Эта борьба обусловлена не только обстоятельствами, окружающими органическое существо, по она постоянна, вечна; она никогда не может прекратиться, так как не может быть приспособления для ненасытимого даже среди изобилия существа“. Сколько бы не давала окружающая среда организму, ему всегда будет недостаточно, потому что раз он живет, он должен увеличиваться: для пего нет предела. Мы не можем себе даже представить, что-бы было, если-бы окружающая среда содержала бесконечно много необходимых для органической материи элементов.
Выяснив себе, что такое жизнь, мы поймем, отчего зависит, чем обусловлена смерть, как прекращение жизни, т. е, увеличения; можем вполне точно решить, есть ли смерть внутреннее проявление жизни или обусловлена внешними причинами. Попятно, что на земле должна быть смерть, ибо и физические условия, напр. низкая температура, и недостаточность тех химических соединений, которые необходимы для органических существ, должны прекращать жизнь. Вследствие только внешних условий жизнь должна и прерываться и прекращаться; для органических существ мало нашей планеты, но если-бы она была в триллион раз больше, все равно для всех органических существ не хватило-бы ни места, ни пищи. Поэтому пока для биологии существует только один закон: на земле все живое должно умирать; для жизни на земле положены пределы во внешних условиях; как она не борется с законами механики, физики и химии, но в конце концов должна им подчиниться и потому беспредельная по существу жизнь возможна лишь в пределах, данных внешней средой. Что было-бы, если-бы не существовало законов механики, физики и химии, — мы представить себе не можем и потому не можем решить, что было бы с органической материей, если-бы ее ненасытимости не было пределов во внешнем мире. Другими словами: мы не можем мыслить жизни без ее противоположности, ее антитезиса, ее предела — смерти.
Для нас несомненно и очевидно, что жизнь всегда и всюду борется со смертью, что все живущее или живет, т. е. продолжает увеличиваться, или умирает: раз особь не увеличивается. она умирает. В этой вечной борьбе между жизнью и смертью бывают остановки, но не может быть конца, жизнь не может быть бесконечна, потому что жизнь ненасытна, беспредельна, и потому рядом с жизнью наступает разрушение, т. е. смерть. Смешивают существование и жизнь; сложное органическое существо состоит из многих тканей и клеток; во время его существования одни ткани и клетки живут, т. е. увеличиваются, другие умирают, существование длится до тех пор, пока в большинстве важнейших органов жизнь, т. е. рост, преобладает над смертью, т. е. разрушением. Человек, животные и даже растения в высшей степени сложные существа, и поэтому в их существовании основной закон жизни не совсем ясен для тех, кто не изучал биологии; но и в этих высших организмах мы видим проявление того же вечного закона жизни. Вначале всякое животное и растение просто увеличивается во всех своих размерах; достигнув возможно наибольшего для него размера, оно продолжает увеличиваться в своем потомстве: ведь потомство есть продолжение особи. Когда прекращается выделение потомства, наступает умирание, и мало по малу организм по малоизвестным нам причинам, не способный увеличиваться ни сам, ни выделением потомства, умирает окончательно; все ткани постепенно умирают.
В сложных организмах, как известно, отдельные ткани и органы обладают значительной самостоятельностью, и потому в одном организме жизнь и смерть ведут между собою сравнительно долгую борьбу. Конечный исход этой борьбы всегда неизбежно один и тот-же в силу основного закона жизни, но это еще не значит, что высший организм только живет; нет, он одновременно живет и умирает, потому что жизнь на нашей планете невозможна без смерти. В простейших организмах мертвые органы просто отпадают и заменяются новыми, в высших продукты смерти тканей выделяются или сложными приспособлениями, или остаются в организме, более или менее ускоряя конечный исход вечной борьбы жизни и смерти. Жизнь есть действительно смерть, как сказал Клод-Бернар, и смерть есть жизнь, потому что смерть подготовляет необходимые для жизни химические соединения; без смерти на нашей планете невозможна жизнь: смерть питает жизнь, как это ми постоянно видим, куда ни посмотрим.
Все живое обречено на выполнение неисполнимой задачи: вечно идти вперед, вечно быть неполным, незаконченным и потому умирать; вот где действительная, настоящая бесконечность и безграничность. Всякое органическое существо, все живое не может достигнуть цели, и потому вполне прав великий Гете, своим гением натуралиста и поэта предугадавший на много вперед основной закон биологии; Гете сказал: „цель жизни сама жизнь“; действительно, жизнь имеет одну цель — рост, увеличение, а рост и увеличение есть жизнь; цель жизни на нашей планете достижима только до известной степени и потому все живое обречено на уничтожение. Жизнь есть просто непонятное нашему уму движение с бесконечной энергией; сила жизни так велика, так безгранична, что мы даже представить себе не можем; в самом деле „зерно горчичное“ может наполнить собою всю землю, так непостижимо много в нем силы. Хотя я и не намерен делать метафизические выводы из вышеизложенного, но считаю необходимым заметить, что „зерно горчичное“ прямо опровергает наши воззрения о материи и силе; в этом маленьком зерне достаточно силы, чтобы впитать в себя и в свое потомство беспредельные количества химических соединений; оно может произвести бесконечно большие видоизменения во внешнем мире.
Борьба за существование — это великое открытие Дарвина, ужасна потому, что в ней нет победителей, а только, побежденные: сколько бы овец ни съел лев, ему будет этого мало; если он и удовлетворит свой голод, то ненасытимый голод жизни скажется в неудовлетворенном половом чувствовании. При хорошем питании один лев может произвести многочисленное потомство; забывают,что для одного льва мало одной львицы — количество семени у него приблизительно такое же, как и у собаки, и если лев довольствуется одной львицей, то это последствие того вечного голода, на который обречены плотоядные. Ежели-бы лев мог жить, как он должен по своей натуре, то через несколько десятилетий он и его потомство умерло-бы с голода. Если одна особь или одна пара и может быть всегда победительницей, то все-таки она будет побеждена в своем потомстве.
Правда, громадное большинство растений и животных борется за непосредственное существование — и это понятно; жить дано не многим, почти все живое только прозябает, существует, и все живое должно прежде всего оберегать свое существование. Но если мы представим себе остров, по своим климатическим условиям наиболее благоприятный для жизни, посеем там несколько растений и поселим несколько пар животных — все равно каких — тотчас-же между всем живым начнется борьба, потому что на таком острове все начнет „плодиться и множиться“,
