К деньгам вся зараза липнет. Грязные они. Возьми их, парень,
говорит доктор Доктор. — Положи в мой саквояж. И достань оттуда флакон йода. А потом первым делом вымой руки.
Перчатки? — Спрашиваю я.
Руки,
отвечает он. — Наденешь пластиковые перчатки. Эти только на выброс.
В туалете я лихорадочно оттираю руки. Ладони. Предплечья. Доктор прав насчет моих кожаных перчаток. Они настолько пропитались кровью, что руки под ними стали красными. Для пущего эффекта брызгаю водой в лицо. Я обнажен до пояса — надо бы чем-то прикрыться, вот только нечем. Футболка превратилась в отвратительную тряпку. Куртка валяется на полу в соседней комнате.
Возвращаюсь в кабинет декана, и вижу, что врач открыл свой чемоданчик. Внутри масса разных флаконов, бинтов и зажимов. Он достает страшные с виду металлические инструменты и раскладывает их на краю стола. Надеваю тонкие пластиковые перчатки и достаю йод.
Кассель,
слабым голосом зовет Сэм. — Все ведь будет хорошо, да?
Обязательно,
киваю я.
Извинись за меня перед Даникой,
в уголках его глаз блестят слезы. — А маме скажи…
Молчи, Сэм,
сурово обрываю его я. — Говорю же, все будет в порядке.
Возьми тампон, смочи его йодом и обработай пулевое отверстие,
бурчит врач.
Но…,
не знаю, как это делается.
Разрежь его брюки,
с досадой отвечает доктор и берет какой-то бурый флакон и большую иглу.
Пытаясь унять дрожь в руках, достаю из чемоданчика ножницы и разрезаю штаны Сэма. Ткань легко расходится в стороны, и я вижу рану — прямо над коленом, маленькое отверстие, полное крови.
Когда мои пальцы прикасаются к коже Сэма, смазывая ее коричневым раствором, он морщится.
Все нормально, Сэм,
говорю я.
Уортон тяжело опускается в кресло, стоящее на другом конце комнаты, и сжимает голову руками.
Врач подходит к Сэму, держа в руках шприц. Постукивает, чтобы вышли пузырьки воздуха.
Это морфий. Снимет боль.
Сэм удивленно таращит глаза.
Нужна же тебе анестезия,
говорит врач.
Сэм сглатывает и, с видимым усилием кивает.
Врач вводит иглу в вену на руке Сэма. Тот издает странный звук — то ли стонет, то ли сглатывает.
Как думаешь, он ей правда нравится? — Спрашивает Сэм. Понимаю, о ком он. О Барроне. И не знаю, что ответить — честно, не знаю.
Доктор смотрит на меня, потом снова на Сэма.
Нет,
говорю я. — Но, пожалуй, сейчас тебе не стоит волноваться на этот счет.
Отвлекает…,
Сэм закатывает глаза и обмякает. Наверное, заснул.
Теперь тебе придется его держать,
говорит врач. — А я извлеку пулю.
Что? — Спрашиваю. — Как держать-то?
Просто не давай особо дергаться. Мне нужно, чтобы его нога была неподвижной. — Он смотрит на декана Уортона, сидящего на другом конце комнаты. — Вы. Подите сюда. Кто-то должен подавать мне зажим и скальпель, когда потребуется. Наденьте вот эти перчатки.
Декан встает и, словно во сне, идет через комнату.
Обхожу стол и встаю с другой стороны; кладу одну руку на живот Сэма, а другую — на бедро, навалившись всем телом. Он поворачивает голову и стонет, но при этом не просыпается. Тут же отпускаю его и делаю шаг назад.
Держи его. Он ничего не вспомнит,
говорит врач — но этот ничуть меня не успокаивает. Я тоже много чего не помню, но это же не значит, что ничего не было.
Кладу руки на прежнее место.
Доктор Доктор наклоняется и обследует рану. Сэм снова стонет и пытается повернуться. Я не пускаю его. — Он будет в полубессознательном состоянии. Так безопаснее, но тебе придется потрудиться, чтобы он не дергался. Думаю, пуля все еще в ране.
Что это значит? — Спрашивает декан Уортон.
Это значит, что придется ее извлечь,
отвечает врач. — Дайте скальпель.
Когда острие скальпеля погружается в тело Сэма, я отворачиваюсь. Сэм бьется и вырывается, и мне приходится навалиться на него всем весом, чтобы удержать. Когда я снова поворачиваю голову, доктор уже сделал глубокий надрез. Кровь так и струится.
Расширитель,
говорит врач, и Уортон подает ему инструмент.
Зажим,
просит доктор.
А что это? — Спрашивает Уортон.
Серебристая штуковина с изогнутым кончиком. Не торопитесь. Мне-то не к спеху.
