К сожалению, второй царь слишком отличался от своего брата, чтобы это не бросалось в глаза. Малоизвестный до своего назначения императором, он не имел ни энергии, ни мужества Валентиниана, ни его блестящих государственных дарований. Если заурядность следует считать дурным качеством, то тогда его нужно признать плохим правителем; но только в этом случае. Из черт характера в качестве положительных можно выделить, пожалуй, безусловную преданность брату и верность в дружбе, хотя Создатель не лишил его и некоторых иных добродетелей. Как и Валентиниан, Валент был сторонником строгой дисциплины, не лишён осторожности в выборе чиновников и правителей провинций, был очень добросовестен в охране границ государства. Как бережливый правитель, он снискал уважение своих подданных тем, что постоянно смягчал тяжесть налогового бремени, был снисходителен при взыскании недоимок, но жесток по отношению к ворам и казнокрадам. Был щедр, но в меру, и в то же время глубоко убеждён в необходимости обрамлять царский титул пышностью двора. При нём восточные провинции процветали, в связи с чем Марцеллин замечает: «Восток не помнит лучшего в этом отношении времени ни при каком другом императоре».
Когда ум Валента не волновался страхом, а Валентиниана — яростью, пишет один историк, цари вели себя так, что заслужили название отцов своего отечества. Во всяком случае, во время их царствования ни образ поведения царей, ни дворцовые нравы никогда не вызывали краски стыда на лицах римских граждан[386]. Историки не преувеличили их славы — в условиях не прекращавшихся войн, когда последние средства государства шли на содержание армии, Валентиниан прилагал много усилий для блага подданных. Например, он законом запретил подкидывать новорождённых детей (обычная практика для развращённого города) и назначил по одному искусному медику на каждые 14 кварталов Рима.
Не имея высокого образования, он тем не менее понимал все его выгоды и основал многие учебные заведения для юношества, содержащиеся за счёт казны. Интересны сведения об одной из таких школ, открытой в Константинополе, где преподавал 31 профессор по таким отраслям знания, как правоведение, риторика, грамматика, философия, а также готовились софисты и антикварии. Студенты набирались в эти учреждения всего лишь при наличии свидетельства о месте их рождения (по-видимому, для того, чтобы убедиться в их правоспособности как римских граждан), находились на государственном содержании и заканчивали обучение по достижении 20-летнего возраста. Примечательно, что во время учёбы им строго запрещалось посещать театры, увеселительные заведения и вообще тратить время впустую. Это — не университеты, где учились разбитные школяры Средневековья, это была школа воспитания государственной элиты и профессионального чиновничества.
Для обеспечения прав муниципалитетов Валентиниан ввёл должности защитников городских интересов, которых назначали по выбору сами граждане. В целях облегчения финансового бремени оба царя отменили многие налоги, чем снискали расположение населения. В целом, они очень внимательно следили за финансами, пресекая любые злоупотребления со стороны государственных чиновников[387].
В области свободы вероисповедания оба брата держались того же принципа по отношению к иноверцам, что и их царственные предшественники. Они оградили от произвола и мести толпы всех, кто готов был признать Христа, но отказывался поклоняться Ему. Из всех языческих вероисповеданий только колдуны и ворожеи были запрещены законом, а любители старинных обычаев беспрепятственно служили культы отеческим богам[388].
Оба христиане, братья тем не менее придерживались разных церковных партий, о чём дальше пойдет более подробное повествование. Но и твёрдый никеец Валентиниан ни в чём не мирволил слабостям и нарушениям со стороны христиан, периодически демонстрируемым отдельными епископами и клириками. Так, в своем эдикте к Римскому папе Дамасу (366–384) он отмечал многочисленные неблаговидные проступки со стороны верующих и священства и запретил иереям под страхом наказания посещать дома вдовиц и девиц. Вводился также запрет на личное получение священниками имущества по завещаниям; им предлагалось довольствоваться естественными правами наследования. Дело в том, что в то время было чрезвычайно модным со стороны богатых и ещё не старых женщин делать соответствующие завещания при своей жизни, вследствие чего их духовники фактически откалывались от христианской общины и жили жизнью обеспеченных людей, не снимая при этом с себя духовного звания. Как бы не был обиден этот эдикт, но его справедливость признавали и Римский папа, и св. Амвросий Медиоланский, и блаженный Иероним[389].
