Сам не заметил как прибыл к составу. Лязгнула стрелка. Тихонько подаю назад... Щелчок: антураж антуражем, а без автосцепки опасно.
Идём, проверяем состав. Целых двенадцать вагонов! Динь молоточком по буксочке, динь по другой... Такой длинный состав обязательно имеет вагон-"накатник", вагон с накатным механическим тормозом. Вот он, последний (гружён "под завязку"). Рукой проверяю натяжку тросов - порядок!
Кладовщик с моей подписью в толстой тетради добрёл до конторы. Устало махнув на прощание, скрылся за дверь. Окликать, отвлекать его я не стал: пусть подремлет лишнюю пару минут, утром бедняге поспать не удастся.
Однако же время. Сдаю чуть назад, люфты "собираю" по сцепкам. Чувствую, как напряглись тормоза у "накатника". Реверс - вперёд, регулятор - "до неба"! Взбесившийся пар со свистом несётся сквозь дроссель, азартно бьёт в поршни компаунда. Колёса срываются в букс! Гремят автосцепки; где-то вдали, я чувствую, щёлкает тормоз вагона.
И тотчас же я унимаю машину: стронулись - хватит, теперь надо разгоняться не спеша. Моргнула подсветка. Это несложный, но остроумный автомат поменял источник питания. Перекрываю пар "стоячему" генератору, и, мельком взглянув на приборы, блаженно высовываюсь в боковое окно. Ветер не слепит: кругом тишина, ни ветриночки. Рельсы поют. Прожектор выхватывает из темноты серебристые нити путей. Парочка струн, уходящая в полночь, янтарь света, ложащийся под колёса... Как там поётся, во Внешнем Мире? -
Старый мотив железных дорог,
Вечная молодость рельсовых строк...
Мы оба - я и кочегар - высунулись из окон. Необходимости тут никакой (спереди есть застеклённые окна), но высунуться, подставив лицо запаху трав, шпал, паровозного дыма...
Скорость "под двадцать". Пройдя контрольную точку, сверяюсь с хронометром: чётко по графику! Включаю "вертушку" Уатта, но регулятор даю "от себя": они работают последовательно, я должен вручную давать автомату весь пар. Так оно сделано для безопасности: ход можно сбросить одним движением, да и на стоянке без ведома машиниста неисправный автомат не сможет дать ходу.
Первую станцию (романтичный резной полустаночек) проходим без остановки. "Экспресс" - это лишь прозвище: ночной, он же единственный товарняк действительно часто идёт мимо станций.
Тем не менее, беру управление на себя и унимаю бег поезда. На полустаночке (чуть не сказал "в цветастом полушалочке") одиноким фонариком ходит служитель. Снова убираю ход (несколько колебаний состава за счёт торможений накатника), и со скоростью пешехода, а именно 5 километров за час, мастерски вешаю жезл на приёмник. У дальнего края платформы щёлкает замок - там я сниму с держателя новый жезл (одновременно с этим в начале покинутого мной перегона взмахивает крыльями семафор: путь, мол, свободен). Старая, не скоростная, но чертовски надёжная штука!
Выйдя со станции (как только жезл оказался в руке, семафор "открылся"), снова даю регулятор "на полную". Мощный, уверенный разгон - как же при этом клокочет машина! Каждая трубочка тихо поёт; пар двигает поршни, и паровоз делает будто шаги - всё более часто, всё более быстро...
И снова размеренный тихий полёт - сквозь песни цикад да под вздохи машины...
На второй станции, передав жезл из рук в руки диспетчеру, останавливаю состав. Кочегар выскакивает ровненько там, где замрёт нужная сцепка. Так и должно быть: мы - экипаж. Пусть в битвах Второго Захода мы были по разные стороны баррикад, пусть номинально мы в разных сословиях, мы - экипаж. Все "касты", "сословия" - для Наблюдателей: пусть себе думают, что мы не вместе, что по итогам тех войн мы поделились на "высших" и "низших", что разделились и сами сословия...
Хотя... До позорной попытки "конкисты" именно так всё и было. Так что, пожалуй, мерси за разгром: он отрезвил нас, заставил задуматься. И - стать такими назло Наблюдателям...
Лязг "башмака", лёгкий звон автосцепки. Свисток, взмах фонариком - медленно двигаю поезд вперёд. Вновь взмах фонариком - стоп. Ружейный щелчок переброшенной стрелки. Поезд - назад, до свистка... остановка. Звон автосцепки - и снова вперёд...
Последний вагон остаётся у склада. На главном пути подцепляю "накатник", беру новый жезл - и опять мы в дороге. Пьянящие травы и путь в Бесконечность...
Конечная станция. Рельсовый круг. Выходит, что мы развезли все вагоны. Здесь, в тупике, оставляем "накатник": все остальные вагоны - на станциях. Днём их разгрузят, погрузят, и будущей ночью Экспресс заберёт.
Короткая пауза (чай у смотрителя), и - луч прожектора, вздохи машины...
