(= какого механизма?); я, однако же, был вполне точен в классификации шума, но не стал вдаваться в описание источника. Достаточно мне было перевернуть ось уточнений и сказать: «Это шум реактивного самолета», и всякий решил бы, что я выразился совершенно ясно, и был бы доволен. Как только звуковой источник распознан (= реактивный самолет), таксономии самого звука (рев, свист и т. д.) могут, по крайней мере в наше время и в наших широтах, предоставлять лишь дополнительные уточнения, считающиеся необязательными, чем-то вроде прилагательных, даже если в языке они выражаются существительными. <…> В идеологическом смысле источник звука — это объект, а сам звук — это качество.
В то же время Кристиан Метц очень хорошо изложил сложность проблемы, говоря о собственно словах:
С логической точки зрения «рев» — это объект, акустический объект, в том же смысле, в каком тюльпан — оптический. Язык, впрочем, учитывает это — если не речь, то лексика — поскольку значительная часть распознаваемых шумов, низведенных, впрочем, до уровня качеств, все же соответствует существительным: это своего рода компромисс, который, однако, не меняет того, что слуховые характеристики менее остальных причастны главному принципу распознания объектов.
8.11. Звук — не-объект, окутанный качествами и свойствами?
В свете всего того, о чем мы напомнили, звук приобретает облик не-объекта, прикрытого качествами и свойствами, поскольку можно было бы сказать, что его бесконечное описание никогда не завершается его конституированием.
На вопрос «что я слушаю?» феноменологический здравый смысл заставит ответить: «Так или иначе, я слушаю звук». Но есть много других возможных ответов на этот вопрос:
• я слушаю признаки, которые указывают на причину;
• я слушаю регистры и массу звука, то есть вариации высоты, если речь о тональных звуках, я слышу вариации определенной величины, высоты, а в области высот я слушаю подъемы, спуски, траектории, интервалы, профили, которые могут транспонироваться в область пространственного восприятия;
• я слушаю тембры, окраски, текстуры, то есть общие качества, которые не составляют «величины» и «значения», их невозможно абстрагировать от звуковых объектов, их несущих;
• я слушаю закон развития звука: звук увеличивается, уменьшается, ускоряется, приближается. В таком случае мы имеем дело не с объектом, который бы назывался звуком, а с определенным развитием;
• я слушаю темп и ритмы, и в таком случае я отчасти попадаю в зону транссенсорного (см. ниже);
• я слушаю все те знаки, которые соотносятся со звуком в пространстве, и эти знаки пересекаются с другими пространственными признаками, данными другими чувствами.
У каждого из таких слушаний есть свои критерии и свой собственной масштаб времени; одно воспринимает «звуковые единицы» поочередно, другое выявляет вариации на длительном промежутке, законы повторения или развития на среднем промежутке времени. Нет никакой причины, чтобы один и тот же овеществляемый объект, называемый «звуком», был точкой встречи всех этих разновидностей слушания, которые ориентированы на разные моменты, разные масштабы, разные системы отсчета, и при этом могут вовлекать другие чувства.
9. Необходим ли сенсорный перераздел?
9.1. Несубстанциональность звука?
Не следует ли нам тогда поставить под вопрос само представление — пусть даже ограничиваясь исключительно уровнем восприятия — о том, что слово «звук» может хоть в какой-то мере соответствовать гомогенной и субстанциональной области, поддающейся полному овеществлению?
То есть мы хотим сказать, что звук, за теми редкими исключениями, когда это устойчивый и постоянный феномен, представляется в качестве элемента, всецело связанного со временем и постоянно меняющегося в своей интенсивности, частотах, пространственных качествах и т. д., так что недостаточно говорить о нем как о материи, наделенной такими устойчивыми свойствами, как определенная высота или интенсивность. Виды звуковых вариаций должны быть столь же, а в некоторых случаях и более важны, чем тот факт, что данный звук является низким или высоким. «Субстанциализировать звук, — писал я в 1990 году, — превращать его в материю, наделенную различными свойствами, соответствующими его зонам частот (у низких звуков должно быть одно воздействие, у высоких — другое), как утверждают врачи, музыкотерапевты или же признанные психологи, — все это упрощенчество. Ведь, судя по всему, значение имеет не столько сама по себе субстанция звука, сколько его модуляции, дрожание, его кинетическая энергия, его данные и т. д. Любые вещи, которые, определяясь в качестве вариаций во времени и в пространстве, могут считаться по крайней мере частично транспонируемыми в другие сенсорные рамки»127.
Звук можно сравнить с субстанцией только в особых случаях, как естественных (пример постоянного звука — поток, который слышится в постоянных условиях, то есть тем, кто сам не двигается), так и культурных (некоторые виды музыки, которые создают статистически непрерывную «звуковую материю»). Но эти случаи в нашем слуховом опыте, если брать в целом, остаются в меньшинстве.
9.2. Слуховое окно и совибрация. Бисенсорность
Мы говорили об «окне слушания» или «слуховом окне», представляя его в качестве рамки, в которой верберация способна произвести акустическое ощущение, локализованное в ухе, то есть овеществляемое ощущение, сигнализируемое постоянными или изменчивыми акустическими качествами высоты, массы, материи, интенсивности, и способное, хотя это и не всегда, сопровождаться совибрациями в теле. Некоторые звуки, находящиеся в зоне верхних средних частот и с умеренной интенсивностью, например, те, что используются в музыке, характеризуются тем, что они обращаются исключительно к слуховому окну и не пробуждают никакой совибрации. Это звуки, которые не могут чувствовать глухие. Глухая актриса Эмманюэль Лабори говорит, что она не может воспринимать звуки скрипки, то есть речь о звуках, которые касаются исключительно слухового окна.
Тогда мы дополнительно предложили термин «совибрация», обозначающий феномен, в силу которого та или иная часть нашего тела совибрирует, откликаясь на верберацию, в частности в области низких частот и некоторых частот голоса (на уровне гортани). Совибрация относится ко всему тому, что в звуке касается тела, не считая «слухового окна» в собственном смысле слова. Некоторые низкие частоты в определенных условиях интенсивности заставляют тело слушателя резонировать совибрацией, в то же время рисуя в «слуховом окне» нашего уха определенный акустический образ, тогда как другие звуки в силу своей меньшей интенсивности или высокой частоты довольствуются тем, что вписываются в указанное окно. Тогда следует предположить, что одновременные ощущения акустической фигуры (в слуховом окне) и телесной совибрации отождествляются друг с другом и обозначаются одним и тем же словом «звук» — хотя они и радикально отличаются друг от друга — лишь потому, что ощущаются в качестве следствия одних и тех же причин, возникая одновременно.
Точно так же определенное ощущение света, которое систематически и синхронно ассоциируется с точным звуковым ощущением — так, что одно невозможно сознательно изолировать и отделить от другого, — воспринималось бы как «то же самое». То, что
