– Да, это он! – воскликнула донья Беатриса, вне себя от радости и гордости оттого, что имя ее племянника всколыхнуло воспоминания в душе королевы. – Да, да, государыня, это он и есть.
– Так ты говоришь, он уезжает? – спросила Изабелла.
– Да, государыня.
– В дальние края?
– Боюсь, что да.
– Что ж, он покидает Испанию?
– Очевидно.
– Вот как!
– Он, словно оправдываясь, говорит, что ныне уже не может быть полезным вашему величеству.
– Куда же он отправляется?
– Я надеюсь, – отвечала донья Беатриса, – что с соизволения королевы он сам ответит на этот вопрос.
– Хорошо, дочь моя, скажи ему, что он может войти.
И пока маркиза де Мойя, почитая своим долгом сопровождать племянника, шла к дверям, королева села и, скорее для видимости, нежели из желания заняться рукоделием, принялась вышивать хоругвь в честь богородицы, полагая, что благодаря ее заступничеству (так удачно сложились обстоятельства) Гранада сдалась – как известно, она капитулировала без кровопролития.
Немного погодя дверь отворилась, и появился молодой человек в сопровождении доньи Беатрисы; он остановился в нескольких шагах от Изабеллы, почтительно держа в руках шляпу.
Дон Иниго Веласко – мы только что показали его читателю красивым стариком лет шестидесяти – шестидесяти пяти – в пору взятия Гранады был молодым человеком лет тридцати – тридцати двух прекрасной наружности, с большими глазами и длинными черными волосами; на его бледном лице лежала печать затаенной грусти, что говорит о несчастной любви и, следовательно, всегда вызывает благосклонность женщины, будь она даже самой королевой.
Красноватая полоса, след едва зажившей раны, – рубец от нее позже слился с первыми старческими морщинами, – в те дни пересекала его чело и говорила о том, что он атаковал с близкого расстояния, грудью шел на мавров и кривая сабля врага оставила кровавую отметину на его лбу.
Королеве нередко доводилось слышать, что он умеет сражаться, умеет бить врага, но увидела она дона Иниго впервые и посмотрела на него с особенным участием – во-первых, это был племянник ее любимой подруги, а во-вторых, это был воин, который еще недавно доблестно сражался за дело господа бога и королей.
– Итак, вы – дон Иниго Веласко? – спросила Изабелла, внимательно глядя на него; глубокая тишина царила в молельне, хотя там находилась целая дюжина придворных дам – одни сидели, другие стояли, в зависимости от того, какой близости к королеве они были удостоены или каким саном обладали.
– Да, ваше величество, – отвечал дон Иниго.
– А я полагала, что вы rico hombre13.
– Так оно и есть, ваше величество.
– Почему же вы не оставляете на голове шляпу в нашем присутствии?
– Потому что уважение к женщине не дозволяет мне пользоваться тем правом, о котором соизволила напомнить королева.
Королева улыбнулась и стала расспрашивать его, обращаясь к нему на ты, как обычно и поныне делают короли и королевы Кастилии, беседуя с теми, кого в наши дни называют испанскими грандами, а в те времена называли ricos hombres.
– Так, значит, дон Иниго, сын мой, ты надумал путешествовать?..
– Да, ваше величество, – отвечал молодой человек.
– Почему же?
Дон Иниго не проронил ни слова.
– А ведь, право, при моем дворе, – продолжала Изабелла, – найдется немало должностей, весьма подходящих для молодого человека твоего возраста и для победителя с такими заслугами, как у тебя.
– Ваше величество заблуждается, говоря так о моем возрасте, – возразил дон Иниго, уныло покачав головой, – ведь я уже старик…
– Ты – старик? – удивленно воскликнула королева.
– Да, государыня, ибо стариком становишься, сколько бы лет тебе ни было, в тот день, когда все мечты твои разбиты. Ну а что до имени победителя, какое вы соблаговолили мне дать, как какому-нибудь Сиду, то я скоро утрачу его, ибо благодаря освобождению Гранады и свержению последнего мавританского короля Абу Абала в королевстве у вас нет врагов, побеждать больше некого.
В голосе молодого человека прозвучала такая глубокая скорбь, что королева с изумлением посмотрела на него, а донья Беатриса, которая, разумеется, знала о том, сколько мук принесла племяннику любовь, молча осушила слезу, скатившуюся по ее щеке.
– Куда же ты собираешься?
– Во Францию, ваше величество.
Изабелла чуть-чуть нахмурилась и спросила, обратившись к нему уже на вы:
– Не пригласил ли Карл Восьмой вас на свою свадьбу с наследницей Британии или, быть может, он предложил вам должность в армии, которую, как говорят, набирает, дабы завоевать Италию?
