и потому всего острова будет недостаточно для одного растения, для потомства одной пары. Самые идеальные внешние условия не могут прекратить борьбу за жизнь, потому что то, что не имеет предела, конца, не может быть удовлетворено. Такие условия могут прекратить борьбу за существование, но не за жизнь; борьба за жизнь есть
внутреннее свойство всякого живого существа; борьба за жизнь так-же постоянна и беспредельна, как беспредельна жажда, потребность жизни всякого существа; весь мир мал для одного „зерна горчичного“.
Если и можно мечтать о прекращении или, по крайней мере, ослаблении борьбы за существование, хотя-бы между людьми, то борьба за жизнь, как выражение, прямой вывод основного закона жизни, вечна и беспредельна, как сама жизнь. Органическая материя при своей ненасытимости, при своей вечной жажде жизни принимает бесконечно разнообразные формы, в которых может бороться с окружающей средой. Только с этой точки зрения нам попятно бесконечное разнообразие живой материи. Бесконечное разнообразие живых существ может быть объяснено только этой ненасытностью живой материи. Чтобы жить, т. е. беспредельно поглощать из окружающей среды, органическая материя должна была принять бесконечно разнообразные формы, так как, только благодаря этому разнообразию, она может поглощать из окружающей среды все, что может дать эта среда.
Вот истинная и единственная причина разнообразия форм живой материи. Если-бы живая материя была насытима, имела предел для своего насыщения, то простейшая органическая плазма одна существовала-бы на свете. Но в силу своей ненасытимости простейшая органическая плазма должна была дифференцироваться, чтобы в различных формах поглощать из окружающей среды элементы, нужные для их питания. Каждая новая органическая форма уже может поглощать то, чего не могли поглощать все остальные существа. Если-бы жизнь остановилась на сравнительно уже сложных формах — бактериях, то все то, что поглощают более сложные организмы, чем бактерии, осталось-бы не поглощенным живой материей; между тем жизнь, в силу своей ненасытимости, не может остановиться, не может прекратить свою борьбу со всем тем, что может быть поглощено органической материей. Очевидно, что бактерии — беру грубый и для незнающих зоологии и ботаники ясный пример — не могут поглощать из окружающей среды то и так, что и как поглощают липа, рак и воробей, и поэтому эти более сложные формы жизни суть непременное продолжение вечно возрастающей, вследствие своей ненасытимости, органической материи. Каждая новая форма жизни это — новое видоизменение материи в данном организме, поглощающем из окружающей среды то и так, что и как не могут поглотить остальные формы жизни.
Наш несовершенный ум не может представить себе ни одной новой формы жизни: природа более гениальна, чем мы. Все те драконы и чудовища, которые созданы человеческой фантазией, суть невозможные в природе существа, потому что они не обладают новыми, несуществующими в органическом мире приспособлениями для поглощения окружающей среды, т. е. увеличения имеющейся на земле органической материи. Другое дело, напр., сосна; ее существование есть проявление гениальности природы, имеет свой raison d'etre, потому что по своему строению она может поглощать из окружающей среды то и так, что и как не может ель, пихта и т. п. Если-бы не было сосны, то сумма жизни, т. е. органической материи, на земле была-бы меньше, потому что ни ель, ни пихта не могут жить именно в тех условиях, в которых живет сосна.
Биологи 19 уже сознали, что в сущности мы не имеем права говорить ни о высших, ни о низших формах жизни; эти общеупотребительные понятия ни на чем не основаны и ничего не выражают. Почему крокодил более высший организм, чем, напр, золотистый гроздекок? Мы можем утверждать, что крокодил больше и более сложного строения, чем золотистый гроздекок; но кто из них выше или ниже, мы не знаем. По всей вероятности, золотистый гроздекок „выше“ в том смысле, что может лучше противостоять окружающему миру, чем крокодил; можно уничтожить всех крокодилов, но пока мы не можем себе даже представить, как уничтожить золотистаго гроздекока; значит, последний приспособлен для борьбы за существование лучше, чем крокодил; золотистый гроздекок увеличивает сумму жизни на земле делением, а крокодил для той-же цели имеет зубы и половые органы и что „лучше“ (?!) достигает цели, решить не трудно.
Нет ни высших, ни низших организмов; млекопитающие не выше растений, а есть бесконечно разнообразные формы жизни в силу ее ненасытимости, стремящейся поглощать годные для ее питания химические соединения. Всякая новая форма жизни, всякий новый вид животных — это не более, как новое приспособление органической материи для выполнения основного ее закона — ненасытимости.
Мы должны представить себе дело так: простейшая органическая материя для того, чтобы увеличиваться, с одной стороны делится, с другой стороны принимает все более и более разнообразные формы для того, чтобы поглощать как можно больше из окружающей среды. Всякая новая форма жизни может жить в тех условиях, в которых не могут жить все остальные, и потому всякая новая форма жизни есть лишь новое приспособление ненасытимой органической материи.
Наделенные никогда ненасытимым голодом организмы должны истреблять все, что может увеличивать их организм или их потомство — будь то неорганическая материя или органическая. Ни один организм никогда не может быть сытым, потому что он ненасытим; пока он живет, он стремится к недостижимой цели, какие бы приспособления для жизни, т. е. увеличения себя и своего потомства он не имел. Этому одному закону подчинены все растения, все животные и в этом отношении они одинаково „высоки“ — всем даны несуществующие у других приспособления для выполнения цели жизни, — и все одинаково „низки“, потому что ни одно растение, ни одно животное не может достигнуть недостижимой цели жизни—увеличения, и все достигают только конца, но не цели жизни, потому что как прекрасно сказал Montaigne: La mort est bien le bout, mais non le but de la vie 20.
Способность чувствовать страдание и наслаждение есть одно из бесконечно разнообразных приспособлений органической материи для насыщения ее ненасытимой жажды увеличения. Те животные, которые наделены этой способностью, в других отношениях менее приспособлены к борьбе за существование и только благодаря этой способности могут существовать. Всякому понятно, что животные, наделенные способностью наслаждаться и страдать, вообще во всех других отношениях наименее устойчивы; все эти животные „нежны“, обладают сравнительно меньшей сопротивляемостью, чем существа, не одаренные этой ужасной способностью. Животные и растения, не наделенные этой способностью, легко переносят такие повреждения, которые безусловно убивают „высших“, наделенных чувствительностью. Каждый ребенок знает, как трудно убить дождевого червяка и как легко лишить жизни цыпленка. Об этих
