ДЖЕК. О да… Ой нет…. Ага
КОДИ. – птушта ты знаешь ее совершенно, вишь, она просто большая женщина, пральна? ты помнишь наши разговоры про Вики, знаешь, значит, по тому же самому я никогда не был, э, на самом деле… Нет, я думаю, у тебя – нет, это, он бы никогда не стал такого играть, вишь? теперь смари, это «Кей-Дабью» – это «Кей-Уай-Эй», двенадцать-шестьдесят, вишь, нам надо перейти на пятнадцать-десять, смари (настраивает радио)
ДЖЕК. Вот оно!
КОДИ. Нет – это «Кей-Дабью-Би-Оу»
(В эфире играет «Лишь одна из тех вещей», Джек поет, праздно мычит под нее)
КОДИ. Я потише сделал, чтоб нам было слышно даже малейшее односложье, в то же время ты и я лично можем это слышать, вишь, правильно? (Джек поет)…У тебя какие серьезные основания бухать? Знаешь единственную причину, по которой я не бухаю?
ДЖЕК. Хмм?
КОДИ. Знаешь единственную причину, почему я не бухаю?
ДЖЕК. Почему?
КОДИ. Потому что мне на самом деле не нравится… э, это – если, знаешь, я в смысле, я – для, знаешь – оно не, э, конечно, я довольно много напивался… и бывал очень пьян… вишь, спорим я был пьян полгода сквозняком, вишь, с Уотсоном? вишь…
ДЖЕК. С Томом Уотсоном?
КОДИ. О, ага, я провел – у него был, э, он напрочь всех убил в покер, а кроме того чек по страховке получил или что-то, и у него было больше пятисот долларов? и, значит, э, мы, у нас полгода ушло на то, чтоб их потратить, по десять долларов за вечер, мы сидели, бывало, и пили, он их все на меня только так потратил, вишь —
ДЖЕК. Где?
КОДИ. У «Ллойда» в Денвере, это бар… это как бы теперь пидорский бар такой, фактически, всегда им был, на самом деле, только теперь больше пидорский, знаешь, обычно просто бар с несколькими педами, а теперь совсем педоватый
ДЖЕК. Во как?
КОДИ. Но – ага – мы сидели там каждый вечер, играли такие штуки, как, о, Мориса Рокко, такую вот дрянь, вишь… Чарли Спивака
ДЖЕК. Парня, который встает —
КОДИ. Чарли Спивак, которого я на самом деле не – птушто там больше ничего нет… в то время нам обоим нравилась труба, а не саксофон, и всё… фактически, мы были очень молоды, фактически, в то время —
ДЖЕК. Я ходил в, э, «Кафе Макдугала»… но… продолжай, «фактически, в то время»…
КОДИ. – Я непрерывно болтал все время, философски, вопрошанья и рассужденья о неких вещах, выводы обо всем, какие я совершенно теперь забыл, однако слова, что я говорил, вероятно, – миллион слов, больше, больше этого, три года подряд, но я имею в виду, то был этому конец, там… но наконец, я помню, наконец, под занавес я могу вспомнить одну определенную штуку, вроде как, типа я говорил два часа и был, э, и все было в натуре чокнутым, натурально хоть стой хоть падай, и наконец этот парень – один из тех, с кем я разговаривал, таксист, он сказал: «Ну, все это и впрямь хорошо, и впрямь прекрасно, и впрямь здорово, Коди, но, э, но, э, у тебя ж нет никаких ДЕНЕГ», или чё-то вроде такого, он показал, что все, что я сказал, было просто ничем, просто неправильно было, но, смысл был не в этом. Вот то единственное, чего я никогда не смогу припомнить, все, что я говорил, все, по поводу чего рассуждал, что было такое – то, как я это делал, или, голос, или что-то, или во всяком случае – значит, поэтому, как я уже говорил тебе, возможно, раньше, чего, эти мои друзья типа, вроде Тома Уотсона, и другие парни вокруг, другие ребята – парни, о которых я никогда… тебе не рассказывал, пацан по имени Джо, э, Джо – Гули или как-то вроде того, не Гули, птушто там есть другой пацан по фамилии Гули, но Джо как-то, но в любом случае, другие ребятки, они, бывало, притаскивали, когда б ни встретили постороннюю девчонку, или не могли уломать, они притаскивали ее ко мне домой, поэтому я лежал там и разговаривал с ними всю ночь… заволакивал ее сверху… чтоб они могли ей ввинтить и всякое такое… но я не могу вспомнить – вишь, говорить про —
ДЖЕК. Про что говорить?
КОДИ. Уломать, как будто он ей хозяин!
ДЖЕК. А от этого девчонки распаляются?
КОДИ. Нет! – потому что оно было очень… педантично, и, э, очень, э, спекулятивно, но я был – знаешь, я просто, бывало, оставался и болтал про… ну, например, мы знаем, что я —
ДЖЕК. А тебе самому пизды не доставалось?
