– К сожалению, я пишу туда то, что никогда никому нигде ни под каким предлогом нельзя рассказывать, – подумав, сказал мужчина. – Я пишу туда ужасные вещи, потому что таким делиться нельзя.
– И что же вы туда пишете? – с интересом спросил Макар.
– Я ведь сказал: этим нельзя делиться.
– И что же там? Вы об убийствах пишете? – в этот момент Макар и себе показался ребенком.
– Хуже, – ответил мужчина и затушил сигарету. – Но я действительно советую вам записывать все, что с вами происходит, в блокнот или дневник. Так лучше для всех. И если вам на самом деле плохо, то, надеюсь, это вам поможет… Как и мне… – мужчина встал, накинул пальто и, на прощание кивнув Макару, ушел.
«Странный человек, – подумал Макар. – Даже имени не сказал. А может, оно и не надо?» Ведь он сам никогда не называл людей по имени, потому что в какой-то степени боялся имен. Они казались ему чем-то совсем интимным или даже непристойным. Он мог спокойно разговаривать, иногда посматривать в глаза, говорить «ты» или «вы», но боялся обратиться по имени… Это было каким-то вульгарным вторжением в самого человека, в его хрупкий внутренний мир… Говорить: «Привет, Володя» – или: «Леша, а ты видел?» – он не мог, потому что это срывало с него одежду и оставляло беспомощным перед огромным миром. Только Вера и Катя были исключением, ведь он любил их больше себя самого.
А сейчас Макар действительно купит блокнот. Возможно, мужчина в шляпе прав – и это ему поможет. Он уже стал представлять, как сидит дома за столом и пишет туда обо всем, что так не нравится на работе. Его ехидные секретари, сплетничающие сотрудники, чванливые и нахальные директора, которые ни во что не ставят человеческую жизнь. Теперь ручка будет не записывать скучные цифры, а избавлять душу от всего грязного и паскудного – того, что нужно излить, чтобы внутри стало чище и легче… Ведь не рассказывать же все это жене, а тем более Катеньке? А дневник станет ему лучшим другом – туда он поместит свою боль, ненависть и переживания.
«Да, это отличная идея», – подумал Макар и ушел из кафе. Он быстро отправился к ближайшему ларьку, где продавали писательские принадлежности.
– Что вам? – спросила пожилая продавщица в очках, читавшая книгу. Возможно, Макар отвлек ее от занимавшего ее места или вообще сорвал всю интригу, помешал наслаждению…
– Мне, пожалуйста, записную книжку и три ручки… – очень вежливо попросил он.
– Гелевые? Шариковые? Какие?
– Мне обычные… Три, пожалуйста.
Макар положил деньги на блюдце в окошке. Продавщица большими глазами посмотрела на сумму, а потом и на Макара.
– Здесь ведь в два раза больше, чем нужно!
– Оставьте себе, – улыбаясь, ответил Макар.
– Мне нельзя. Я так не могу. Меня и уволить могут! – озабоченно сообщила женщина.
– А вы никому и не говорите. Это так, от меня подарок. У меня сегодня праздник – душа радуется. – Женщина недоверчиво взглянула на странного покупателя, но деньги все-таки взяла.
– Ладно, спасибо. Не пропадать же добру. Держите свои ручки и блокнот. Может, еще что-нибудь?
– Да нет, спасибо. До свидания! – поблагодарил он и пошел домой.
И кажется, будто веселее стало Макару – все вокруг как-то преобразилось. Заходившее краснеющее солнце еще нежно освещало все вокруг, где-то далеко сливаясь с горизонтом. Воздух был чистый, нагретый и прозрачный. В какой-то момент Макар даже забыл, что находится в центре города. Ему казалось, что он бежит по той безлюдной поляне или перелеску. Проходившие мимо люди тоже будто стали добрее и приветливее. Женщины улыбались и украдкой посматривали на него, а дети хихикали и, указывая на него пальцем, говорили: «Дядя идет». И действительно, Макар шел, и еще без дневника на душе становилось все тише и спокойнее. Он даже позабыл о том, что нужно было возвратиться на работу. Сегодня это его не волновало – сегодня он хотел изменить свою жизнь…
До дома оставалось еще минут двадцать, как вдруг Макар решил, что нельзя в такой день просто так возвращаться. Нужно купить что-нибудь сладкое Катеньке, а еще, может, какую-нибудь игрушку и обязательно пять тюльпанов – любимых цветов Веры. Нет, сегодня даже можно накрыть стол – он купит яблок, шампанское и торт. «Да, сегодня прекрасный день», – думал Макар, пока ходил по магазину и выбирал нужные товары.
