перед высшей Личностью, Богом, женщина является человеческим индивидом и, следовательно, личностью женского пола – точно так же, как мужчина является человеческим индивидом и, следовательно, личностью мужского пола. Женщина и мужчина «сотворены» – каждая/каждый из них, взятый/ взятая отдельно, и в то же время по отношению к другому/другой как личности. Если бы они были не-личностями, то как о них можно было бы сказать «сотворены “по образу и подобию Божию”»? Как могли бы они тогда быть слушателями и собеседниками Бога, обращающего к ним Свое слово? Идея личности – не противоправная и не преждевременная вставка в «рассказ о сотворении» Книги Бытия (Быт 2–3), или в его аутентичную интерпретацию в Быт 1 (не случайно при окончательной редакции Пятикнижия она поставлена в начало книги).
Различными, но весьма сходными способами в Быт 2:2–3, как и в 1:26–27, очерчивается контур антропологии и дается определение человечества: оно состоит из личностей и сотворено Тем, кто на протяжении всей Библии говорит о Себе «Я», т. е. говорит как личность. Он твердо заявляет о Себе «Аз есмь» и поэтому является в высшей степени личностным существом (Исх 3:14). Если человечество вошло в мир «по образу и подобию» этого Бога и реализует себя в различии и взаимосвязи мужского и женского, то это означает, что «я» человеческого рода, симфоническая взаимность «я» и «ты» и, значит, «нас», а в конечном счете и все мужчины и женщины являются отражением божественного «Я». Мужчина и женщина предстоят перед Богом как личности, дабы слушать Его и повиноваться Ему как в своей единичности, так и во взаимности. В сущности, через призму персоналистических построений, обильно рассеянных в Книге Бытия, угадывается основа неповторимого своеобразия рода человека, которое отличает его от всех существ, обитающих в великолепии космоса.
Продолжая внимательно всматриваться в библейскую картину, особенно в Быт 1:26–27, мы заметим, что в единении женщины и мужчины достигается вершина межличностного союза – эта пара, возможно, символически изображает вершину общения Бога с человечеством. Как мы увидим далее, это со всей очевидностью утверждали пророки Израиля, прежде всего Осия, Иеремия, Иезекииль, так называемый Третьеисайя и, особенным образом, – Новый Завет (гл. 4; гл. 11, п. 6).
Спустя столетия после последней редакции Книги Бытия тот же пресловутый сын Сирахов, толкуя «рассказ о сотворении» и проводя параллель между ним и историей избранничества и союза Бога с Израилем, будет взволнованно и восхищенно прославлять великое Божие дело. Вновь возвышаясь над приписанным ему «мужским шовинизмом», он напишет, что образ Божий в человеке запечатлен именно в самосознании и самоопределении, характерных для человеческого рода вообще, не исключая, разумеется, и женщин:
Господь ‹…› определенное число дней и времени дал Он им [людям] и дал власть над всем, что на ней [земле]. По природе их облек их силою и сотворил их по образу Своему. ‹…› Он дал им смысл, язык и глаза, и уши и сердце для рассуждения. Исполнил их проницательностью разума и показал им добро и зло. Он положил око Свое на сердца их, чтобы показать им величие дел Своих. ‹…› Он приложил им знание и дал им в наследство закон жизни. Вечный завет поставил с ними и показал им суды Свои. (Сир 17:2–3, 5–7, 9-10).
Если во многих культурах и религиях женщину охотно ассоциируют с землей, то Бытие связывает ее с жизнью: ее имя по природе – Ева (Hawah), «Живая», «Матерь всех живущих» (Быт 3:20). Так навсегда устанавливается материнское основание прихода в мир всякого человека. После грехопадения женщина, однако, передает жизнь в муках (3:16), но в конечном счете она торжествует над смертью, и сохранение вида – ее заслуга. Одна представительница ее потомства раздавит голову смертельного врага как самой женщины, так и всех людей, главу «змея – старейшего врага, именуемого дьяволом или сатаной». Через много веков эта победа в полном соответствии с Быт 3:1 будет провозглашена в последней книге христианской Библии – Апокалипсисе (Откр 12:9) (см. гл. 10).
Подводя итог высказанным выше догадкам, можно предположить, что именно представленный в Книге Бытия женский символ Евы парадоксальным образом опровергает тезис о внутренне присущей Библии вражебности к de dignitate mulieris [102] – естественно, если не закрывать глаза, чтобы не видеть, и не затыкать уши, чтобы не слышать. По меньшей мере, для тех времен, когда составлялись библейские тексты, Ева, т. е. изначальный образ всякой женщины, приходящей в мир, отражает женоненавистническую позицию в несравненно меньшей степени, чем можно было бы ожидать. В этом отношении говорить о якобы свойственном Библии «животном» антифеминизме просто невежественно.
3.4. Потерянный рай, или об истории человека
Можно сказать, что приведенные выше рассуждения односторонни или верны только частично. В самом деле, в Книге Бытия наряду с похвалами есть тексты, очерняющие женщину: ей приписывается, в первую очередь, пагубная роль в рассказе о грехопадении, о т. н. первородном грехе. Поскольку, согласно очевидному маскулинизму библейского автора, Адам не мог сам попасть в ловушку искушения, не мог сам поддаться соблазну змея, который был «хитрее всех зверей» (Быт 3:1), то значит, соблазну и обману могла поддаться только женщина, настолько она наивна и легкомысленна. Тем не менее, есть основания утверждать, что подобная характеристика женского начала не ставит целью внушить, будто женщина как таковая небогата умом и, напротив, богата пороками, будто у нее меньше достоинств и больше коварства, чем у мужчины. По логике игры, показанной в Бытии, женщина видится просто более любознательной, способной довериться кому угодно, даже «лукавому».
Если – согласно такому распределению ролей – женщина из соблазненной делается соблазнительницей, то, следовательно, главное действующее лицо она, а не мужчина. Одна известная феминистка довольно проницательно заметила, что в Бытии женщина не легкая и глупая добыча демона-искусителя, а человек, приступающий к действию, выбирающий познание, и поэтому именно она является носительницей культуры:
Речь идет о весьма важном вопросе, а именно, как важно понять, что быть любознательной личностью, т. е. такой, которая ищет знаний, испытывает его пределы, значит быть самой квинтэссенцией человеческой природы, находиться в рядах многих героинь и героев – носительниц/носителей культуры, породившей Книгу Бытия [103].
Представление Богом женщины мужчине, восторженные слова первого мужчины перед первой женщиной, перспектива стать «одной плотью» вызывают ликование, сопряженное с признанием друг друга различными и одновременно созданными друг для друга, с влюбленностью, брачным пиром, радостным ожиданием потомства. Но в символико-поучительном повествовании Книги Бытия должно было найтись место для «этиологического» объяснения того, как и почему между мужчиной и женщиной в реальной жизни не всегда сохраняется «райское блаженство». Наоборот, слишком часто отношения между ними омрачают ссоры, насилие, непонимание, и
