и будет!
Не помогло. Не проходит дрёма, пуще прежнего клонит. Тряхнул головой Леший, ещё громче да сердитее крикнул:
– А ну не балуй, Баюн, кому говорю!
Миг – и сон как рукой сняло. Подёрнулся дымкою лес, рассеялась ворожба, увидел Леший, что стоит он на тропке – для обычного глаза неприметной, но ему хорошо знакомой. А рядом на большом еловом пне чёрный кот сидит. Здоровенный, с волка ростом, шерсть богатая, глазищи огромные жёлтые сузил злобно, усищи топорщатся, а хвост пушистый так и хлещет по бокам.
– Ты чего это, Баюн, вдруг колдовать вздумал? – насупился Леший. – Нашёл, с кем шутки шутить! Али не признал меня?
Сверкнул глазищами кот, спрыгнул с пня – легко будто и не весил ничего, подошёл к Лешему, обнюхал кругом да и молвил:
– А откуда мне знать, что это именно ты? Вдруг, это не ты вовсе? Вдруг кто чужой твой облик принял?
– Это что ещё за новости? – удивился Леший. – С чего это кому-то вздумается себя за лесного царя выдавать?
Спросил – а у самого в мыслях то, что случилось нонче у дуба-портала, где распознал он, что вовсе не Яга с ними была, а другой кто-то в её облике. Стало быть, неспроста молвил такое кот, ох, неспроста…
– Ну-ка признавайся, что у тебя на уме! – приказал Леший.
Кот Баюн фыркнул, снова забил хвостом, но послушался, сел у ног Лешего и завёл рассказ. Баял долго, не спеша, со всеми подробностями да красотами – знамо дело, первый во всём Тридевятом царстве сказочник, положено ему так. Леший, которому не терпелось скорее разобраться, в чём дело, уж упарился его подгонять. Еле дождался, пока наступит конец Баюновой сказке, не пролившей пока что свет на тайну исчезновения Яги, но, меж тем, всё ж добавившей в загадочную ту историю кое-что новое.
Как оказалось, намедни Яга, как иногда случалось, отбыла куда-то, а когда воротилась, кот сразу почуял неладное. Выглядела-то хозяйка обычно, но вот пахла совсем иначе, чем-то душистым, приторным, как цветы заморские, – в жизни не было у неё такого запаха. Да и вела себя Яга куда как странно. Шастала по избе, осматривалась, точно была тут впервые, всё перерыла, пока не нашла самую ценную из своих диковин – блюдечко серебряное с яблочком золотым. Тут-то у Баюна уж сомнений никаких не осталось: не Яга перед ним, другой кто-то. Настоящая-то хозяйка его прекрасно знала, где волшебное блюдечко лежит, чай, пользовалась им по многу раз на дню.
Поняв, что в облике Яги в избу наведался кто-то совсем иной, Баюн попытался было зачаровать незваного гостя, навести на него дрёму – но не тут-то было. Гость и сам оказался в колдовстве не промах. Не подействовали на него чары Баюна, а вот самому коту не поздоровилось – его точно сила какая-то невидимая подхватила, унесла в чулан, и замок снаружи сам собой заперся.
Из чулана-то кот выбрался, дело нехитрое, дождался только, когда в избе всё стихнет. Но вот диковину волшебную таинственный гость, уйдя, с собой прихватил, чего коту было очень жаль. Он давно уж в отсутствие хозяйки повадился и сам в серебряное блюдечко поглядывать, смотреть, что на белом свете делается, учиться через то уму-разуму.
– Уж больно мне это дело по душе, – признался, завершая свой рассказ, Баюн. – Такой стал до него охотник, такой охотник…
– Ты только вот что… Яге не говори, а? – спохватившись, добавил он. – А то осерчает ещё… Не скажешь ведь?
Не ответил на его вопрос Леший, было ему не до кота с его шалостями. Гадал он, кем мог быть тот гость незваный, что в облике Яги в избушку наведался, ломал голову, да что-то ничего придумать не мог. Ясно было только одно пока: кто бы ни был злоумышленник, он знает, что случилось с Ягой. Эх, разыскать бы того самозванца да допросить хорошенько – да где ж его найдёшь…
– Сдаётся мне, надобно избушку осмотреть, – заключил Леший и, развернувшись, зашагал к опушке. Кот широкими прыжками поспешил за ним, запоздало интересуясь на ходу:
– А что Яга-то? Где она сама? Уж не случилось ли с ней чего?
Эх, если бы Леший знал, что ему ответить…
За опушкой мёртвого леса раскинулась неширокая поляна, бежала через неё тропинка к Калинову мосту через речку Смородину – дороге в Царство мертвых. Белеют кувшинки в чёрной воде той реки, а мост весь из терновника сплетён, острыми шипами ощерился, и бредут по нему в Навь бледные фигуры, тихие да печальные. Покосился Леший невольно на тот мост да поскорее взор отвёл. Вовсе не хотелось ему о смерти думать, тем более ныне, когда пропала его подруга и непонятно, что с ней сталось. Оглянулся он в поисках избушки, убедился, что тут она, подозвал к себе.
– Избушка, избушка, на куриных лапках, на веретённых пятках, бревном подпёртая, ельником покрытая! А ну, повернись туды дворцом, сюды крыльцом, поворотись к лесу задами, ко мне – дверями!
Избушка та хорошо знакома ему была – сам её Леший в подарок Яге справил, сам и заколдовал и разумением наделил. Непростой была та изба. Снаружи неказистой да тесной казалась, внутри же места много больше было, считай, палаты просторные, живи – не хочу. И характер у избушки имелся да далеко не шёлковый. Чужаков она не любила, сторонилась их. Едва завидит, норовит в лес удрать. А кто догонять вздумает, тот, не ровён час, может и лапой куриной в лоб получить, сильной да увесистой – мало не покажется.
Однако ж от Лешего избушка убегать не стала, драться же с ним и не думала. Прислушалась к голосу знакомому да словам уговоренным, повернулась крыльцом в нужную сторону, замерла. Зашёл Леший в избу, следом и кот заскочил. Осмотрелись оба внимательно, только не нашли ничего. Ни гость загадочный никакой вещицы не обронил, что выдала бы его, ни Яга подсказки не оставила.
– Эх, – вздохнул Леший. – Как бы нам сейчас с тобой да то блюдечко серебряное с золотым яблочком! Поглядели бы в него – враз бы всё узнали.
Помолчал Баюн, подумал, недаром он самым мудрым котом в Тридевятом царстве слыл, да и молвил:
– Не печалься, царь лесной. Не одна-единственная то у хозяйки диковина была! Отвори-ка сундук заветный да погляди, может, что ещё полезного найдём.
На сундук, знамо дело, чары были наложены, кому чужому его ни за что бы не открыть, только Леший-то для Яги не чужим был. Почитай, самый близкий друг закадычный.
Открыл он сундук, заглянул внутрь, а вместе