Рассчитавшись, Макар наконец-то отправился домой. Солнце уже почти полностью скрылось, лишь иногда лилово-бурые лучи пробирались через иссиня-серую пелену неба. Улицы притихли: люди приходили домой с работы, дети, наигравшись, тоже прощались со своими дворами. Изредка проезжали машины, да и те, наверное, направлялись в гараж или по срочным делам. И таким безмятежным стал Макар, что шел и улыбался, предвкушая, как здорово будет дома отметить этот день с любимой женой и дочкой. Он уже видит, как улыбается, танцует в красивом платьице Катенька и благодарит папу за тортик и новую куклу, а жена еще на пороге крепко, как только она и может, обнимает и целует мужа, которого ждала целый день. За букет цветов он получает еще один щедрый поцелуй, и все они вместе и дружно идут на кухню готовить праздничный ужин. А после, перед сном, он обязательно оставит первую запись в блокноте. Возможно, даже посвятит этому дню, когда он изменил свою жизнь, настоящее стихотворение.
Такие счастливые мысли занимали Макара, когда он подходил к дому. Он держал в руках два пакета и шел вперед, глядя лишь под ноги, чтобы вдруг не споткнуться и не уронить дорогие продукты и подарки. Мысли заглушали все посторонние звуки, и очнулся он лишь у самого подъезда, когда увидел машину скорой помощи и знакомых пожилых соседей да ребятню, столпившихся между лавочками.
Тревожное чувство овладело Макаром: а вдруг что-то с Верой случилось? Или еще хуже – с Катенькой? Затаившаяся внутри змея, которая терзала и кусала его каждый день на работе, вдруг снова стала пощипывать и припекать. Пакеты в ту же секунду стали невыносимо тяжелыми, и Макар поставил их сбоку, у травы, и напряженными, очень осторожными шагами направился к толпе, которая что-то очень оживленно обсуждала. Казалось, с каждым шагом счастливый день Макара уходит, словно песочный замок смывается волной.
– Это сколько ей лет было? – спросил не знакомый Макару дед.
– Не знаем… – ответила пожилая женщина.
– Вот те на, спаси Господи, вот те на… – сказал дед, перекрестился и отошел в сторону.
– Граждане, расходимся, не толпимся! Скоро приедет милиция! Не мешайте! – скомандовала врач.
Макар не решился подходить ближе. Ведь если там Вера или Катенька, он сойдет с ума и прямиком отправится за ними. В голове у него сразу же стал разрабатываться план самоубийства. Вспоминались кадры из кинофильмов, главы из книг и рассказы знакомых… Он покосился в сторону пакетов и пожалел, что не купил веревку и мыло. «Нет, мыло есть. Лезвие есть…» – заключил Макар, и сердце его билось, будто хотело выпрыгнуть наружу, а ноги стали слабыми и ватными. Он протер лоб тыльной стороной ладони и почувствовал, что у него жар, отчего чуть не упал.
– А чего она, не знаете? – спросила старушка.
– Да из-за Пашки! Из-за Пашки! – рыдая, кричала другая женщина. – Это из-за него она! Чтоб все знали, до чего он ее довел, сластолюб и прохвост! Это из-за него… Ах! – она взялась за сердце и стала оседать, но ее тут же подхватили стоявшие рядом мужчины. Врачи дали ей нашатыря и стали мерить давление, будто скорую вызывали для нее…
Услышав имя Пашки, Макар немного пришел в себя: не мог быть Пашка связан с его семьей. Он приподнялся с травы и снова провел рукой по лбу – вроде бы жар спал, мир уже не так вертелся перед ним, как раньше. Но все равно ощущение чего-то смертельно опасного не покидало его. Он подобрал свои пакеты и подошел к деду, который стоял поодаль и курил.
– Извините, – усталым голосом обратился Макар, – а что там случилось?
– Девушка сбросилась с крыши, – сказал дед, не обратив внимания на Макара. Он смотрел в одну точку, а лицо его все больше и больше наливалось неописуемым, тупым ужасом.
Макара передернуло, что-то екнуло у него в груди, но одновременно стало так хорошо и просторно, что сейчас он уже мог спокойно дышать. Теперь он был уверен, что с женой и дочерью ничего не случилось, но и знал, что произошло что-то ужасное – умерла девушка, и сил у него не хватало подойти и взглянуть на нее. А лежала она прямо у его подъезда, окруженная кучкой заинтересованных во всех происшествиях стариков и ничего не понимающей ребятни.
– Юлька… Юлька! Ах, Юленька! – надрывно стонала бабушка, прижимая к себе платок, будто это была ее внучка. – За что же ты?.. Зачем ты меня одну оставила-а-а?! Юленька! – с невыносимой болью кричала она и пыталась вырваться из рук врачей, чтобы обнять труп. Но у нее ничего не вышло – те не подпускали ее к телу, ожидая наряд милиции.
Макар не знал, как поступить. Как ему пройти через эту толпу незамеченным? А тем более самому ничего не заметить, чтобы ночью не видеть кошмаров… Чтобы на работе ее лицо вдруг не выпрыгивало на него из отчета или справки, а в отражении он видел лишь себя… Он сам знал, что болезненная его психика и воображение не выдержат, поэтому пошел напрямик – через огород. Подняв повыше пакеты, он шагал как можно аккуратнее, осторожно переступая через посаженные кем-то цветы и маленькие грядки овощей.