КОДИ. О ну еще б, мне обычно пизда перепадала, всегда так бывало, ага, фактически, всегда так было, бывало всегда… ага… но, э, я совсем не о том намеревался разговаривать, но я и впрямь припоминаю в то время, что там этому делу и был конец, мне это наконец так осточертело, не то чтоб я им занимался искусственно или как-то, ты ж меня понимаешь, фактически я совершенно на этом залип, но – ну, я тебе точно расскажу, знаешь, что меня прикончило? со всего того периода? С того времени, когда мне было пятнадцать, до восемнадцати, или даже девятнадцати, ну, и я зависал совершенно, и я в смысле как-то в натуре чокнуто, чего, э, и я в том смысле, чем гордиться, к тому ж, фактически, тем, на чем, как я вижу, парни сейчас зависают на этом – о чем я тебе когда-то рассказывал, парень, который, вишь, кто, но в любом случае, я теперь не стану, но он тормозной кондуктор, который работу потерял через два-три дня, потому что он – он, бывало, вставал на товарный вагон сверху, но авария с ним была не потому, но суть и не в этом… случилось там вот что, э, однажды я был – а я только что с нар откинулся, я одиннадцать месяцев в тюрьме просидел и десять дней, и э, Джастин все равно по-прежнему так меня любил, что раздобыл мне работу, хорошую работу шины восстанавливать, я этому ремеслу уже раньше выучился, тремя годами раньше под его эгидой, и, работая по ночам, а днем ходя в школу и так далее, значит, у меня была хорошая работа, и… великолепная пизда, и все у меня было в ажуре, я жил… в натуре отлично, фактически, я жил в натуре отлично, вишь, и, в общем, я заправлял всем этим заведением после пяти часов, потому что все шли домой, а я оставался один, поэтому каждый вечер ребятки приходили туда со своими девчонками, и мы устраивали большую пивную попойку и балеху, и бензедрин тоже, но так или иначе, значит, э, однажды часов около пяти, как раз когда там все закрывалось, они шины меняли, знаешь, их четверо или пятеро меняли там все время шины, я, конечно, этим не занимался, пусть сами протекторы восстанавливают, что совсем другое, но так или иначе, этот блондинистый пацан, он нагнулся шины менять, и вот наконец встал, и я случайно стоял рядом, смотрел на него секунду или чё-то, и он сказал: «Слышь, – сказал он, – а тебя звать не Коди Помр —» Я сказал: «Да». Он сказал: «Ну, а меня звать Вэл Хейз, и, э, и, э, Джастин Мэннерли, я думаю, у нас есть общие друзья, Джастин Мэннерли». Я сказа: «О! Вэл Хейз!! Ага, я про тебя слышал, ага, у тебя такой клевый мозг и все такое» и он сказал: «Ну», и всяко-разно, и представлялся он очень… четко; в любом случае, но я чпокнул прям по нему прям сразу и повис на нем, да так, что на самом деле, что он вернулся —
ДЖЕК. Ты что на нем?
КОДИ. Повис на нем, знаешь, значит, настолько, что он вернулся после того, как домой пошел ужинать – но Вэл всегда был, как есть и сейчас, только, конечно, больше, так, что мы никогда его не видим или не слышим о нем, он всегда был очень «Ну, теперь я, простите, но мне нужно сделать то да сделать сё, и поэтому я не могу», – но, э, в тот вечер, в тот первый вечер, когда мы с ним только познакомились, он сказал, э: «Ну, мне правда надо домой ужинать, однако я вернусь около семи, семи тридцати или восьми, вишь, я п – и мы поговорим», я сказал: «Отлично», поэтому он пошел и вернулся, и, значит, я закрыл лавку, и мы пошли и поели, ужинать – обычно я обедал или что-то, но я закрыл заведение, и мы пошли в кафе и сели, и говорили, и всё, и, э, значит, в тот самый первый вечер, если не ошибаюсь, или где-то рядом к первому разу, когда мы с ним встретились, чего, э, я начинал уже нагружать его всяко-разно, и как я сказал: «Ну, Вэл, канеш, я думаю, что самые важные люди на свете, самое важное на свете, конечно, и то, что реально в зачет идет, конечно, это философия», а он сказал: «О, чего это, не, это, э, по мне, я бы решил, что… поэт гораздо важнее философа». Я сказал: «Что?» и меня так оглоушило и поразило, и расплющило в ноль и обеспокоило, что кто-нибудь честно может верить в это, что я, я – ты же знаешь, я в натуре был, э, расстроен на этот счет, и, э, углубился в него – но, конечно, к тому времени я уже перетасовал все свои мысли, совершенно, и расширил пределы мыслей своих во все стороны так, что все, как я тебе рассказывал о – э, вчера ночью, когда я рассказывал тебе о скелетонизированной форме? и про… вспоминание, вишь? как если б ты рассказал мож – э, или прошел через что-то совершенно полностью у себя в уме сам, э, и так, чтоб у тебя оно сразу все сформулировалось, и так, чтоб когда-нибудь какой-нибудь парень возьмет и скажет: «Эй, ты когда впервые с Вэлом познакомился?» ну, ты говоришь: «Ох что ж, ну, я шел вниз по улице, и вот как оно случилось», ну, и значит, ты говоришь это три или четыре раза, поэтому довольно уже скоро, особенно если это мысль, не происходящее, но мысль, значит, если тебе надо снова и снова проговаривать мысль, довольно скоро она становится абстракцией мысли, а ты по-прежнему следуешь форме и структуре ее, но просто говоришь: «Ну, значит, это произошло и то произошло», и оно становится просто черствым, пресным ничто, понимаешь? Не то чтоб оно таким в самом начале не было. В общем, так или иначе, э, у меня было это невыгодное положение, видишь, птушто я был прям на хвостовом конце всей моей… школы всего этого, и вся система, о которой я парился, и всё, что было мной и потому совершенно обернуто им, что на самом деле у меня не было ничего, чем можно ответить ему, потому что все, что я сказал – канеш, я мог тысячу вещей придумать и со всеми ими выступать все время, но это было просто… утверждения, точка, то и это ты видишь, без – без всего того, что в промежутке, что надстраивает его до крепкого здания, как ты не можешь собрать его из просто кирпичей, но, значит, как бы то ни было, после того, как Вэл сказал это, и, э, что, йи-боху, после, э, трех четырех дней и также – вероятно, я на самом деле не хочу – не тянет рассуждать, сказать, почему, что появилась причина, но вдруг я осознал, что философ не был – что поэт действительно важнее философа, видишь —
