СБОР ВИНОГРАДА
Виноград собирали на склонах холмов,
На закате огромные гроздья пылали.
Для отчизны друзья не жалели трудов.
То шумит водопад или сусло в подвале?
Я пою, красотою ущелья пленен.
Я его не могу позабыть в отдаленье.
У колхозника полон пшеницы балкон,
На балконном орнаменте — стадо оленье.
Пух ли это летит, облака ли бегут?
Или слуха дыхание листьев коснулось?
Никогда не состарюсь я. Радостный труд
Я увидел, и молодость в сердце вернулась.
Я в ущелье проник, я вошел в благодать
Урожая, где осень листву обагрила.
Здесь, в краю винограда, со мною опять
Неразлучны и юность, и счастье, и сила.
Председатель мне издали крикнул: «Привет!»
Я вокруг оглянулся и понял впервые,
Что не раз еще молодость прожитых лет
Встречу в этом ущелье в часы трудовые.
Если выпьешь вина да насытишь сполна
Свое сердце красотами этих окраин,
Ты поймешь, почему здесь в мои времена
Рад желанному гостю колхозник-хозяин.
Светлый путь к коммунизму нам виден уже.
Ты вступил на него, виноградарь Атени!
Я смотрю и с ликующей песней в душе
Не могу оторваться от этих видений.
В кувшин подземный для вина
Забрался дед с большой скребницей.
На небо смотрит он со дна,
Бормочет, булькает водицей.
Потратил он немало сил
На виноградниках Атени,
Но, как колхозный старожил,
Хлопочет вновь, не зная лени.
Внизу прохладно и темно.
О чем поет он там, как дома?
И я взглянул к нему на дно
Сквозь горловину водоема.
Задравши голову, старик
Внизу, как облако, клубился.
Он тер кувшин и каждый миг
Из тьмы на солнышко дивился.
Он распростился с ясным днем
И, как положено от века,
Вину готовил чистый дом,
Подобный дому человека.
Он бормотал, жужжал пчелой,
Он тряс короткую бородку
И, уж в земле одной ногой,
Как молодой, впивался в щетку.
И я подумал: «Вот так дед!
Упорен он, как корень дуба!
Ему без дела жизни нет,
И потому работать любо.
Немолод он, но не сдает
Живое сердце и поныне.
Настанет срок, и запоет
Янтарный сок в его кувшине!»
Помолчим. Этот дождь, он подслушает нас,
Он, пожалуй, другим кое-что перескажет
Вон как за ворот льет он и хлещет сейчас!
Шелковица ветвями у берега машет.
Дождь летит по кварталам, не зная дорог,
Зонтик бьется по ветру, как мокрая птица.
То шумит ли на фабрике шелка станок,
Или просто под ливнем шуршит шелковица?
В струйках влаги разносятся крики цыплят,
Дождь в Крцаниси пошел поливать огороды.
Он отхлещет в Самгори и, как говорят,
Через час на Руставские хлынет заводы.
Капли с тутовых веток текут да текут.
Как ни бейся, его остановишь едва ли!
Может, сам он со мною расстанется тут?
Мы его за приятеля в детстве считали.
Я ловлю мою молодость в каплях дождя,
От него, чудотворца, мне хочется чуда.
Дай мне руку твою, дорогое дитя!
Правда, мы не поссорились нынче покуда?
Видишь, горных хребтов затянулись верхи,
Дождь сегодня к иссохшей спустился долине.
Мы пасем этот дождь, мы его пастухи,
Мы примерные спутники ливням отныне.
Побежим-ка за ним! Над Самгорской землей
Он по-новому хлещет, не так, как бывало.
Он лишь возле Куры расстается со мной,
Но мечта уже крылья свои распластала.
То горох ли шумит, иль звенит серебро?
В дождевую кольчугу Мтацминда одета.
Ничего, что на улицах нынче мокро,—
Дождь крестьянину друг, он приятель поэта.
Листья с тутовых веток поют да поют,
Колосится под ливнем Самгорское поле.
Помолчим же и несколько светлых минут
Отдадим этой музыке капель, не боле.
Словно Шекспир, начинаю я свой монолог,
Слово о ракушке, найденной около моря:
«Скромница ракушка, ты, что лежала у ног,
К морю зовешь ты, его песнопению вторя.
