Ниеминен скривился.
– Около восьмисот тысяч крон, – сказал он.
– Что? – спросил Валтари.
– В этом шкафу у «Свавельшё МК» хранилось около восьмисот тысяч крон. Наши деньги.
Только три человека знали, где «Свавельшё МК» хранит деньги в ожидании подходящих возможностей вложить их во что‑нибудь или отмыть, – Виктор Йоранссон, Магге Лундин и Сонни Ниеминен. Нидерман в бегах. Ему нужны наличные, и он знал, что деньгами занимается Йоранссон.
Ниеминен закрыл дверь и медленно вышел из хлева, напряженно раздумывая и пытаясь оценить масштабы катастрофы. Часть доходов «Свавельшё МК» обращена в ценные бумаги, доступ к которым имелся у него самого, еще часть можно восстановить с помощью Магге Лундина. Однако значительная часть мест размещения капитала была зафиксирована лишь в голове у Йоранссона, если только он не оставил четкие инструкции Магге Лундину, в чем Ниеминен сомневался – Магге никогда не отличался интересом к экономике. Ниеминен прикинул навскидку, что со смертью Йоранссона фирма лишилась почти шестидесяти процентов своих доходов. Это был сокрушительный удар. Главное, для повседневных расходов требовались наличные.
– Что мы будем делать? – спросил Валтари.
– Сейчас мы пойдем и сообщим полиции о том, что случилось.
– Полиции?
– Да, черт возьми. В доме полно моих отпечатков пальцев. Я хочу, чтобы Йоранссона с его сукой обнаружили как можно скорее, тогда судмедэксперты смогут установить, что они умерли, пока я сидел в изоляторе.
– Понятно.
– Отлично. Разыщи Бенни К. Я хочу с ним поговорить. Разумеется, если он еще жив. А потом мы займемся поисками Рональда Нидермана. Надо привлечь к этому делу всех до единого наших людей в клубах по всей Скандинавии. Мне нужна голова этой скотины на блюде. Он, вероятно, разъезжает на машине Йоранссона. Раздобудь ее регистрационный номер.
*
Когда Лисбет Саландер проснулась, было уже два часа дня субботы и какой‑то доктор ее ощупывал.
– Доброе утро, – сказал он. – Меня зовут Бенни Свантессон, я врач. Вам больно?
– Да, – ответила Лисбет Саландер.
– Вам сейчас дадут болеутоляющее. Но сперва я хочу вас осмотреть.
Он сдавливал, ощупывал и ковырял ее израненное тело. Лисбет успела здорово разозлиться еще до того, как он закончил, но решила, что у нее слишком мало сил и лучше ей промолчать, чем начинать пребывание в Сальгренской больнице со ссоры.
– Как мои дела? – спросила она.
– Думаю, все будет в порядке, – ответил врач и что‑то записал перед тем, как подняться.
Информации ей это особо не прибавило.
Когда он ушел, появилась сестра, которая помогла Лисбет разобраться с судном. Затем ей дали возможность снова заснуть.
Александр Залаченко, он же Карл Аксель Бодин, обедал. Есть он мог исключительно жидкую пищу – малейшие движения мускулов лица вызывали страшную боль в челюсти и скуле, а о том, чтобы жевать, не могло быть и речи. Во время проведенной той ночью операции скулу ему скрепили двумя титановыми винтами.
Однако с этой болью он справлялся. К боли Залаченко было не привыкать. Ничто не могло сравниться с той болью, которую ему пришлось терпеть в течение нескольких недель и месяцев пятнадцать лет назад, после того как он факелом горел в машине на Лундагатан. Лечение тогда вылилось в бесконечный марафон мук.
Теперь врачи решили, что его жизнь, скорее всего, вне опасности, но раны были серьезными, и, учитывая преклонный возраст, пациента на несколько дней все‑таки оставили в реанимационном отделении.
За субботу он принял четверых посетителей.
Около десяти часов опять пришел инспектор Эрландер, но на этот раз он оставил дома эту акулу Соню Мудиг и вместо нее привел с собой значительно более симпатичного инспектора уголовной полиции Йеркера Хольмберга. Они задавали приблизительно те же вопросы о Рональде Нидермане, что и накануне вечером, однако Залаченко хорошо продумал свою историю и не допустил ни единой ошибки. Когда они стали приставать к нему с вопросами о его возможной причастности к траффикингу и другой криминальной деятельности, он опять‑таки все отрицал. Он – пенсионер по болезни и даже не понимает, о чем они говорят. Залаченко валил все на Рональда Нидермана и предлагал любую посильную помощь в определении местонахождения сбежавшего убийцы полицейского.
К сожалению, на практике он, разумеется, мало чем может помочь, ведь он не имеет ни малейшего представления о том, с кем Нидерман общается и у кого может искать убежища.
