инертные единицы в ожидании воздействия. Скорее, «объекты — рассматриваемые в качестве проблем — связывают нас в рамках публичной сферы, в корне отличной от того, что мы привыкли относить к „политическому“». ЛАТУР предлагает новый взгляд на хайдеггеровскую концепцию «вещи», и направлен этот взгляд на политические аспекты собраний и собираний: «Если das Ding определяет и тех, кто собирается по тем или иным вопросам, и причины их разделения и беспокойства, то это и должно быть в центре нашего внимания.
Назад, к самим вещам! Это ли не прекрасный политический лозунг?» [141]
Вопрос объектности остается актуальным и в контексте современной философии [142]. Можно вспомнить так называемую объектно-ориентированную онтологию (ООО), которая напрямую заимствует лозунг ЛАТУРА. ООО утверждает, что фокус западной философии прикован к отношениям между объектом и субъектом; из-за этого она упускает не менее важную «перспективу» объектов в их отношении друг с другом. Вместо того чтобы всматриваться в пределы отношений объекта и субъекта, ГРЭМ ХАРМАН предлагает нам поразмышлять о том, как объекты связаны друг с другом — и как отделены от когнитивных и эстетических рамок человека (как субъекта). ХАРМАН отмечает, что «у объектно-ориентированной философии есть один-единственный основополагающий принцип: мы должны вывести объект за рамки восприятия и причинных связей» [143].
Но это направление должно биться над собственными задачами, даже если они отличаются от задач субъектно-объектных отношений. ХАРМАН пишет, что такой подход «сразу указывает на основополагающую проблему: как вообще возникают связи?». Он продолжает: «Если объект всегда отстранен от своих отношений с миром, получается, что причинность может иметь только непрямой, косвенный характер; она может осуществляться только через некий медиум, отличный от самих вещей, поскольку сами вещи не могут вступать в любого рода связи» [144]. Автор рисует для нас понятную картину: вечно отрешенные, вечно ускользающие объекты. Но ООО обходит стороной главную проблему объектности — проблему медиации и парадоксов медиации: одновременную необходимость в ней и невозможность ее понять. Это касается любого посредничества, а не только посредничества между объектами. Это и есть главное слепое пятно ООО, о котором пишет и сам ХАРМАН: «Нам нужно обстоятельно разобраться, как два объекта могут быть скрыты друг от друга и при этом продолжать друг на друга влиять» [145].
Не так важно, возможна ли философия объектов, не производная от концепций Латура («объект-для-нас») или Хайдеггера («вещь-в-себе»). Важно то, что мы постоянно возвращаемся к устойчивости субъекта — самого своеобразного из объектов. Нам же для наших целей необходимо понять, как существуют объекты в этой противоречивой динамике данности и изъятия. Объекты сохраняют в себе толику недоступности даже в самом интимном, феноменальном взаимодействии — с нами, субъектами. Иначе говоря, у каждого объекта есть его недосягаемая ипостась: «больше-чем-объект». И это почти идеально объясняет популярность некоторых объектов в контексте сверхъестественного ужаса.
Чтобы разобраться в этом подробнее, мы вернемся немного назад, к истории философии. С философской точки зрения объекты отличаются от вещей; также важно отметить, что не все медиа по определению являются объектами или вещами. Проясняя нашу терминологию, мы обратимся к КАНТУ и его разграничению «объектов» и «вещей» — ведь именно КАНТ заложил основы различных направлений посткантианской философии.
В критической философии КАНТА объекты никогда не остаются просто объектами. КАНТ использует несколько разных понятий для того, что в английском обозначают просто как «объект». Например, есть понятие Objekt, которое означает объект чувственного опыта, познаваемый через единство осознанного восприятия; есть понятие Gegenstand — это объект чувственного опыта, познаваемый через интуицию и/или категории понимания; а есть понятие Ding (также переводится как «вещь»), которое означает объект сам по себе, вне рамок какого-либо опыта или знания о нем. Это последнее понятие Ding выводит нас к важному для кантианской философии тезису: есть логическая необходимость в том, чтобы «там», над нами, существовало нечто, но нечто само по себе непознаваемое. Это нечто становится основой для Gegenstand и, в свою очередь, превращает его в Objekt для субъекта. Но чем дальше мы продвигаемся в наших исследованиях, тем более шаткими становятся основы нашего понимания мира (нас как субъектов и мира как объекта). КАНТ определяет этот парадокс так:
Что нашим внешним восприятиям не только соответствует, но и должно соответствовать нечто действительное вне нас, — так же нельзя доказать, как связь вещей самих по себе, но это может быть доказано для опыта… ибо с другими предметами, не относящимися к возможному опыту, мы не имеем дела именно потому, что они не могут быть нам даны ни в каком опыте и, следовательно, для нас они ничто [146].
Все эти понятия, используемые Кантом, можно перевести просто как «объект». Но последний термин — Ding — КАНТ также обозначает как Ding an sich, или «вещь в себе». Для КАНТА «вещь в себе» или просто «вещь» — это предельное понятие. И оно выполняет важную трансцендентальную функцию: гарантирует, что существует настоящий, независимый мир, к которому мы как субъекты можем себя отнести — даже если мы никогда не сможем познать этот мир в его независимом существовании [147].
Давайте суммируем сказанное: по КАНТУ, существует основополагающее различие между «объектом» и «вещью» — и это различие аккуратно вписывается в общую рамку его критической философии. Объекты доступны познанию — и через органы чувств, и через интуицию — а значит, с помощью объектов мы можем получить новое знание. Вещи же навсегда остаются за пределами человеческого восприятия и понимания. С этим понятным различием связано важное противоречие, о котором пишет КАНТ: мы как мыслящие субъекты не можем не представлять эти по определению непостижимые и непознаваемые вещи (даже если мы представляем их как некую предельную концепцию). Поэтому вещь — это отрицательная концепция, и только такой она может быть. Согласно КАНТУ, всё, что мы можем сделать — это просто признать логическую необходимость существования «вещи в себе». А за ней — безмолвие…
Или всё же нет? По КАНТУ, есть кое-что, что парадоксальным образом связывает объект и вещь, а именно — их минимальная связь с субъектом. Разница в том, что в первом случае эта связь положительная, а во втором — отрицательная. Современные философы всё пытаются сдвинуть нашу парадигму от субъектно-объектных отношений к объектно-объектным. Но в критической философии КАНТА существует еще один тип объектно-ориентированного мышления: отношения между объектом и вещью. То есть между тем, что для нас как субъектов существует, и тем, что к нам как субъектам остается безучастным. Согласно КАНТУ, такие отношения находятся на границе между феноменом и ноуменом [148].
ШОПЕНГАУЭР,