Царственные братья находились между собой в совершенном согласии, хотя младший, конечно, рассматривался Валентинианом только в качестве своего ближайшего помощника, а Валент и не претендовал на большее. Но обстоятельства внесли в эти планы кое-какие коррективы. После нескольких неудачных лет правления Юлиана и внезапной кончины Иовиана, когда западные границы остались почти без охраны, «словно по боевому сигналу труб», как пишет Марцеллин, «поднялись самые свирепые народы и стали переходить ближайшие к нам границы». Британия, Галлия, Африка, Фракия, обе Паннонии подверглись нападениям многочисленнейших орд варваров; в довершение всего персы совсем обнаглели и, не довольствуясь разгромом Армении, требовали себе все азиатские владения римлян, ссылаясь на смерть Иовиана, как очевидное основание для расторжения заключённого при нём мирного договора.
В таких условиях Валентиниан уже не мог справиться с врагами во всех провинциях: в условиях войны возникала настоятельная необходимость предоставить полководцу особые, царские полномочия. Братья собрались в Медиане, где разделили между собой территории и войско, последний раз обнялись и отправились: Валентиниан в Медиолан, Валент — в Константинополь. Так заканчивала своё существование старая Священная Римская империя, наступало новое время. Формально ещё цельная, единая в своих политических границах и областях влияния, Империя всё же фактически с этого дня всё более и более разделялась на две непохожие, различные по настроениям и традициям, нередко противоборствующие половины — Восток и Запад.
Как указывалось ранее, едва приняв власть в свои руки, Валентиниан внезапно и очень серьёзно заболел; настолько серьёзно, что две главные придворные партии старались оперативно подготовить почву для коронации своих ставленников. Галлы, состоявшие при особе императора, намечали в его преемники Рустика Юлиана — магистра императорской канцелярии рескриптов. Это был человек со звериными инстинктами жажды человеческой крови, как говорили о нём современники, старающийся скрыть своё естество мягкими манерами. Другая партия ратовала за Севера, магистра пехоты, который был более терпимым к чужим недостаткам.
К счастью, Валентиниан всё же выздоровел и, не решаясь более ставить благосостояние Рима в зависимость от тех или иных событий, желая укрепить положение своей фамилии и Валента, о государственных качествах которого был прекрасно осведомлён, объявил августом, то есть императором, Грациана, своего 8-летнего сына от первого брака с Северой. Это было неожиданное событие — и ранее цари, желая укрепить престол и фактически ввести наследуемый титул василевса, назначали своих сыновей кесарями, но в данном случае Грациан, пусть даже формально по своему малолетству, становился императором. В связи же с тем, что Империя представляла, хотя бы и на бумаге, единое государство, юный август признавался полноправным владыкой и Запада, и Востока. Конечно, при том условии, опять же нигде не оговорённом письменно, что его дядя Валент полновесно и самостоятельно правил восточными провинциями. Теперь на правительственных документах совокупно значились имена всех трёх царей.
Конечно, Валентиниан отдавал себе отчёт в том, что данное событие может вызвать известные волнения и вообще вовсе не обречено на успех. Он заранее подготовил почву, предпринял определённые меры предосторожности и, прибыв к войскам, обратился к солдатам с речью, в которой объяснил им своё решение необходимостью обеспечения общественного спокойствия. Последние слова долгой речи императора были поглощены шумом рукоплесканий и одобрительными криками легионеров. Счастливый отец тут же надел на сына знаки императорской власти[390].
Между тем в Константинополе происходили волнующие действия. Военноначальник Юлиана-Отступника Прокопий, проживавший до сих пор в Капподакии в своём частном владении, испугался перемен во власти и, не дожидаясь вызова к императорам, решил скрыться. Ещё Иовиан опасался попыток с его стороны захватить власть, а сейчас это опасение разделили уже Валентиниан и Валент, и неспроста. На Прокопия не раз указывали как на возможного преемника Юлиана, и даже распускали слух, будто бы незадолго перед смертью в городе Карры Отступник возложил на него императорскую порфиру. Другие доказывали его причастность к семье св. Константина Великого. Всего этого было достаточно, чтобы Валент принял решение пресечь опасность в зародыше. Но его враг оказался весьма расторопным.