Около одиннадцати к нему ненадолго зашел представитель прокуратуры, который формально довел до его сведения, что он подозревается в участии в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью или попытке убийства Лисбет Саландер. В ответ Залаченко стал терпеливо объяснять, что жертвой преступления является он и что на самом деле это Лисбет Саландер пыталась убить его. Представитель прокуратуры предложил ему правовую помощь в форме предоставления государственного защитника. Залаченко пообещал это обдумать.
Правда, ничего обдумывать он не собирался. У него уже имелся адвокат, и этим утром Залаченко первым делом позвонил ему и попросил немедленно приехать. Вследствие этого третьим посетителем у его больничной койки оказался Мартин Тумассон. Он неторопливо вошел с беззаботным видом, пригладил рукой копну светлых волос, поправил очки и поздоровался за руку со своим клиентом. Он был немного полноват, но очень хорош собой. Его, правда, подозревали в работе на югославскую мафию и следствие по этому поводу еще не закончилось, но в то же время он имел репутацию адвоката, выигрывающего свои дела.
Залаченко его посоветовал знакомый по бизнесу пять лет назад, когда ему потребовалось реорганизовать некоторые фонды, связанные с принадлежащей ему маленькой финансовой компанией в Лихтенштейне. Речь шла не о каких‑то там безумных суммах, но Тумассон сработал великолепно, и Залаченко удалось уйти от уплаты налогов. После этого Залаченко еще пару раз прибегал к его услугам. Тумассон понимал, что деньги клиента имеют криминальное происхождение, но его это, похоже, не волновало. В конце концов Залаченко решил реорганизовать всю деятельность и создать новую компанию, принадлежавшую ему самому и Нидерману. Он предложил Тумассону войти в фирму третьим, негласным, партнером и заниматься финансами. Тумассон, не раздумывая, согласился.
– О, господин Бодин, вид у вас не слишком вдохновляющий.
– Я подвергся жестокому избиению и попытке убийства, – сказал Залаченко.
– Я вижу. Если я правильно понял, то это дело рук некой Лисбет Саландер.
Залаченко понизил голос.
– Наш партнер Нидерман, как вы уже знаете, здорово влип.
– Я это понял.
– Полиция подозревает, что я замешан в этом деле…
– Что, разумеется, не так. Вы – жертва, и важно немедленно проследить за тем, чтобы этой мыслью прониклись СМИ. Фрёкен Саландер ведь уже в некотором роде прославилась не с самой лучшей стороны… Я этим займусь.
– Спасибо.
– Но позвольте мне сразу же подчеркнуть, что я не являюсь адвокатом по уголовным делам. Тут вам потребуется помощь специалиста. Я подыщу адвоката, на которого вы сможете положиться.
Четвертый посетитель прибыл в одиннадцать часов вечера и сумел миновать медсестер, предъявив удостоверение и заявив, что у него неотложное дело. Когда его проводили в палату Залаченко, пациент еще не спал, а лежал, размышляя.
– Меня зовут Юнас Сандберг, – представился гость, протянув руку, которую Залаченко проигнорировал.
На вид пришедшему было лет тридцать пять. Песочного цвета волосы, одет неформально: джинсы, клетчатая рубашка и кожаная куртка. Залаченко молча разглядывал его секунд пятнадцать.
– Меня как раз интересовало, когда кто‑нибудь из вас появится.
– Я работаю в Службе безопасности Главного полицейского управления, – сказал Юнас Сандберг и показал удостоверение.
– Вряд ли, – произнес Залаченко.
– Простите?
– Может, ты там и числишься, но вряд ли работаешь на них.
Юнас Сандберг немного помолчал, огляделся и придвинул к кровати стул.
– Я пришел так поздно, чтобы не привлекать внимания. Мы обсуждали, чем можем вам помочь, и нам необходимо прояснить планы на будущее. Я здесь просто‑напросто для того, чтобы выслушать вашу версию и понять, каковы ваши намерения, с тем чтобы мы смогли выработать общую стратегию.
– И как, по твоему представлению, такая стратегия может выглядеть?
Юнас Сандберг задумчиво посмотрел на лежащего на больничной койке мужчину, потом развел руками.
– Господин Залаченко… боюсь, что уже пошел некий процесс, вредные последствия которого пока трудно себе представить. Мы обсудили ситуацию. Могиле в Госсеберге и тому факту, что в Саландер трижды стреляли, подыскать оправдания сложно. Однако надежда все‑таки имеется. Конфликт между вами и вашей дочерью может служить объяснением тому, что вы опасались угрозы с ее стороны и поэтому предприняли столь отчаянные меры. Правда, боюсь, что какого‑то срока в тюрьме будет не избежать.
