которого ты побил.
Я пришел к такому решению: если Ата сам не будет нападать, то не драться. Чего нам драться? Правда, Джеренка говорила, что, если он не подерется, у него руки чешутся. Ну ладно, предложу ему перемирие. А если он не захочет, что тогда? Тогда надо будет придумать какую-нибудь хитрость. Главное — не теряться.
Я подполз к ограде и потихоньку приподнялся, чтобы заглянуть внутрь крепостного двора. Мне казалось, что Ата уже давно пришел и поджидает меня. А Джеренка стоит рядом с ним, словно его секундант. Но в крепости было пусто. Остановился и прислушался, не слышно ли каких шорохов. Но и слышно ничего не было. Я вошел за ограду, осторожно оглядел развалины стены, заглянул в пещеры. Нигде никого. Я пробовал кричать, свистеть, никто не отозвался. И только тогда я поверил, что Ата еще не пришел. Мы должны были встретиться в полдень.
Полдень легко узнать. Тень равна ровно трем ступням. Я встал на ровном месте и измерил собственную тень, она удлинилась до трех с половиной ступней. Значит, полдень миновал. Увидев, что "враг" отсутствует, я успокоился. Уперся руками в бока и стал расхаживать по крепостному двору, который, если стоять прямо посредине, напоминает плоскую деревянную миску. Весь вид мой сейчас напоминал пальвана, который расхаживает с важным видом перед публикой, воображая, что никто не решается вступить с ним в поединок. Дальше — больше: я уже чувствовал себя сильным и смелым, которому не было равных. "Легко ты отделался от меня, Ата! Эх, если бы ты сейчас попался мне в руки, я бы знал, что с тобой сделать!" Ворча, я почесал свои ладони. "Придется уходить ни с чем", — с сожалением вслух произнес я, словно кто-то мог слышать меня. На самом же деле я был рад, что все окончилось без боя. Я был доволен самим собой. Я-то доказал, что я не трус и при Джеренке мог спокойно чувствовать себя. Представил себе, как при встрече гордо скажу ей: "Где же этот твой хваленый двоюродный братец, который одним пальцем может меня через крепость перебросить?! Ты поняла теперь, кто из нас трус?" И вдруг в мою душу закралось сомнение. Разве я не знаю эту противную Джеренку? Она ведь может и такое заявить: "Мы пришли, а тебя не было". Как я смогу доказать ей, что в назначенный час приходил в крепость? Что же, мне тут сидеть, пока не появится какой-нибудь свидетель? Да я уже и проголодался. Дедушка, наверное, пригнал верблюдицу, мама подоила ее. Скоро пора обедать. Нет, надо придумать что-то такое, против чего Джеренка не могла бы спорить. Вдруг мой взгляд упал на колонну разрушенного дворца. Я быстро пришел к решению: нужно оставить надпись на колонне. Отличная мысль! Я схватил острый обломок кувшина и подошел к колонне. Но тут я вспомнил, как учительница Шекер говорила: "Надо охранять памятники старины. Нельзя их портить. Это бесценное наследство прошлых веков нашей Родины". Значит, если я нацарапаю надпись на колонне, я испорчу памятник. Что же делать?
Я сел на землю возле колонны, сидел и думал, но ничего лучшего, чем надпись, придумать не мог. Только на чем сделать эту надпись? Я еще раз обшарил взглядом пустынный двор крепости. Вот, кажется, то, что мне нужно. Неподалеку виднелась полузасыпанная землей какая-то плита. Я быстро откопал ее и принялся за работу. Вскоре на обломке плиты появилась надпись: "Базар — 1, Ата — О". Я остался доволен. Это было справедливо. Ведь даже в спортивных соревнованиях поражение засчитывают тому, кто не явился на встречу.
Я отошел на два шага и прочитал надпись. Потом прочитал ее с расстояния в пять — десять шагов. Но когда я влез на ограду крепости и попытался прочитать надпись оттуда, то ничего не мог разобрать. На земле валялась обыкновенная плита, каких полно вокруг, даже нельзя было догадаться, что на ней что-то написано. Я вернулся и принялся углублять буквы. Но все равно с ограды их видно не было, они сливались с серой поверхностью плиты. Тогда я подобрал осколок красного кирпича и обвел им все буквы. Теперь надпись можно было прочитать даже с ограды крепостного двора, конечно, если внимательно поглядеть на мою плиту. Я еще немного полюбовался своей работой, спрыгнул с ограды и пошел по крепостному двору. Мне хотелось перед тем, как отправиться домой, еще раз пройти мимо своей плиты с надписью. Вдруг послышался какой-то голос. Я вздрогнул от неожиданности, потому что голос был не похож на человеческий, будто голос привидения. И долетал он, казалось, откуда-то из пещер, которых много в старой крепости. Как тут было не испугаться? Я со всех ног бросился к пролому в ограде и тут увидел Джеренку. Она восседала на своем ишаке возле входа в крепость. Я даже не мог себе представить, что способен так обрадоваться при виде этой вредной девчонки. Но все равно даже самая вредная девчонка лучше, чем привидение.
— Эй! — закричала Джеренка, и эхо разнесло ее крик по пещерам. Теперь я понял, почему голос в крепости показался мне нечеловеческим. Я обрадовался Джеренке, но тут же подумал, что вряд ли она явилась одна, наверное, ее двоюродный братец Ата тоже где-нибудь поблизости, прячется где-нибудь за оградой. Это было не очень приятно. Они войдут во двор, прочитают мою надпись, и зловредная Джеренка скажет: "Ах ты хвастун, Базарчик! Ты уже записал себе победу. Хотел легко завоевать славу. Теперь попробуй завоюй ее в бою!"
Я огляделся по сторонам, но не увидел никого, кроме Джеренки и ее дремлющего ишака. А тем временем сама Джеренка защебетала:
— Меня послал Ата. Он сказал: "Передай Базару, пусть он простит меня". Он сказал, вчера, как только приехал к нам в гости, он подрался с одним мальчишкой, и его теперь не выпускают из дому. Он сказал…
— Да перестань ты тараторить, а объясни все как следует. Заладила "он сказал, да он сказал". Лучше скажи, собирается твой хваленый двоюродный братец драться или нет?
Я понял, что Ата не явился и опять расхрабрился.
— Честное слово, он не обманывает. Отец не выпускает его из дому…
— Трус он, вот кто! — закричал я. — Он и в самом деле просил простить его или это ты придумала?!
— Клянусь хлебом, он так сказал. Скажи, сказал, пусть он простит меня…
— Ну, раз он умолял, придется простить его, — важно сказал я. — Вот что, сейчас же отправляйся к нему и передай ему мое условие. И не тараторь, как