– Государыня, короля Карла я не знаю, – отвечал дон Иниго, – да и что бы он мне ни посулил, предложив драться в его армиях, я бы отринул его предложения, ибо служба у него означала бы, что я иду против моей обожаемой королевы.
– Так что же ты намерен делать во Франции, раз не думаешь там сыскать государя, который пришелся бы тебе больше по душе, чем мы?
– Я буду сопровождать туда друга, которого вы изгнали.
– Кто же это?
– Христофор Колумб, государыня!
Наступило недолгое молчание, и все услышали, как с легким скрипом приоткрылась дверь из кабинета короля.
– Мы и не думали, избави нас господь бог, изгонять вашего друга, дон Иниго, – снова заговорила Изабелла, и чувствовалось, что она не могла скрыть своего огорчения. – Но наши советники заявили, что условия, доставленные генуэзцем, неприемлемы и что, дав на них согласие, мы бы нанесли урон и себе, и нашей державе. Если бы ваш друг, дон Иниго, согласился на уступку, то благодаря доброй воле короля Фердинанда и тому сочувствию, которое я к нему питаю, его замысел легко бы осуществился, – значит, за неудачу он должен пенять на самого себя.
Изабелла умолкла, ожидая ответа дона Иниго, потом продолжила:
– К тому же, не говоря о том, что умозаключение генуэзца о шарообразности Земли идет вразрез со Священным писанием, все ученые в королевстве, как вам известно, считают Христофора Колумба фантазером.
– Вряд ли фантазер, государыня, отступится от своих замыслов из чувства собственного достоинства. Колумб требует своего, он имеет в виду государство, в десять крат большее, чем Испания, потому так велики его требования. Они соответствуют величию самого предприятия. И я понимаю Колумба.
– Племянник! – шепотом предостерегла его донья Беатриса.
– Неужели я, сам того не желая, выказал королеве недостаточно почтения? Я был бы повергнут этим в отчаяние.
– О нет, нет, душа моя! – живо возразила Изабелла.
Затем, после недолгого раздумья, она спросила дона Иниго:
– Итак, ты считаешь, что в фантастических замыслах Колумба есть что-то реальное, осуществимое, надежное…
– Я так невежествен, что не могу ответить вашему величеству с точки зрения научной, – сказал дон Иниго. – Зато я отвечу вашему величеству с точки зрения человека, уверовавшего в Колумба: его убежденность убедила меня. И так же, как ваше величество в свое время дали обет не покидать Санта-Фе, пока не будет взята Гранада, я дал обет не оставлять Колумба до тех пор, пока он не ступит на берег той неведомой земли, которую он хотел преподнести вашему величеству в дар и отвергнутой вашим величеством.
– А почему же ты, – перебила Изабелла, стараясь обернуть все в шутку, хотя молодой человек говорил так серьезно, что шутливый тон прозвучал неуместно, – почему же ты, раз ты так уверовал в мудрость генуэзца и раз ему, чтобы осуществить свой замысел, надобны всего-навсего две каравеллы, сотня матросов и три тысячи крон, да, почему же ты на свои средства, – а их у тебя втрое больше той суммы, которую требует твой друг, – не велишь построить две каравеллы, нанять сотню матросов и не вручишь ему три тысячи? Ведь тогда Колумб, свободный от всех обязательств, пожалуй, стал бы королем, а тебя назначил бы вице-королем своей сказочной державы.
– Я предлагал ему все это, ваше величество, – серьезно произнес дон Иниго, – совсем не думая о таком почетном воздаянии: я не честолюбив. Но Колумб отверг мое предложение.
– Итак, Колумб отказался осуществить замысел, который он вынашивает уже лет двадцать, отказался в тот час, когда ему предложили помощь! – воскликнула Изабелла. – Ну нет, в это я ни за что не поверю, душа моя…
– Все это истинная правда, ваше величество, – отвечал лон Иниго с почтительным поклоном.
– Чем же он объяснил свой отказ?
– Объяснил тем, что для такого предприятия надобны имя и покровительство всемогущего монарха, ну а раз ему не удалось осуществить задуманное с помощью морского флота Португалии или Испании, он намерен попытать счастья у Карла Восьмого. Быть может, король поддержит его, осенит его предприятие тремя лилиями Франции…
– Как? Генуэзец отправляется во Францию? Генуэзец передаст свой проект Карлу Восьмому, вы это наверняка знаете, сеньор дон Иниго? – спросил Фердинанд Арагонский, неожиданно входя в молельню и вмешиваясь в разговор, который он слушал вот уже несколько минут.
