похоже, с магическим душком. Иначе стороннего мага не позвали бы, дождались меня. Да и сам Пшкевич ради ерунды не стал вмешиваться.
Он, видно почуяв на себе мой взгляд, обернулся и поморщился. Я шутливо отсалютовал заклятому коллеге по цеху. Но тут капитан, наконец, протолкался ко мне и, как всегда, переложил с больной головы на здоровую.
— Опять! Опять! — ревел он, тяжело дыша, так что тугой живот подскакивал с каждым вдохом. — Где вы пропадали, Бальтазар? У нас тут пять карачунов! А вы сидите в дилижансе! Благо, пан Пшкевич согласился помочь. А у него, между прочим, заседания в городском совете да еще начало учебного года, студенты… Не разорваться…
— И я вас очень рад видеть, пан Брац! — с удовольствием перебил я капитана, без лишних церемоний отодвинув с дороги. — Передайте пану Пшкевичу, что более не смеем его задерживать. Студенты ждать не будут.
Он ещё что-то вопил, но я заставил себя не слышать. Пять мертвецов за две недели — это перебор. Как бы нежить ни оголодала за проклятую осень, она не станет охотиться посреди Кипеллена, уж на это у неё мозгов хватит. А тут разорванный в клочья щеголь. Судя по остаткам камзола, из приличной семьи. Цвет хороший и материал дорогой, жаль не спросишь, где купил. Я бы себе такой взял для официальных церемоний. Хотя, надо ярлык посмотреть, порядочный портной всегда оставит свою фирменную метку.
Я замахал руками, разгоняя столпившихся служащих Ночной стражи, и кивнул Мареку и Казимиру. Мои мальчики на побегушках, правда некоторые называют их младшими помощниками. Я склонился над телом, поморщившись от боли в ноге. И почему эта тварь прикончила паренька именно посреди Люстерной улицы? Оттащила бы куда-нибудь в тупик. Пока нашли, я бы успел переодеться, принять душ, может быть, даже поесть. Ему-то уже всё равно, а я теперь испачкаю выходные брюки и рискую застрять на работе до вечера. Я сдёрнул перчатки, ещё не хватало заляпать кровью дорогую оленью кожу, и нехотя потянул вверх мешковину.
— «День добрый, уважаемый, не холодно лежать-то? Шли бы вы до погоста, не портили мне утро?» — чуть не брякнул я, но вовремя прикусил язык.
Капитан совершенно не ценил моего своеобразного юмора, да я, признаться, и не старался произвести на него впечатление, но вступать в перепалку сегодня не хотелось. Осень она не для перепалок, а для стаканчика горячего глинтвейна перед камином. Вот только глинтвейн мне ещё долго не светил. Жизнь припоя не сахар и не мёд, и уж, тем более, не ароматное вино.
Истерзанный щеголь беспокоил меня всё больше. Что-то неестественное было в его позе, характере повреждений, даже выражении остекленевших глаз. Раны на руках и плечах не типичны! Обычно жертвы не находят в себе сил сопротивляться нежити. А этот оказался смельчаком, пытался защититься. Безуспешно, но достойно уважения. Грудь зверски истерзана, брюхо вспорото. Края раны неровные, рваные. Я вздохнул. Очень большие, загнутые когти, такие серпы у кого попало не растут, придётся с картотекой повозиться. Но подозрения уже есть, будь они неладны. Надо зайти к нашим трупорезам, узнать, кто осматривал предыдущих жертв, и потрясти Марека с Казимиром. Наверняка сопровождали Пшкевича на ранние убийства. Хотя тут можно не ждать — вон они стоят, носами шмыгают. Я повернулся к мальчикам на побегушках, пускай блеснут:
— Что скажете, панове? — не поднимаясь, мрачно глянул я снизу-вверх.
— Маньяк это, пан Вильк, — почесавши затылок, выпалил Казимир, — как есть маньяк!
— Ты братец, мне сюда ещё некромантов приплети, — расстроился я. — Меньше детективов читай, Казик! Больше по сторонам смотри.
Этот белобрысый обалдуй изучал наше непростое ремесло по бульварному чтиву.
— Какой, к дидьку лысому, маньяк! — задумчиво взъерошил волосы пятерней второй знаток.
Почесыванием затылков эти двое шевелят свои сонные извилины. Иначе у них мысли до языка никак не добегают. Дело проверенное.
— Это жрун, — продолжил умничать Марек, не переставая трепать свои рыжие космы.
— О как! — деланно восхитился я. — Стоило подольше позагорать в Болотном краю, глядишь, вы бы и преступление раскрыли. Знаешь, что дают тем, кто открывает новый вид несуществующей нежити?
Рыжий нахмурился и опустил глаза:
— Подозреваю.
— Правильно подозреваешь, по шее им дают, — подтвердил я, поморщившись. — Протоколы по этому и четверым предыдущим трупам должны лежать на моём столе через пять минут, если вы, конечно, работали под началом пана Пшкевича, а не ворон считали. Ваши соображения, только без жрунов, тоже!
«Мальчики на побегушках» козырнули, а я повернулся к телу. Достал из внутреннего кармана футляр, с которым никогда не расставался, вынул длинную прозрачную колбу с зачарованной водой и пинцет. Отметил, что полных колб осталось удручающе мало. В Болотном краю довелось потратить больше, чем я думал. Надо бы наведаться на кафедру алхимии, пополнить запасы, иначе рискую остаться беспомощным в самый ответственный момент.
Пришлось всё же пожертвовать штанами и встать на колени. Иначе засохшие брызги крови уже не разглядишь. Между камнями брусчатки притаились багровые песчинки. Они-то мне и нужны. На трупе, конечно, крови было значительно больше, и наклоняться бы так низко не пришлось, да только пользы мне от неё никакой. Мертвая кровь ничего не расскажет, а вот брызги, что летели из умирающего, но ещё живого тела, самое то. Эти крошки раскроют мне свои секреты, не будь я магом-припоем. Подцепив песчинки пинцетом, я бросил их в колбу, прикрыл растерзанного франтика мешковиной и поднялся. Потом испытаю на себе последние минуты жизни жертвы, такая уж у меня работа. Да вот только и так есть подозрение, что за "жрун" хозяйничает в городе, но лучше бы я ошибался. Подобные раны уже встречались мне, правда не в Кипеллене и даже не в пределах Растии.
Из рассказа Аланы де Керси,
младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»
Панический страх накатывал каждый раз, когда порог лавки переступал Бальтазар Вильк. А поскольку, он наш постоянный клиент, провалиться под землю мне хотелось с завидной регулярностью. До городской Ночной стражи пан Вильк преподавал на магическом отделении Школы Высших Искусств. Студенты его боготворили, а студентки томно закатывали глаза и изобретали очередное приворотное зелье. Я же — боялась до колик в желудке. Из-за меня шесть лет