Бросаю на врача свой самый злобный взгляд, но он и бровью не ведет. Вводит инструмент в ногу Сэма. Сэм тихо стонет и легонько дергается.
Тщ-щ,
говорю я. — Уже почти все. Еще чуть-чуть.
Вдруг из ноги вырывается фонтан крови, забрызгав мою грудь и лицо. Потрясенно отшатываюсь, и Сэм едва не валится со стола.
Держи его, идиот! — Орет доктор.
Хватаю ногу Сэма и придавливаю ее к столу. Кровь идет толчками, вместе с ударами сердца — то сильнее, то слабее. Крови ужасно много. Она на моих ресницах, ею испачкан мой живот. Я чувствую только запах крови, ощущаю лишь ее вкус.
Держи его по моей команде— я не шучу! Хочешь, чтобы твой друг умер? Держи его. Нужно найти сосуд, который я задел. Ну где там зажим?
Кожа Сэма липкая на вид. Губы посинели. Отворачиваюсь, чтобы не видеть, что делает врач, впиваюсь пальцами в мышцы друга, держу его изо всех сил. Стискиваю зубы и стараюсь не смотреть, как доктор перевязывает артерию, вытаскивает пулю и начинает зашивать рану черной нитью. Наблюдаю, как вздымается и опадает сэмова грудь, и говорю себе, что пока он дышит, стонет и дергается, пока он чувствует боль, он жив.
Ему нужно пару недель принимать антибиотики. В противном случае ему грозит заражение,
говорит врач, промокая рану марлей и снимая окровавленное пончо. — Выписать рецепт я не могу, но вот этого на неделю хватит. Свяжитесь с моим автоответчиком, когда понадобится еще.
Понятно,
говорит декан.
Мне тоже все ясно. Доктор Доктор не может выписать рецепт, потому что его лишили лицензии. Поэтому он и выполняет заказы Захарова — и наши тоже.
А если понадобиться здесь прибрать, я знаю надежных людей.
Это было бы очень кстати.
Их послушать — цивилизованные люди обсуждают общие темы. Представители двух благородных профессий — врач и учитель. Наверное, несмотря ни на что отнюдь не считают себя преступниками.
Когда доктор направляется к выходу, достаю из кармана телефон.
Что вы делаете? — Спрашивает декан Уортон.
Звоню его девушке,
отвечаю. — Кто-то ведь должен побыть с ним сегодня. Я не могу, а вы ему точно не нужны.
У вас есть более важные дела?
Смотрю на Уортона. Я устал до предела. И мне ужасно жаль, что я не могу остаться — ведь это я виноват в случившемся. Мой пистолет. Мои дурацкие шутки с Миной, палец в кармане, имитирующий пистолет — конечно, умнее некуда!
Я не могу.
Я запрещаю вам звонить и вызывать других учащихся, мистер Шарп! Ситуация и без того запутанная.
Только попробуйте,
мой затянутый в перчатку палец оставляет на кнопках бурые следы.
Нашел его? — Вместо «алло» говорит Даника. — Как он?
Связь довольно скверная. Голос прерывистый, далекий.
Можешь зайти в кабинет декана Уортона? — Спрашиваю я. — Если да, то поспеши. Ты очень нужна Сэму. Будет очень кстати, если ты придешь. Только не волнуйся. Пожалуйста, не волнуйся и скорее приходи.
Даника говорит, что придет таким удивленным тоном, что я понимаю, что, наверное, мои слова ее очень удивили. Все кажется каким-то пустым.
Вам лучше уйти,
говорю я декану Уортону.
К приходу Даники его уже нет.
Она окидывает взглядом комнату, заляпанный кровью ковер, лампы на книжных полках, Сэма, без сознания лежащего на столе Уортона. Смотрит на его ногу, потом на меня — я сижу на полу, голый по пояс.
Что случилось? — Спрашивает она, подходя к Сэму и легонько прикасаясь к его щеке.
Сэм, он… он ранен. — Даника пугается. — Приходил врач, подлечил его. Когда он очнется, наверняка захочет, чтобы ты была рядом.
А ты как? — Спрашивает Даника. Понятия не имею, о чем она. Разумеется, я в полном порядке. Ведь это не я лежу на столе.
Поднимаюсь на ноги и подбираю с пола куртку.
Я должен идти, ладно? Декан Уортон все знает,
делаю неопределенный жест рукой — в основном в сторону ковра. — Думаю, Сэма не стоит трогать, пока он не очнется. Сейчас ведь около полудня?
Уже два часа дня.
Ясно,
бросаю взгляд на окна. Вспоминаю, что декан Уортон закрыл жалюзи. Хотя определять время по солнцу я не умею. — Я не могу…