Ты, но не череп, должна находиться в руках,
Нету в тебе ни отравы его, ни печали.
Песни да волны тебя породили в веках,
Песни да волны точили тебя и качали.
Домиком звуков со временем сделалась ты,
Келейкой грез в перламутровом трепетном звоне.
Шум кораблей и шуршанье хлебов и мечты
Слышу в тебе я, и снова тянусь я к Риони.
Как воспринять мне у моря томительный звук,
Тот, что сумела поймать ты в жемчужные крылья?
Как мне запеть, чтоб с тобой, моя ракушка, вдруг
Рокот его повторить без тоски и усилья?
Я, как Шекспир, полюбил твой младенческий шум.
Скрытый под черепом твердых твоих очертаний.
Пусть не тревожит его привередливый ум,
Игры ветров не равняет он с воспоминаньем.
Время придет, и могила, подобье гнезда.
Скроет меня. Но и в этой уютной могиле
Будет звучать мне, как пастырям в поле звезда,
Голос морей, и замолкнуть я буду не в силе.
Песни народа и синего моря прибой
Ты собрала в песнопении шума морского.
Хлеб мой насущный, позволь мне сродниться с тобой,
Песней младенчества дай мне насытиться снова!»
Я из Зубовки однажды
К дому возвращался
И с красоткой чернобровой
В поле повстречался.
Д. Гурамишвили
Незнакомка из Зубовки, в буре огней
О тебе я пою постоянно.
Где бы ты ни ступила — там роза, и в ней
Пламенеет Давидова рана.
Незнакомка степей, полевая Нестан,
Ты — как родинка в книге поэта.
Не вчера ли еще обнимал я твой стан,
Хоть ищу тебя долгие лета?
Неужели тебя не увижу опять,
Как когда-то увидел впервые?
К нам былая любовь возвращается вспять
И бросает цветы полевые.
Ворвалась ты мне в сердце, сгубила меня.
Неужели ты нынче в неволе?
Оседлал я опять боевого коня
И лечу в украинское поле.
Окрестил я тебя Катериной моей,
Полюбил я твой взор соколиный.
Ты — лоза виноградная, роза полей
На странице из книги старинной.
Если б мог я страданья твои сократить!
Запах кос твоих нивы чудесней.
Если помнишь еще обо мне — может быть,
И моей ты утешишься песней.
Я тебе уготовал супружеский дом.
Стих, как колокол, стонет и бьется.
Размышления взвешены в сердце твоем,
Очи черные — глубже колодца.
Ты — грузинской поэзии свет и любовь.
Навсегда ты свободна отныне.
Твой платок развернулся по ветру, и вновь
Я зову тебя — на Украине!
Что это? Утро над берегом Рицы
Или твои шевельнулись ресницы?
Может быть, собраны чашею скал,
Это лишь слезы твои предо мною?
Светится озеро влагой ночною.
Выйди ко мне на лесной перевал!
Буком и ясенем заняты скаты.
Здесь неуместен столетиям счет.
И не состаришься здесь никогда ты,
Если приляжешь у берега вод.
Срезал тростник я, и вновь у постели
Буду я петь для тебя на свирели.
Озеро так же поет, как и я.
Где ты, моя быстрокрылая птица?
Око природы и мысль бытия —
Ждет тебя в скалах прозрачная Рица.
В сердце она уместилась моем
И твоему уподобилась взгляду.
В ней мы сегодня опять узнаем
Нашей отчизны красу и отраду.
Небо лазурно, вода — изумруд.
Слава Абхазии, милому краю!
Около Рицы тебя ожидаю,
Все ее тайны откроются тут.
Пухом ланит твоих, бархатом кожи
Влага подернута, словно с небес
Ринулось в грудь мою, полную дрожи,
Лучшее чудо из наших чудес.
Тени сгустились на озере Рица,
Щеки твои побледнели, но я
Лишь о тебе продолжаю томиться,
Нежная горная птица моя!
Здесь, возле буков и ясеней ночи,
Вечная молодость смотрит в волну.
Дай же и мне заглянуть в твои очи —
В Рицу мою и ее глубину!
