происходит.
– Вирус страшный должен глыб- же проникнуть, – заявила она. – Тогда и конец богатырю придёт.
– Чего? – не понял Колыван мудрёное слово «вирус».
У него было просто: проиграл – гони деньги. Нет денег – долг на тебе. За долг должен любое дело сделать. А тут? Ждать какой-то вирус. А он ещё, может, и не сделает нужного. Вирус-то Колывану ничего не должен. Не играл ещё купец с ним в лото.
– Дух в богатыре русский, говорю, – упрямо повторила Яга. – Вирусу время нужно.
В подполе завозились – Горыныч пытался устроиться со своими тремя головами и длинными шеями. Места было мало.
– Чего они там? – недовольно проворчал Колыван.
– Чего, чего, – пожала плечами Яга. – Ждут.
Но в подполе не ждали. В подполе шёл серьёзный разговор. Забава, сложив руки на груди, с недоверием смотрела на Горыныча. Тот, как мог, оправдывался.
– Ну давай, ври дальше... – кивнула Забава.
– Почему это «ври»? – обиженно прошептала правая голова.
– А потому! – произнесла Забава с вызовом. – Кто меня украл? Почему я должна тебе верить?
– Так я ж тебе объясняю! – заторопилась левая. – Проигрались мы Колывану в лото.
– А он и говорит, – подхватила правая, – хочешь, мол, долг отработать?
– А кто ж не хочет? – горестно поддакнула средняя.
– Я, говорит, жениться надумал... – продолжила левая. – Помоги на девицу впечатление произвести! Люблю её, говорит, – жуть! Ну, мы и...
Горыныч развёл лапами. Что тут сделаешь, если любовь.
– Так и сказал? – Забава покраснела и отвела глаза.
Какой девушке не понравится, когда ради неё готовы на подвиг. Да ещё говорят про любовь к ней.
– Да, – закивали головы. – Ежели, говорит, не поможешь мне в деле этом благородном, как есть руки на себя наложу!
Забава прикрыла рот Ладошкой. Ради неё были готовы расстаться с жизнью. Во как! А то и ещё чего похуже с собой сделать. Забава вытащила зеркальце – что бы ни происходило, зеркальце у любой девушки есть с собой всегда, – и поправила причёску.
– И всё-таки лучше моего Елисея нет на свете никого, – решила она и гордо дёрнула подбородком.
А мы в это время с Добрыней расположились на ночлег. Богатырь занимался костром, а я отжимался. И вовсе не потому, что мне приказали, нет, может, мне нравится. Накачаю мышцу, стану сильным, меня Забава полюбит ещё крепче. А за делом и поговорить можно.
– Добрыня, а Добрыня, – начал я осторожно. – А ты по любви женился?
– Известно дело, – без заминки ответил Добрыня. Костёр у него хорошо разгорался. – Это Настасья так, для приличия шумит, а вообще-то она у меня тихая. Что ни скажу, всё по-моему делает.
– А вы с ней часто ссоритесь? – спросил я.
Это ж важно. Потому что мы с Забавой вот уже сколько вместе – и всё по согласию, не размолвились ни словом, ни полсловом.
– Слушай, Елисей! – встал от костра Добрыня. – Я взял тебя делу ратному обучать, а не лясы точить! Продолжать занятия!
А я что? Я и так продолжаю.
– Сорок пять... сорок шесть... – бодро считал я. – А Горыныч?
– Что – Горыныч? – Добрыня отвернулся от костра, но едкий дым всё же попал ему в глаза, они покраснели и стали слезиться. – Обманул он меня...
С этими словами Добрыня отошёл в ближайший лесок. Я отжимался. Через пять минут богатырь вернулся с грибами, сел у костра и стал нанизывать добычу на веточки, чтобы обжарить.
– Что за комары пошли, – пробормотал он, откашливаясь. – Всё в рот норовят заглянуть, как вирус какой.
Добрыня махнул веточкой перед лицом. Настроение у него вроде было хорошее. Самое время снова поговорить про Горыныча.
– А может, он и не хотел обманывать, – как бы между делом сказал я.
Добрыня покосился на меня недовольно. А я – что? Я отжимаюсь, отжимаюсь. Ещё и считаю вслух.
– Пятьдесят два...
Всё-таки я молодец. Глянул на учителя – грибами занимается, можно ещё спросить.
– Просто ему стало стыдно, и он почувствовал... – начал я издалека.
В животе у меня вдруг как-то забурчало, закрутило. Я вскочил и бросился в кусты.
– Я сейчас! – предупредил.
И уже из кустов услышал, как Добрыня говорит сам с собой:
– С чего он взял, что мы ссоримся? Да мы с ней душа в душу! – И уже мне бросил: – И вообще, не задавай глупых вопросов.
А чего они вдруг глупые? Нормальные вопросы. Про жизнь. Про отношения. Мне ж учиться надо. Чего он секретничает?
Опять живот скрутило.
– А почему глупые-то? – спросил я из кустов. Кто-нибудь что-нибудь уже должен был мне объяснить.
– Потому, – отозвался Добрыня. – Женишься – сам узнаешь.
А чего там узнавать? Как будто что-то изменится, когда мы поженимся. Так же любить будем друг друга, так же во всём соглашаться и поддерживать.
Уф, вроде прошёл живот, я снова вышел к костру.
– На-ка вот, пожуй! – Добрыня протянул мне прожаренный гриб на веточке.
Я попробовал. Вкусно. И как-то сразу стал чувствовать себя хорошо. Спина выпрямилась, плечи расправились.
– Фух, отпустило... – облегчённо вздохнул я и сел у костра.
– Значит, так! – Добрыня тоже съел гриб. – Сейчас отдохнём, а утром Забаву отыщем. И Горыныча тоже.
А если нам сделать по-другому?
– Я вот подумал, – начал я.
– Так, Елисей, – строго произнёс Добрыня. – Я тебе русским языком говорю: утром я просыпаюсь, и ты вот здесь. Рядом. – Он ткнул палочкой с последним грибом в землю у костра. – Я понятно объясняю?
Он посмотрел на свою палочку. Гриб на ней оказался мухомором. Добрыня его выкинул и поднялся. Пора было отдыхать.
Пока мы спали, Колыван с Бабой-ягой над чаном колдовали.
– Халтура... – хмуро скривился Колыван, видя в отражении вещей воды, как мы укладываемся на ночь. – Богатырь-то здоров-здоровёшенек. И гонца вылечил.
Это он про меня, значит. Да я вообще огурцом. Поел, и как рукой сняло.
– Да, хворью его не возьмёшь, – согласилась Яга. – Проклятый
