знаки) говорящего и слушающего, мы получим два психофизических процесса, протекающих в двух разных психофизиологических субъектах, и один физический звуковой комплекс, осуществляющийся в природе по законам физики. Языка как специфического объекта все нет как нет, а между тем мы уже захватили три сферы действительности – физическую, физиологическую, психологическую – и получили в достаточной мере сложный, многосоставный комплекс. Но этот комплекс лишен объединяющего момента, отдельные части его лежат рядом и не объединены никакой внутренней, проникающей его закономерностью, превращающей его именно в явление языка.
Что же необходимо прибавить к нашему и без того уже сложному комплексу?
Этот комплекс, прежде всего, необходимо включить в гораздо более широкий и объемлющий его комплекс – в единую сферу организованного социального общения. Чтобы наблюдать процесс горения, нужно поместить тело в воздушную среду. Чтобы наблюдать явление языка, нужно поместить производящего и слушающего звук субъектов, равно как и самый звук, в социальную атмосферу. Ведь необходимо, чтобы и говорящий и слушающий принадлежали к одному языковому коллективу, к определенно организованному обществу. Необходимо далее, чтобы наши два индивида были обняты единством ближайшей социальной ситуации, т.е. чтобы они сошлись как человек с человеком на определенной почве. Только на определенной почве возможен словесный обмен, как бы ни была обща и, так сказать, окказиональна данная общая почва.
Итак, единство социальной среды и единство ближайшего социального события общения – совершенно необходимые условия для того, чтобы указанный нами физико-психофизиологический комплекс мог иметь отношение к языку, к речи, мог бы стать фактом языка – речи. Два биологических организма в условиях чисто природной среды никакого речевого факта не породят.
Но в результате нашего анализа мы, вместо желанного ограничения объекта исследования, пришли к необычайному его расширению и усложнению.
Ведь организованная социальная среда, в которую мы включили наш комплекс, и ближайшая социальная ситуация общения сами по себе необычайно сложны, проникнуты многосторонними и многообразнейшими связями, между которыми не все одинаково необходимы для понимания языковых фактов, не все являются конститутивными моментами языка. Наконец, вся эта многообразная система явлений и отношений, процессов и вещей нуждается в приведении к одному знаменателю; все линии его должны быть сведены к одному центру-фокусу языкового процесса.
Как же разрешалась эта проблема в философии языка и в общей лингвистике, какие вехи уже поставлены на пути ее разрешения, по которым можно было бы ориентироваться? [209]
В философии языка и в соответствующих методологических отделах общей лингвистики мы наблюдаем два основных направления в разрешении нашей проблемы, т.е. проблемы выделения и ограничения языка как специфического объекта изучения. Это влечет за собой, конечно, коренное различие данных двух направлений и по всем остальным вопросам науки о языке.
Первое направление можно назвать индивидуалистическим субъективизмом в науке о языке, второе – абстрактным объективизмом [210].
Первое направление рассматривает как основу языка (в смысле всех без исключения языковых явлений) индивидуально-творческий акт речи. Индивидуальная психика является источником знака. Законы языкового творчества – а язык есть непрерывное становление, непрерывное творчество – суть законы индивидуально-психологические: их-то и должен изучать лингвист и философ языка. Осветить языковое явление значит свести его к осмысленному (часто даже разумному) индивидуально-творческому акту. Все остальное в работе лингвиста имеет лишь предварительный, констатирующий, описательный, классифицирующий характер, только подготовляет подлинное объяснение языкового явления из индивидуально-творческого акта или служит практическим целям научения готовому языку.
Язык, с этой точки зрения, аналогичен другим идеологическим явлениям, в особенности же искусству, эстетической деятельности.
Основная точка зрения на язык первого направления сводится, таким образом, к следующим четырем основоположениям.
1) Язык есть деятельность, непрерывный творческий процесс созидания (ενεργεια), осуществляемый индивидуальными речевыми актами.
2) Законы языкового творчества суть индивидуально-психологические законы.
3) Творчество языка – осмысленное творчество, аналогичное художественному.
4) Язык как готовый продукт (εργον), как устойчивая система языка (словарь, грамматика, фонетика) является как бы омертвевшим отложением, застывшей лавой языкового творчества, абстрактно конструируемой лингвистикой в целях практического научения языку как готовому орудию.
Самым значительным представителем первого направления, заложившим его основы, был Вильгельм Гумбольдт [211].
Вся могучая гумбольдтовская мысль в ее целом не укладывается, конечно, в рамки выставленных нами четырех основоположений, – она шире, сложней и противоречивее; поэтому Гумбольдт и мог сделаться наставником далеко расходящихся друг от друга направлений, но все же основное ядро гумбольдтовских идей является наиболее сильным и глубоким выражением основных тенденций охарактеризованного нами первого направления [212].
В русской лингвистической литературе важнейшими представителями первого направления являются А. Потебня и круг его последователей [213].
Последующие представители первого направления уже не возвышались до философского синтеза и глубины Гумбольдта.
Направление значительно мельчало, особенно в связи с переходом на позитивистический и поверхностно-эмпирический лад. Уже у Штейнталя нет гумбольдтовского размаха. На смену приходит зато бóльшая методологическая точность и систематичность. Чрезвычайно мельчают основоположения первого направления в эмпиристическом психологизме Вундта и его последователей. Но и в настоящее время индивидуалистический субъективизм снова приобретает большое значение в школе Фосслера (так называемая «Idealistische Neuphilologie») [214].
Школу Фосслера прежде всего определяет решительный и принципиальный отказ от лингвистического позитивизма, не видящего ничего дальше языковой формы (преимущественно фонетической как наиболее «позитивной») и элементарного психофизиологического акта ее порождения [215]. В связи с этим на первый план выдвигается осмысленно-идеологический момент в языке. Основным двигателем языкового творчества является «языковой вкус» – особая разновидность художественного вкуса. Языковой вкус это и есть та лингвистическая истина, которой жив язык и которую должен вскрыть лингвист в каждом явлении языка, чтобы действительно понять и объяснить данное явление. Только стилистическая индивидуация языка в конкретном высказывании исторична и творчески продуктивна. Именно здесь происходит становление языка, отлагающееся затем в грамматических формах: все, что становится грамматическим фактом, было раньше фактом стилистическим [216].
Из современных представителей первого направления философии языка следует еще назвать итальянского философа и литературоведа Бенедетто Кроче [217]. Его идеи во многих отношениях близки к фосслеровским. И для него язык является эстетическим феноменом. Основной ключевой термин его концепции – выражение (экспрессия). Всякое выражение в основе своей художественно. Отсюда – лингвистика как наука о выражении par excellence [218] (каковым является слово), совпадает с эстетикой. Отсюда следует, что и для Кроче индивидуальный речевой акт выражения является основным феноменом языка.
Переходим к характеристике второго направления – философско-лингвистической мысли: абстрактного объективизма.
Организующий центр всех языковых явлений, делающий их специфическим объектом особой науки о языке, перемещается для второго направления в совершенно иной момент – в языковую систему как систему фонетических, грамматических и лексических форм языка.
И действительно, различие между первым
