User - i cf85044c3a33e6c4

роскошной квартирки. Сначала я думала, что ТРИ — это перебор, но с каждым днем все

больше влюбляюсь в эту цифру. Впервые в жизни я украдкой кладу руку на живот, мечтая,

чтобы детский смех и крики снова вдохнули жизнь в эти стены… и меня.

Керри не так часто бывает в Сиднее. Для нее мое приглашение — очень необычный досуг.

Лайонел много работает, а путешествовать в одиночку с тремя детьми очень непросто. Но

теперь есть в Сиднее я, и Керри пользуется долгожданной свободой. Как ни странно, она

просит меня прогуляться до университета. Говорит, что и не помнит, когда в последний раз его

видела.

— Дерьмово выглядишь, — сообщает подруга, ухитряясь и малышку нести, и мороженое

поедать. — Кроме ног и волос и взглянуть-то не на что. — Изучает меня с почти мужской

бесцеремонностью.

— А ты выглядишь отлично. Спасибо за комплимент, — фыркаю я.

— Это все заслуга Лайонела. Неким мистическим образом он всегда находит способ не

допустить у меня очередной истерики.

Я даже думать не хочу над подтекстом ее слов. Изучаю хрупкую фигурку Джулиана,

который уже окрестил своим падением университетский газон. Он считает себя очень взрослым

и самостоятельным. Естественно, на фоне двух младших сестер он настоящий герой, но сейчас

он такой смешной и умилительный. Ну а Марион – очаровательное создание четырех лет и моя

родственная душа. Она натуральная блондинка и ей никогда не придется подкручивать

ресницы. А вот глазки совсем не ангельские — хитренькие, зеленые, совсем как у Керри. Она

как куколка. Я хочу ее причесывать, одевать, обнимать… невозможно оторваться!

И глядя на то, как я вожусь с ее старшей дочкой, Керри вдруг спрашивает:

— Какой у тебя срок?

Не знаю, как она догадалась. Моя беременность проходит на редкость мирно и гладко.

Токсикоза почти нет, чувствую я себя отлично. Разве что грудь немного округлилась. Может,

видела, как я касаюсь живота, а может существует некая мистическая сила, которая позволяет

женщинам чувствовать подобные вещи.

— Восемь недель, — честно ответила я.

— И что дальше? Ты собираешься сказать Брюсу?

— Я еще не решила.

— В смысле? — Керри смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова. — Это

был риторический вопрос!

— Ну значит на твой риторический вопрос ответ крайне нетривиален!

Мы смотрим друг другу в глаза, точно в гляделки играем. О да, дорогая, ты пропустила

очень-очень много.

— Ладно, расскажу. Он пьет и ни в грош меня не ставит. С какой стати я должна доверять

ему своего ребенка? И не надо говорить, что у него пятьдесят процентов прав на него. Я их

забираю в качестве компенсации за свои страдания. Я просто хочу, чтобы у меня были дети. Но

я не хочу, чтобы у меня был Брюс. Я сознаю все последствия, понимаю, как тяжело будет. И я

уже почти смирилась с тем, что мои родители никогда это решение не одобрят. Я даже не

уверена, что они поддержат меня… но жить так, как сейчас, — моральное изнасилование.

Несколько минут мы с Керри сидим в полном молчании и смотрим на главный корпус. Не

знаю, о чем думает Керри, лично я стараюсь не думать о том, что по всей территории кампуса

расставлены камеры…

— А что если он не захочет уйти, когда узнает о ребенке?

— Скажу, что беременна от Шона.

— Конелл, ты решила меня добить?!

— В смысле? А, нет. Я с ним не сплю, но Брюс об этом не знает. Он поверит, — хмыкаю я,

мрачно рассматривая свое кольцо. — Таким образом, когда выяснится правда, будет уже

поздно. Да и любой суд меня поддержит. Даже Клегги знают, что у Брюса проблемы с

алкоголем, они будут свидетельствовать в мою пользу. Но, думаю, до этого не дойдет,

учитывая, что стабильного дохода у него нет.

— А он тебя довел, однако, — задумчиво говорит Керри.

— Знаешь, раньше я считала, что самое страшное — ненависть. А теперь понимаю, что

отсутствие уважения намного хуже.

