его произведения не имели бы невероятной популярности, если бы были просто переработкой исторических данных и древних текстов. Мы рассмотрели материал для преображения, теперь же перейдем к знакомству с путями преображения, теми силами, которые складывают из фактов художественные образы.
Как художник, Толкин воплощал на страницах своих книг собственные подсознательные переживания мифологических представлений — здесь совершенно другой, не логический, а эмоциональный уровень освоения архаики, не цитирование, а воспроизведение сюжетного клише. Иными словами, это неосознанное обращение к глубинным пластам мифологического мышления, которое по сути своей и не мышление даже, а именно переживание, ощущение.
ЧАСТЬ II. ТВОРЕЦ МИФА — ХУДОЖНИК
Общим местом стало утверждение, что современный роман благодаря преемственности традиции является прямым наследником героического эпоса, в свою очередь, имеющего общие обрядово-мифологические корни со сказкой. Будучи генетически связан с древнейшими мифологическими формами повествования, роман наших дней в основании своего сюжета может сохранять те архаические представления, которые отражались в мифе, волшебной сказке и героическом эпосе. Эпос, в отличие от мифа и сказки, — гораздо более подвижная форма, он способен развиваться с течением времени: история эпоса — не что иное, как история самоописания человека, поэтому со сменой системы жизненных ценностей меняется образ эпического героя и отношение к нему. Более того — вся структура романа, вся система его образов может строиться с сохранением законов мифологического повествования (мифологическое содержание утрачивается в реалистическом романе и сохраняется в фэнтезийном). Структуру архаических текстов, неосознанно используемую авторами еще с конца Возрождения и в течение Нового времени, в силу традиции мы называем мифологическим клише.
Мифологическое клише — цельная система, где заранее заданы образы-архетипы, их взаимоотношения, сюжетные линии и тип оценок. Следование мифологическому клише никак не связано у автора ни со сверхъестественным элементом в повествовании, ни с фольклорными мотивами, ни вообще с наличием какой-либо «чудесности»: мифологическое клише — застывшая схема, «каркас произведения», где то, что в фольклорных текстах было сверхъестественным, в литературных стало значительным, выдающимся, однако вполне человеческим, а волшебство перешло в метафоры.
Современный автор романа использует клише интуитивно, доверяясь «памяти предков», с его стороны вовсе не предполагается какого-то глубокого изучения мифологии как науки. После Юнга нет необходимости доказывать, что образы-архетипы, входящие в клише, принадлежат сфере бессознательного.
Глава 4. МИФОЛОГИЧЕСКОЕ КЛИШЕ В РОМАНЕ: ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ
СТРУКТУРА, ВОССОЗДАВАЕМАЯ НЕВОЛЬНО
Независимо от того, насколько сознательно писатель (любой, отнюдь не только Толкин) обращается к мифологии, он воспроизводит те сюжетные ходы и мотивы, которые восходят еще к древнейшим повествовательным формам и мифологическим представлениям. Важно подчеркнуть, что воплощение мифологического клише в тексте — это именно подсознательная часть творчества, очень часто оно связано с тем, что сюжету «легче» развиваться по веками отработанной схеме. Это никак не характеризует самостоятельность автора, меру его таланта и прочие достоинства. Так, Шекспир в «Короле Лире» жестко следует логике клише, а в «Гамлете» — нарушает в каждом сюжетном ходе50.
Интуитивно воплощаться могут как целые сюжетные структуры, так и отдельные образы, представления, мотивы.
В литературе фэнтези, являющейся, по сути, мифологизированным текстом для взрослых, регулярно воссоздается сюжет волшебной сказки, подробно проанализированный Владимиром Яковлевичем Проппом в его классической работе «Морфология сказки». К книгам Толкина это также относится сполна. Однако этот аспект наименее интересен для анализа. По двум причинам.
Во-первых, соответствие сюжета волшебной сказке (утрата героем некой ценности, путешествие в поисках ее, предварительное испытание и обретение помощников, основное испытание — как правило, битва, испытание при возвращении домой) лежит на поверхности, его выявить очень легко. Во-вторых, более интересно то, что такая сюжетная схема возможна и в произведениях, не имеющих с мифологией ничего общего, чье действие развивается в совершенно повседневных реалиях, как, например, в известном советском фильме «Белое солнце пустыни».
