class="a">[146]. Сознание неизбежно видит организм со своей точки зрения и понимает его по-своему, то есть реактивно. Науке также пришлось следовать путями сознания, всецело опираясь на реактивные силы иного рода: организм всегда рассматривался с малозначимой стороны, со стороны его реакций. Согласно Ницше, проблема организма не сводится к спорам между витализмом и механицизмом. Чего стоит витализм, если он надеется раскрыть специфику жизни в реактивных силах, притом что в механицизме они получают другую интерпретацию? Подлинная проблема – в открытии активных сил, без которых сами реакции не были бы силами [147]. Деятельность сил необходимым образом бессознательна – именно это и превращает тело в нечто высшее по сравнению со всеми реакциями и в особенности по сравнению с той реакцией Я, которая называется сознанием: «Весь феномен тела с интеллектуальной точки зрения настолько же возвышается над нашим сознанием, нашим духом, нашими сознательными способами мышления, ощущения и воления, насколько алгебра возвышается над таблицей умножения» [148]. Активные силы тела – вот что делает тело самостью (soi) и определяет эту самость как высшую и поразительную: «…могущественный повелитель, неведомый мудрец – он называется Самость. В твоем теле живет он; твое тело есть он» [149]. Истинная наука – это наука о деятельности. Но наука о деятельности есть также и наука о необходимом бессознательном. Абсурдна идея, согласно которой наука должна идти в ногу с сознанием и в том же направлении. За этой идеей скрывается указующий перст морали. На самом деле наука есть лишь там, где нет и не может быть сознания.
«Что активно? Стремиться к власти» [150]. Присваивать, захватывать, порабощать, господствовать – вот характеристики активной силы. Присваивать означает навязывать формы, создавать формы, используя обстоятельства [151]. Ницше критикует Дарвина, поскольку тот интерпретирует эволюцию и даже эволюционные случайности совершенно реактивным образом. Он восхищается Ламарком, ибо Ламарк предощущал существование некоей подлинно активной пластической силы, первичной по отношению к приспособлениям: силы метаморфозы. У Ницше она представлена в рамках энергетики, где получила название «благородной» энергии, способной к самопреобразованию. Способность преображаться, дионисийская мощь – вот первое определение активности. Но всякий раз, как мы таким образом отмечаем благородство действия и его превосходство над реакцией, нам не следует забывать: как и действие, реакция обозначает определенный тип сил. Просто реакции не могут быть ни уловлены, ни научно познаны как силы, если мы не соотнесем их с высшими силами совершенно иного типа. Реактивное является изначальным качеством силы, однако его невозможно интерпретировать в этом качестве иначе, чем через отношение к активному, исходя из активного.
Силы обладают неким количеством, но также и неким качеством, соответствующим их количественному различию: активное и реактивное являются качествами сил. Мы чувствуем, что проблема меры сил весьма тонка, поскольку в ней задействовано искусство качественной интерпретации. Проблема ставится следующим образом. 1) Ницше всегда полагал, что силы количественны и должны определяться количественно. «Наше познание, – говорил он, – стало научным в той мере, в какой оно может использовать число и меру. Нужно попытаться рассмотреть вопрос, можно ли построить научный порядок ценностей в соответствии с некоей числовой и количественной шкалой силы. Все остальные ценности суть предрассудки, наивность, недоразумения. Они повсюду сводимы к этой числовой и количественной шкале» [152]. 2) Но Ницше также считал, что чисто количественная детерминация сил будет в то же время оставаться абстрактной, неполной, двусмысленной. Искусство измерения сил практически вынуждает пустить в ход интерпретацию и оценку качеств: «Механистическое мировоззрение стремится учитывать лишь количество, но сила коренится в качестве; механицизм может лишь описывать феномены, но не прояснять их» [153]; «Разве возможно, чтобы всевозможные количества были симптомами качества? <…> Желание сводить все качества к количествам есть безумие» [154].
Нет ли противоречия между этими двумя текстами? Если сила неотделима от количества, то еще больше она неотделима от других сил, с которыми соотнесена. Следовательно, количество как таковое неотделимо от количественного различия. Количественное различие – это сущность силы, отношение силы к силе. Грезить о двух равных силах, даже считая их разнонаправленными, – что может быть абстрактнее и одновременно вульгарнее подобных грез? Это грезы статистические, в которые погружается всё живое, но после их рассеет химия [155]. Итак, всякий раз, когда Ницше критикует понятие количества, мы должны иметь в виду: количество как абстрактный концепт всегда по сути своей стремится к идентификации, к выравниванию составляющего его единства, к устранению различия в этом единстве; Ницше упрекает любую исключительно количественную детерминацию сил в следующем: в ней устраняются, выравниваются или компенсируются количественные различия. Напротив, всякий раз, когда он критикует качество, мы должны учитывать: качества – ничто вне количественного различия, которому они соответствуют, различия как минимум между двумя предположительно соотнесенными силами. Словом, Ницше никогда не интересовала несводимость количества к качеству; или, скорее, это его интересовало лишь во вторую очередь и в качестве симптома. Главный его интерес с точки зрения самого количества – несводимость количественного различия к равенству. Качество отличается от количества, но только потому, что оно – не уравнивается в количестве, неустранимо в количественном различии. Итак, количественное различие в одном смысле есть несводимый к чему-либо иному элемент количества, а в другом – элемент, несводимый к самому количеству. Качество – не что иное, как количественное различие, соответствующее этому различию во всякой силе, соотнесенной с другими. «Мы не можем помешать себе ощущать простые количественные различия как нечто абсолютно отличное от количества, то есть как качества, уже несводимые друг к другу» [156]. Всё, что еще выглядит антропоморфным в этом тексте, следует скорректировать в свете следующего ницшевского принципа: существует субъективность универсума, но уже не антропоморфная, а как раз космическая [157]. «Желание сводить все качества к количествам есть безумие».
Вместе со случайностью мы утверждаем также и соотношение всех сил. И, несомненно, в мысли о вечном возвращении мы разом утверждаем всевозможные случайности. Но, со своей стороны, все силы не вступают в отношение сразу со всеми другими. Их способность вступать в отношение осуществляется в соотнесенности с небольшим числом сил. Случайность является противоположностью континуума [158]. Следовательно, столкновения сил, наделенных теми или иными количественными характеристиками, – это конкретные части случайности, ее утвердительные части, которые сами по себе чужды любого закона: это телесные члены (membres) Диониса. Итак, именно в этом столкновении каждая сила обретает качество, соответствующее ее количеству, то есть аффектацию, которая фактически осуществляет ее власть. Следовательно, в одном малопонятном тексте Ницше имеет право сказать, что мироздание предполагает «абсолютный генезис произвольных качеств», но
