том, что ранее—ощущение или сопряженное с ним чувствование — достигает сознания, было предметом спора между Вундтом и Horwitz’ом 29. Самая возможность такого спора доказывает громадную быстроту возникновения чувствований; ощущения — это то, что происходит в нас, попадает в нас, действует на нас; чувствования это то, что происходит с нами, то есть изменения сознания, вызванные полезными или вредными изменениями, происшедшими с нашим организмом; поэтому, конечно, ощущения должны появляться раньше, чем чувствования: ведь чувствование — это реакция всего организма на то раздражение, которое произвело ощущение. При сильных раздражениях боль, повидимому, возникает даже ранее, чем ощущение; кому случалось неожиданно обжечься сзади, напр., о горячую печку, или получить сзади удар, тот помнит, что сначала он чувствовал боль и лишь спустя несколько секунд ощущал теплоту или прикосновение ударившего его тела. Мы знаем время, необходимое для возникновения ощущения (менее 0,01 секунды 30; следовательно, приблизительно столько-же нужно и для возникновения чувствования. Благодаря такой быстроте возникновения, чувствования действительно полезнейшее приспособление для борьбы за существование, потому что, повторяю еще раз, животное нападает или обороняется, т. е. увеличивает жизнь или Избегает смерти от раздражений, не потому, что эти раздражения производят ощущения, а потому, что с этими ощущениями сопряжены чувствования: сытая собака видит и обоняет мясо, но не ест его, потому что, когда она сыта, ощущения мяса сопряжены с неприятными чувствованиями; когда она проголодается, те-же ощущения будут сопряжены с приятными чувствованиями.
Относительность чувствований вполне соответствует относительности полезного и вредного для организма; в жаркий день выкупаться в холодной воде (от 10 до 15 R.) почти для всех истинное наслаждение; такое-же купание для озябшего в холодный осенний день — истинное страдание. Самые ужасные мучения могут быть приятны, как то доказали многочисленные мученики за веру. Конечно, это были избранные натуры и у обыкновенных людей вера и любовь к истине развиты не так сильно, но, напр., некоторые испытывают удовольствие, когда их секут розгами: одни но той-же причине, как Жан-Жак-Руссо, другие потому что считают себя свободными от сделанного ими греха, раз перенесли это наказание. Один небезызвестный в свое время деятель рассказывал мне, что ему было „отрадно“, когда его секли: мучения совести за сделанный поступок его оставляли, и он чувствовал себя свободным. Такая парадоксальность чувствований есть только проявление высокой относительности чувствований, соответствующей виртуозности жизни. Исхудалая волчица заходит для совокупления к дворовым собакам; не смотря на страшный голод она не бросается на кобелей, а ищет совокупления; очевидно, ей приятнее совокупление, чем удовлетворение мучительного голода. Так как в сложном организме, а таковы животные, наделенные способностью чувствовать, рядом протекает целый ряд процессов жизни и смерти, то естественно, что даже вредные для жизни отдельной ткани процессы могут вызывать приятные чувствования, если они полезны в данный момент для всего организма; напр., горчичник может быть непосредственно приятен при сильной головной боли; у того-же субъекта, когда он здоров, горчичник вызывает неприятное чувствование.
Если-бы простейшее органическое существо было наделено способностью чувствовать, оно, наверное, испытывало бы страдание и наслаждение всегда при тех-же самых условиях, а именно при захвате питания — наслаждение, при отсутствия питания — страдание, но у организмов сложных не может быть такого постоянного отношения между раздражением и чувствованием, потому что многие раздражения могут быть и полезны и вредны в зависимости от очень многих условий, часть которых нам неизвестна; ведь биология, а тем более патология — науки очень молодые. Еще я помню мучения голода в лазарете — кроме овсянки ничего не давали; есть хотелось страшно, но доктор говорил, что нужно голодать; теперь, напротив, заставляют при некоторых болезнях есть насильно; чувствование оказалась более верным, чем знание. Для того, чтобы не доверять чувствованию, нужно знать, почему оно обманывает, и я, напр., сомневаюсь, что-бы было полезно есть то, что не вкусно; для того, чтобы больной ел больше, нужно ему давать вкусные блюда, способные возбудить его аппетит. Относительность чувствований была причиной непонимания этого психического явления, и я не знаю более глубокого заблуждения в психологии XIX века, чем в учении о чувствованиях Гербарта и его школы 31.
На третий из поставленных выше вопросов наука не может дать положительного ответа; но так как этот вопрос совершенно игнорировался, а между тем неизмеримо важен, то я считаю уместным остановиться на нем несколько подробнее. Кто ответит на этот вопрос, тот произведет одну из самых крупных революций во всей жизни человечества. В самом деле, страдают-ли животные так-же, как человек; если да, то, очевидно, мучить животных такое же преступление, как и мучить людей, если животные не страдают так-же, как человек, то с животными можно обращаться, как с растениями. Сравнительно недавно нужна была папская булла, чтобы признать за краснокожими право на звание людей; многие искренно были убеждены, что с краснокожими можно обращаться, как с бесполезными животными. До сих пор никто не задавался поставленным мною вопросом, меледу тем, если допустить, что животные страдают, то этого вполне достаточно, чтобы отравить существование всем хорошим людям 32. Между вегетарианцами и противниками вивисекций не мало вполне искренних, разумно-мыслящих людей, сочувствующих животным für und an sich. Бесспорно есть люди, сочувствующие не только людям, но и животным; их не следует смешивать с теми, которые любят больше животных, чем людей; эти последние ничтожные эгоисты, чего про первых сказать нельзя.
Для многих поставленный мною вопрос покажется или праздным или очень простым или то и другое вместе; что он не праздный, доказывается возникновением обществ против вивисекций, обществ покровительства животных и, наконец, обществ вегетарианцев. Сошлюсь на авторитет Л. Толстого. В своей известной статье „Первая Ступень“ (Вопросы Философии. 1892) он развязывает, что мужик, с которым он ехал, „сильный, красный, грубый, очевидно, сильно пьющий“ и тот, когда увидел, как резали свинью, „тяжело вздохнул“ и сказал „ужели-ж за это отвечать не будут“. Очевидно, и для этого огрубевшего существа поставленный вопрос далеко не праздный.
Этот же вопрос не кажется праздным и этикам: по крайней мере Paul Janet 33 его затрагивает, хотя и не разбирает с должным вниманием.
Вопрос этот может показаться праздным, потому что, повидимому, животные несомненно страдают так-же, как и мы.
Что животные страдают — это несомненно; также бесспорно, что они помнят свои страдания, по крайней мере это следует утверждать относительно многих животных; но все это еще не доказывает, что они страдают в том же смысле, так-же, как и люди. Для того, чтобы страдание было ужасно, для того, чтобы страдание было похоже на наше, оно должно
