и зная, что за добро или зло его ждут гнев или милость.
Подобное рассуждение не имеет никакой цены.
Во-первых; если допустить на миг, что Бог существует и что он дарит нам свободу, то нельзя отрицать, что именно эта, от него исходящая свобода служит оправданием происходящему злу или добру. Объяснимо ли, почему эта частица вырванной у Верховного существа свободы могла бы быть направлена на дурное дело наперекор божественной воле?
Чем объясняется то, что эта частичка вырванной у свободного Верховного существа свободы пошла на такое дурное дело, если не тем, что божественная свобода в зародыше своем хранила те семена, жатвой которых были гнусность, подлость, страдания?
Если ложь, невежество, злоба, преступление явились результатом дарованной Ботом свободы, то Бог и сам лжец, невежда, злодей, преступник.
Согласовать обе вещи, существование Бога и человеческую свободу — немыслимо. Если Бог существует, то свободен он только.
Существо, отчасти зависящее ют другого, может быть само свободным только отчасти; тот же, кто находится в полном подчинении у других, никакой свободой не пользуется. Он — вещь, имущество, раб этого другого.
Итак, если Бог существует, то человек — не что иное, как игра его причуд, его фантазии. Тот, кто держит про запас все муки, ниспосылаемые на дерзкого ослушника установлений или запрещений; тот, кто с быстротой молнии может обречь нас на смерть — он один только свободен, ибо он предполагает и располагает. Он — господин; человек — его раб.
Чего только нельзя сказать о свирепости того судьи, который, предвидя все наши действия и затем, обладая даром божественного предведения, разит нас потоками огня и обрекает нас на вечное пребывание в невыразимых муках в отместку за минутное заблуждение за миг забвения!
Из всех мучителей этот судья — самый неумолимый, самый неправедный, самый жестокий!
Удивит ли вас после этого то зло, которое причиняет человечеству религия, те муки, которыми полна земля?
Преступная с точки зрения метафизической идея о Боге еще более, если можно, преступна с точки зрения исторической.
Ибо Бог — это религия.
Итак, религия есть рабство мысли. У верующего есть глаза, но он не должен смотреть; у него есть уши, но он не должен слышать; у него есть руки, но он не должен прикасаться; у него есть разум, но он не должен рассуждать. У него не должно быть ничего общего с руками, ушами, глазами, рассудком. Обо всяком предмете он должен спрашивать у откровения, преклоняться пред Св. Писанием, подчинять свое суждение православию. Противоречащую его вере очевидность он считает богопротивной, ложной. Обман и ложь, направленные к защите его Бога, он провозглашает истиной и действительностью.
Не делайте попыток рассеять нелепость его предрассудков; в ответ на это он заткнет вам рот, если у него достаточно силы, или предательски набросится на вас сзади, если он слаб.
Религия захватывает едва пробудившийся разум ребенка, вколачивает туда неразумные способы мышления, взращивает его в сфере заблуждений и бросает его обезоруженным пред лицом разума, стремящегося к познанию истины.
Затеянное Догмою против современного ребенка покушение она приводила в исполнение в течение долгих веков над младенцем — человечеством.
Пользуясь, злоупотребляя невежеством запуганного разума наших предков, религии, все религии, спутали мысли, поработили разум исчезнувших поколений.
Помимо этого религии задерживали прогресс.
Человеку, одурманенному терпеливым ожиданием вечной радости или скорби, жизнь — не дорога.
В смысле продолжительности она очень быстротечна, ибо 20, 50, 100 лет ничто в сравнении с вечностью.
Станет ли приписывать какую-нибудь важность этому кратному переходу, этому мимолетному пребыванию на земле человек, сгорбившийся под ярмом религии?
Этого он не в праве делать.
В его глазах жизнь — преддверие вечности,, которую он ожидает; земля — ведущий к ней проход.
В таком случае, зачем бороться, искать, изучать, познавать? Зачем трудиться над улучшением условий столь кратковременного существования? Зачем трудиться над расширением, расчисткою, просветлением этого прохода, этой каморки, где более момента оставаться не придется?
Важно только одно; сделать все для спасения души, отдаться Богу.
Прогресс — результат настойчивых усилий, а эти последние напрягались только по мере надобности. Но так как жить спокойно, удовлетворять потребности, сокращать труд, увеличивать благосостояние, главам верующего представляются вещами ничего не стоящими, то и прогресс его вовсе не интересует.
Что следствием религии было порабощение мысли и задержка прогресса — это истины, которых подтверждением служит множество имеющихся в истории и ярко бьющих наружу фактов.
Мыслимы ли более ужасные преступления?..
А кровопролитные войны, поглотившие во имя и из-за всякого рода верований сотни и тысячи поколений, миллионы и сотни миллионов воинов?.. Кто перечислит число войн, поводом которых были религии? Кто подведет итоги смертям, убийствам, гекатомбам, расстрелам, казням, которыми религиозное сектантство и нетерпимый мистицизм напоили землю, по которой проходило человечество, угнетаемое кровавым тираном, которого заставить обожать считали своим прямым долгом священнические косты?
И найдется ли когда-нибудь художник, который при всем обилии красок самых различных оттенков и со всеми мельчайшими подробностями изобразит трагические акты этой драмы, ужасы которой держали в страхе цивилизации около шести веков, достаточно пришибленными, чтобы сносить господство католической церкви; ту драму, которую история заклеймила страшным именем: <Инквизиция>.
Религия это — ненависть, посеянная среди людей; это — добровольное рабство и безропотная покорность миллионов; это — высокомерная жестокость касты монахов, попов; это — торжество подавляющей морали, доходящей до искажения сущности: мораль умерщвления плоти и духа, мораль уничтожения, отрицания, самопожертвования; мораль, вменяющая в обязанность личности сдерживать свои благие порывы, обуздывать свои страсти, заглушать свои стремления; мораль, наполняющая разум нелепыми предрассудками и терзающая его угрызениями совести и страхом мораль, предписывающая смирение, подрывающая могучий приток энергии, давящая освободительные попытки возмущений, оправдывающая деспотизм хозяев, эксплуататорские действия богатых и коварное владычество попов.
Умственное невежество, духовное уродство, слабость воли, — вот те преступления, в которых следует винить Бога и его рокового сообщника, религию.
Все эти преступления, которые возведены здесь, громогласно, публично, относятся к лжецам, проповедующим во имя несуществующего Бога. Они названы преступлениями Бога потому, что его именем они проповедывались и проповедуются теперь еще; потому что распространялись они и продолжают распространяться, благодаря идее о Боге.
Решительный момент наступил.
Под бдительным оком нашего правительства замечается пробуждение духовенства. Черные батальоны за- и шевелились.
Церковь напрягает все усилия; она собирает полки; все воины ее наготове, все пружины пущены в ход. Этой армии фанатиков мы должны противоставить сплоченный и сильный отряд. — Дело идет не о будущности партии, а о будущности человечества, о