Так что анализ мифологического клише в текстах Толкина мы начнем не с сюжетов, а с глубинных представлений, которые по своей сути являются отражением эмоционального переживания мира, что всегда приводит к мифологизации.
Свое и чужое
Строго говоря, термин «мифологическое мышление» некорректен. Мышление предполагает некий анализ, опору на логику, а то, что правильнее называть мифологическим мировосприятием, опирается исключительно на эмоции.
Там, где включена эмоциональная оценка, логика изгнана безжалостно и безнадежно. Там начинается дремучий лес мифа.
Не будет преувеличением сказать: все, что мифологично, — все эмоционально. И наоборот: почти все эмоциональное мифологично.
Граница между логикой и мифом проходит по категории «свое/чужое».
В научных работах неоднократно подчеркивается, что при мифологическом восприятии все «свое» принимается как благое, все «чужое» — как загадочное и враждебное. Но в действительности ситуация жестче, и это важно именно применительно к Толкину.
«Свое» и «чужое» воспринимается эмоционально: «свое» — положительно, «чужое» — отрицательно. Объективные качества того и другого не играют при этом ни малейшей роли! «Чужое» плохо не потому, что имеет недостатки, оно плохо по той простой причине, что оно чужое. И если никакие аргументы относительно достоинств вещи, личности, местности, воспринимаемой как «чужое», не действуют — можно с уверенностью говорить: здесь мифологическое мировосприятие.
Иллюстрация Ивана Билибина к «Сказке об Иване Царевиче, Жар-птице и сером волке».
Сказка об Иване-царевиче, Жар-птице и о сером волке. СПб.: Экспедиция Заготовления Государственных Бумаг, 1901
Говоря языком классической науки, «свой» мир упорядочен социально, религиозно, этически, его бытие основано на законах, это единственно «настоящий», «реальный», «правильный» мир. Мир «чужого» — непонятный, таинственный, потенциально опасный, почти всегда смертоносный — это все, что находится за пределами «своего» (территории данного племени или народа). «Чужое», «иное» — миры богов, страна мертвых, леса и моря, где обитают духи и животные, или же соседнее племя, которое воспринимается как не вполне люди и почти непременно колдуны.
Теперь полистаем «Властелина колец».
Самым разным народам, населяющим Средиземье, свойственно все «свое» воспринимать единственно правильным и неоспоримо благим, а ко всему «чужому» относиться настороженно, а нередко и враждебно. Любой обитатель Средиземья — будь то хоббит, эльф, гном или человек — воспринимает земли другого народа как иной мир, непонятный и потенциально опасный. Все, что лежит за границами родной страны, видится дурным либо грозящим бедой: хоббиты даже ближайших своих соседей — жителей поселения Брыль — считают «заблудшими недотепами» и полагают «не стоящими внимания», не говоря уже о живущих за пределами Шира. Эльфы, враждующие с гномами, предпочитают не приближаться к горам, а гномы, в свою очередь, не любят лесов — прибежища Дивного Народа, при этом опасаясь эльфов именно как чародеев. Даже персонажам, которым безусловно свойственна мудрость, не чужд страх перед соседями-«чужими»: Келеборн, Владыка Лориэна, предостерегает Хранителей против леса Фангорна, советуя миновать его в пути, Фангорн же в разговоре с хоббитами отзывается о Лориэне так: «Я поражен, что вам удалось самим выбраться оттуда». Благородство, воинская доблесть и помощь в битвах — эти достоинства ничего не значат перед древнейшим неприятием: люди Рохана так отзываются о следопытах Севера: «Ни эльфов, ни их родичей нам не надо. И без того времена смутные».
Эти представления, свойственные обыденному мышлению, еще, строго говоря, суть только отголоски мифологичности. Настоящее непримиримое противостояние «своего» и «чужого» начинается с появлением образа врагов.
Для Толкина категории Добра и Зла носят онтологический характер. Это означает, что Добро и Зло в его мире объективны,