Светает. Лампа под крышею склада как будто померкла; служитель, зевнув, принимает вагоны - семь штук, развезённых вчера Полуночником. Плюс от военных, с конечной, вагон. Паровоз без вагонов теряет солидность, буквально несётся домой.
Прибываем в депо. Кочегар, попрощавшись, уходит. Его походка контрастирует с лёгким пружинистым шагом механика: все мы устали, но по механику это не видно.
-- Как паровоз? - механик буквально влетает в кабину.
-- Без замечаний.
-- Не стесняйся: поломка вагона была - одно название. Всё починил, и сидел как дурак...
-- Да правда как часики!
-- Верю.
Нажав на педаль открывания топки, механик глядит на огонь.
-- Значит - не паровоз, - говорит.
Закрыл поддувало, крутнул кран эжектора.
-- Значит... по-моему, твой кочегар заболел. Бледный какой-то. А я думаю, что мне не нравится?..
Он пошатал педаль топки рукой, потом резко нажал и немедленно бросил. Короткий чих пара - "хлопушка" открылась и с лязгом захлопнулась.
-- Манжета, по-моему, "травит"... Ты это... свистнешь: писать мне его как бы в смену, или Ирина его отстранит.
"Ирэн отстранит"? Неужели так плохо?!
-- Керенский-ака! - торопит механик - Слезай пожалуйста...
Это кто тут временный?! Ах, да: у депо маневрирует только механик. Придётся "слезать". Под левым окном откидная "сидушка", но я на сей раз не сажусь.
Механик имеет свой стиль: паровоз не идёт ровным ходом, он либо в разгоне, либо тормозит. И выглядит это как точный прыжок. Загляденье! Но мне не до этого. Лишь паровоз остановлен, я пулей лечу к конторке механика. Там я беру лист бумаги (ручку достал из кармана заранее), и, севши за стол... не могу сформулировать просьбу! "Товарищ доктор..." - я отложил этот лист. "Уважаемая Ирина Васильевна..." - а как писать дальше?..
За стенкой-окном, "деревенской верандой" из маленьких стёкол, механик спускает пары и буквально на ощупь меняет прокладку. Ключи исполняют стремительный танец, минута - машина исправна!
Механик любовно протёр инструмент, по-докторски тщательно моет и руки. По-докторски... Что писать доктору?!...
Не знаю зачем, но я взял чернила, разнял ручке корпус, и принялся оную дозаправлять.
Механик вошёл незаметно. Подумав, он тоже достал свою ручку. Пока я крутил поршенёк, он взглянул на бумагу. Чему-то кивнул:
-- Возьми в правом ящике... нижняя папка. Перепиши и верни образец.
На ощупь вытянув папку (под каждую - полочка, ровно в размер!), я смотрю на механика, на его ручку. Боюсь пропустить это действо. Мне нравится наблюдать, как он заряжает чернила: два быстрых движения поршнем: наверх до упора и резко назад. Секунда - и ручка заправлена.
Это перо - произведение инженерной мысли, английская схема Vac-Fill. И, по-моему, только механик пишет пером EF. Его мелкий, убористый почерк едва ли не требует тонкой "заточки" пера.
Депо я покинул с коротким письмом. И вот я бегу... я почти бегу к доктору.
Город пустынен. Мои каблуки отдаются, похоже, на дальнем конце его. Только роса, едва видимым блеском покрывшая улицы, траву газонов, и листья деревьев, и крыши домов - лишь только роса приглушает их гром по брусчатке. Прохлада рассвета скорее приятна.
Обычно в такую погоду я тихо иду - тихо и медленно. Но не теперь: я знаю, что ранее утра Васильевна вряд ли проснётся, будить же её я не стану. И те пять минут, на которые раньше я брошу записку, "погоды не сделают". Но - я бегу, пусть почти, но бегу, как будто от спешки хоть что-то изменится.
Вот и подъезд. Перечтя ещё раз, едва не опускаю записку не в тот ящик (тоже Иринин, однако не тот). У доктора два почтовых ящика: один для ординарной почты, другой же - для срочной (снабжён электрическим датчиком с громким звонком).
Я кинул записку в "обычную" прорезь: там, за стеною, прозрачный лоток. Насколько я знаю доктора, она всегда разбирает почту утром, а также немедленно как обнаружит. И не было случая, когда вызов к больному пришлось повторять.
После яркого света в подъезде казалось, что утро пока отступило. Вдруг снова пришло, заискрилось...
Город в рассвете. "Монахи"-художники ради такого пейзажа не спали бы ночью, но мне не до этого. Я не устал, и в другой ситуации я б ещё долго гулял по пустынному городу. Но - не сегодня. Сегодня я просто поднялся в квартиру, где просто умылся холодной водою... Уже перед сном посмотрел на будильник: начало четвёртого. Стрелка звонка, как всегда, на семи. Мне на работу лишь в полдень, но... надо проснуться. Не трогая стрелок, я до упора завёл механизм: в привычное время - возможно, разбудит...
