рефлексологизации основных фрейдистских механизмов центральное понятие психоанализа – понятие бессознательного – оказывается, конечно, совершенно излишним.
«Итак, фрейдовские утверждения о самостоятельности бытия подсознания, об изоляции последнего от прочего рефлекторного фонда, о подчинении подсознания особого качества законам оказываются неосновательными. „Подсознание“ психоаналитиков нашего толка представляет собой временно заторможенную часть общего рефлекторного фонда, и только. Ни малейшего уклонения в сторону от рефлексологического учения»
(«Жизнь организма», с. 59).
Рефлексологизовав фрейдизм, Залкинд прибегает к арифметическому способу проверки обратным действием – фрейдизует рефлексологию (в применении к собаке фрейдовский механизм выглядит весьма своеобразно).
«Чрезвычайно интересны в этом смысле опыты Павловской лаборатории над собаками (конечно, без всяких намерений фрейдовского их истолкования со стороны экспериментаторов): серией длительных и настойчиво организуемых раздражений (световых, звуковых или болевых) собака теряет способность реагировать обычным своим хватательным, слюноотделительным и прочими рефлексами на подносимый ей пахучий мясной порошок, независимо от длительности срока предшествовавшего ее голодания, если демонстрация порошка не сопровождается соответствующими условными „сигналами“ (звук, свет и пр.). Вначале, конечно, происходит настойчивое торможение по адресу этого нового раздражения („протест принципа удовольствия“); собака рвется к порошку, выделяет слюну и пр., – но пищи не дают без соответствующих предварительных сигнализаций („принцип реальности“). Без получения „разрешения“, без условного сигнала она попросту биохимически „не в силах“ есть (нет слюны и прочих соков), не имеет „аппетита“, „не хочет“ есть»
(статья в «Красной нови», с. 173).
Спрашивается теперь, что осталось от фрейдизма в результате залкиндовских операций?
Фрейдизм без категории бессознательного, без сексуалогии, без теории влечений и, следовательно, без содержания бессознательного: без Эдипова комплекса, без кастрационного комплекса и пр. и пр.; без снотолкования, без Я и Оно или, одним словом, фрейдизм без фрейдизма? Таков результат рефлексологизации.
Что осталось от рефлексологического метода?
Три ничего не говорящих понятия: безусловный рефлекс – условный рефлекс – торможение, т.е. остается рефлексологический façon de parler [206], но вовсе не рефлексология.
Итак, ни фрейдизма, ни рефлексологии!
Основная ошибка в позиции Залкинда заключается в следующем: нельзя рефлексологизовать другую теорию (как вообще нельзя переводить одну теорию на язык другой теории). Применять рефлексологический метод можно не к чужой теории, а к факту, к материальному явлению; применить же его к факту – значит подчинить изучение этого факта определенной экспериментальной методике.
Но поддаются ли вообще те факты человеческого поведения, по поводу которых теоретизирует фрейдизм, рефлексологическому методу?
– Нет, не поддаются. Рефлексологический метод как чистый физиологический метод может овладеть лишь абстрактно выделенным компонентом (составной частью) человеческого поведения, но в целом это поведение не может быть понято рефлексологическим методом: ведь оно не есть только физиологический факт. Нам уже приходилось об этом говорить в другом месте (см. гл. VIII, IX). Те конфликты человеческого поведения, о которых говорит Фрейд, являются не биологическими, а объективно социологическими фактами, идеологически преломленными. Нам представляется поэтому глубоко неверным основное теоретическое убеждение Залкинда в том, что
«психика человека – биологическое отражение его социального бытия»
(статья в «Красной нови», с. 163).
Вся субъективная сторона психики, именно та, с которой имеет дело Фрейд, есть идеологическое отражение социального бытия. Самое словосочетание «биологическое отражение» представляется нам философски глубоко абсурдным. Основная мысль последней книги Залкинда, сводящаяся к попытке истолкования психологического фактора в жизни организма как совокупности условных рефлексов, – представляется нам в корне ошибочной [207]. Сознание и вообще психический фактор нужно понять в его качественном своеобразии, а не сводить к условным рефлексам. Механизм условного рефлекса развертывается в пределах чисто биологически понятого индивидуального организма и чистой же физической среды. В применении к человеку этот механизм – абстракция. В основе психики лежат сложные социально-экономические образования, и самая психика нуждается в особом идеологическом материале: материале слова, значащего жеста и пр.
Только в этом материале субъективно психическое дано как объективный факт. Все это никак не учтено Залкиндом.
Останавливаться на более подробном критическом анализе залкиндовской теории «психического фактора», равно как и на более подробном обосновании нашей точки зрения на психику мы в пределах данной работы, конечно, не можем. Мы рассчитываем это сделать в другом месте. Неосновательность же залкиндовской апологии фрейдизма нами, как мы надеемся, достаточно уже показана.
6. Итоги.
Остается подвести итоги.
Психоанализ – широкое, по-своему глубоко продуманное, органически единое учение, неразрывно связанное с основными предпосылками классового сознания современной европейской буржуазии. Психоанализ плоть от плоти, кровь от крови разлагающейся буржуазной идеологии; мы видели, что он входит в основную колею современной европейской мысли. Марксистские апологии фрейдизма, решая свою безнадежную задачу соединить несоединимое, принуждены разрывать это органическое единство (пусть и больного организма), вырывать из него отдельные элементы и мотивы, которые вне целого видоизменяют или теряют свой смысл. Одни из них, как мы видели, избегая объективно анализировать самый метод, подбирают отдельные декларативные высказывания фрейдистов; другие цепляются за внешние грубые сходства между отдельными моментами фрейдистской теории и марксизма, третьи, наконец, как Залкинд, подменяют фрейдизм куцой рефлексологией.
Спокойный объективный анализ всех сторон фрейдизма едва ли может оставить какие-либо сомнения в правильности данной нами марксистской оценки этого учения.
НОВЕЙШИЕ ТЕЧЕНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ НА ЗАПАДЕ
[208]
В настоящее время в Западной Европе проблемы философии языка получают необычайную остроту и принципиальность. Можно сказать, что современная буржуазная философия начинает развиваться под знаком слова, причем это новое направление философской мысли Запада находится еще в своем начале. Идет оживленная борьба вокруг «слова» и его систематического места, – борьба, аналогию которой можно найти только в средневековых спорах реализма, номинализма и концептуализма.
В самой лингвистике после позитивистической боязни всякой принципиальности в постановке научных проблем и характерной для позднейшего позитивизма враждебности ко всем запросам миросозерцания пробудилось обостренное осознание своих общефилософских предпосылок и своих связей с другими областями знания. В связи с этим появилось ощущение кризиса, переживаемого лингвистикой, неспособной удовлетворить всем этим запросам
Задача предлагаемой статьи – охарактеризовать основные направления современной философии языка на Западе.
Задача выделения действительного объекта философии языка – далеко не легкая. При всякой попытке ограничения объекта исследования, сведéния его к определенному и обозримому, компактному предметно-материальному комплексу мы теряем самое существо изучаемого предмета, знаковую и идеологическую природу его. Если мы выделим звук, как чисто акустический феномен, то языка как специфического предмета у нас не будет. Звук всецело входит в компетенцию физики. Если мы прибавим физиологический процесс производства звука и процесс его звукового восприятия, то все же не приблизимся к своему объекту. Если мы присоединим переживание (внутренние