Разговор с Брюсом я откладываю до отъезда подруги. Наши сцены семье Прескотт вовсе ни

к чему, но как только буфер исчезает, я не выдерживаю. Оставаться с Брюсом один на один я

больше просто не могу, а потому собираю его вещи и выкатываю в коридор чемодан. Не будь я

беременна, я бы купила в честь такого события вино, ведь я даже вспомнить не могу, когда в

моей квартире в последний раз появлялся алкоголь. Хотя, о чем это я? Это у меня его нет, а у

Брюса определенно имеется. После переезда Брюс взялся за старое. Только теперь он не пьет, а

выпивает, то есть делает это не так тотально и демонстративно, но запах не спрятать. Видимо,

без подобного допинга терпеть нашу жизнь он не может. Боже, я нескоро решусь повторить

опыт гражданского брака. Да и брака вообще.

Когда открывается дверь, я сижу на кухне и жду. Девять вечера, где он был? Хотя, какая

разница?

— Джоанна, что все это значит? — гневно спрашивает Брюс, показывая мне чемодан.

— Пошел вон. — А я лаконична. У меня были заготовлены аж две речи. Одна на случай

мирного урегулирования вопроса, вторая — скандала. И первая начиналась со слов «прости

пожалуйста, но нам не по пути», а вторая «я больше не могу это выносить, ты просто мерзавец,

который на всю катушку пользуется своим положением». И вдруг «пошел вон» — все, на что

меня хватает. Я итак отдала ему больше, чем была должна. Пусть я им пользовалась в своих

целях, но еще заботилась. Работу искала, еду готовила, к бутылке не подпускала, стирала

рубашки… А в ответ что? Ты слишком много на квартиру потратила?! Радуйся, что я этих

денег не потребовала с тебя! О нет, я определенно не скоро захочу снова жить с кем-то. —

Меня от одного твоего вида тошнит. Пошел. Вон.

Дальше он припоминает мне целую кучу всего. Ночь с Шоном, и то, что я стерва, и то, что

со мной невозможно жить, потому что я пытаюсь контролировать каждый шаг. А мне пофигу.

Череда повторений моего коронного «пошел вон» обрывается феерическим полетом тарелки, от

которой Брюс уворачивается с огромным трудом. И повисает тишина. А потом колесики

чемодана с хрустом проезжаются по осколкам и громко хлопает дверь.

О да. Посуда бьется на счастье.

Моя голосовая почта заполняется быстрее, чем я успеваю ее вычищать. Сочтя себя

достаточно оскорбленным, чтобы подсунуть ответную свинью, Брюс отправился прямиком в

Ньюкасл. К моим родителям! Моим! Тем самым, которые должны были встать на мою сторону,

но этого не сделали, потому что со стороны наш с Брюсом разрыв выглядит примерно так: мы

жили вместе, и все было чудесно (ведь я не вдавалась в подробности происходящего за

закрытыми дверями), а потом вдруг я взбрыкнула и выгнала его из нашей общей квартиры,

присвоив все себе. Отличненько! Экая я стерва. Разумеется, все в шоке. И теперь доказать, что

Брюс не несчастный и не обездоленный, нереально. Моя мама не оставляет попыток склеить

нашу крепкую и дружную семью. В последнем телефонном разговоре я психанула и рявкнула:

раз вам всем вместе так хорошо, то вот вы втроем и живите. После этого мама заплакала, и я

тоже заплакала, но добавить ее номер в черный список это мне не помешало, в общем, теперь

она атакует мою голосовую почту. Кстати сказать, Брюс тоже не жаждет трогательного

воссоединения, но упрямую меня не аист принес! Маму разумными доводами не возьмешь! Для

нее Брюс — зять-мечта.

— Джоанна, Брюс ведь переживает, он живой человек, да, не идеальный, но и ты тоже.

Тебе уже почти двадцать семь…

— Двадцать шесть с половиной! — шиплю я на голосовую почту.

— А ты продолжаешь распугивать всех мужчин на расстоянии мили!

— Что?! — восклицаю я так, что студенты у соседнего окошка качают головами, забирают

сумки и отходят подальше.

— Джоанна, хотя бы поговори с Брюсом… Нет, лучше мы все приедем и вместе

поговорим…

Я сбрасываю сообщение и вздыхаю. Этого-то мне для полного счастья и не хватало. Пишу

смс:

Если вы притащите ко мне Брюса на поводке, я даже на Рождество ездить к вам

перестану! Хватает того, что вы заставили его сделать мне предложение!

Ага, я шантажирую собственных родителей! И решительно не понимаю, зачем продолжаю

слушать отповеди мамы. Жажду услышать, что прощена? Меня не за что прощать! Если они не

понимают, почему я поступила именно так, если они предпочитают верить Брюсу, то это у них

проблемы, не у меня. Ах если бы все в жизни было так просто, ведь они самые близкие мне

люди… Иногда я завидую бесчувственности Шона.

И, что самое грустное, из-за этого глупого сообщения я опаздываю на экзамен