромать на оба колена?».
Некоторые хотели бы видеть нечто вроде «столпа» в словах Иисуса у Марка: «Не прейдет род сей, как все это будет». Ведь, — говорят они, — если такое выражение, которое не оправдалось историческим развитием, могло сохраниться в евангелии, то только потому, что оно действительно было произнесено Иисусом. Но, — как это всеми признано, — евангелия содержат в себе столько изменений, поправок и добавлений, а также столько противоречий касательно исторических фактов, что на одном только подобном изречении, которое, возможно, ускользнуло от внимания редактора, нельзя решительно ничего обосновывать. Может быть, этого противоречия не чувствовали. Может быть, его нарочно оставили, дабы с помощью этого «слова господня» засвидетельствовать крайнюю близость конца света и позволить каждому новому поколению смотреть на самого себя как на то, еще при жизни которого уже наступит этот конец. И не принадлежало ли, быть может, также и это изречение Иисуса тому иудейскому апокалипсису, который путем обработки был введен в указанную главу евангелия Марка? Кто мог бы в данном случае доказать что-либо наверное?
При помощи каких средств «орудует» при этом теология, — показывает фельетон Гарнака (под загл. «Рождество христово»), который в настоящее время, в 1910 г., печатается в рождественских нумерах газет и в которых особенно подчеркивается, что евангельская история рождества является «не мифологией, а величественной легендой, в ярких образах живописующей исторические и религиозные факты и переживания». Пытались спросить у этого великого книжника: что же, собственно говоря, в этой истории не мифично? Быть может, роды «Марии» в «Вифлееме» во время «всеобщей переписи»? Пастухи ли на поле, которым благовествует ангел о рождении спасителя, и их преклонение пред «сыном Давида»? Или благовещенская история о рождении крестителя? Избиение вифлеемских младенцев? Принесение младенца во храм? Или... Стой, — взывает Гарнак, — рассказ о звезде и волхвах с Востока! «Правда, здесь приводится и ставится в связь с Иисусом Христом весьма древний миф, но, — спешит успокоить он своих читателей, — как глубокомыслен этот евангельский рассказ! В те времена многочисленные древние религии проникали с Востока в римскую империю; они
