Позволь мне с Иваном-царевичем на хрустальной горе погулять». Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали. Подъезжают к хрустальной горе, вдруг откуда ни возьмись выскочила золотая коза. Царевич погнал за ней, скакал-скакал, козы не добыл, а воротился назад – и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?
Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя; пришел во дворец и говорит царю: «Ваше величество! Найми меня стадо пасти». – «Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трех головах – дай ему три коровы, коли о шести головах – дай шесть коров, а коли о двенадцати головах – то отсчитывай двенадцать коров».
Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трех головах: «Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму молодцу, а он стадо пасет! Ну-ка, – говорит, – отгони мне трех коров». «Не жирно ли будет? – отвечает царевич. – Я сам в суточки ем по одной уточке; а ты трех коров захотел… Нет тебе ни одной!» Змей осерчал и вместо трех захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой. «Что, дедушка? – спрашивает царь. – Прилетал ли трехглавый змей, дал ли ему трех коров?» – «Нет, ваше величество, ни одной не дал!»
На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров. «Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!» Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров; а царевич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял у него шесть голов. Пригнал домой стадо; царь и спрашивает: «Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли мое стадо поубавилось?» – «Прилетать-то прилетал, да ничего не взял!»
Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещинку заполз в хрустальную гору; смотрит – в хрустальной горе сидит царевна. «Здравствуй, – говорит Иван-царевич, – как ты сюда попала?» – «Меня унес змей о двенадцати головах; живет он на батюшкином озере; в том змее сундук таится, в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яичко, в яичке – семечко; коли ты убьешь его да достанешь это семечко, в те поры можно хрустальную гору извести и меня избавить».
Иван-царевич вылез из той горы, снарядился пастухом и погнал стадо. Вдруг прилетает змей о двенадцати головах: «Эх, Иван-царевич! Не за свое ты дело взялся; чем бы тебе, доброму молодцу, сражаться, а ты стадо пасешь… Ну-ка отсчитай мне двенадцать коров!» – «Жирно будет! Я сам в суточки ем по одной уточке; а ты чего захотел!»
Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались – Иван-царевич победил змея о двенадцати головах, разрезал его туловище и на правой стороне нашел сундук; в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – семечко. Взял он семечко, зажег и поднес к хрустальной горе – гора скоро растаяла. Иван-царевич вывел оттуда царевну и привез ее к отцу; отец возрадовался и говорит царевичу: «Будь ты моим зятем!»
Тут их и обвенчали; на той свадьбе и я был, мед-пиво пил, по бороде текло, в рот не попало.
Ворон в народных представлениях связан с миром мертвых. В целом ряде поверий его появление или голос предвещают несчастье. Эта птица ест мясо, что сближает ее с хищниками: коршуном и ястребом, а также с волком – животными, мифологически связанными с иным миром. В фольклорных текстах довольно широко представлен образ ворона-вестника: в лирических песнях прилетевший в дом воина ворон сообщает матери или жене о смерти героя.
В сказке ворон чаще всего выполняет функцию помощника героя или его противника. Как помощник злодея ворон иногда предстает домашней птицей змея; он может почувствовать приближение героя и рассказать об этом своему хозяину (сидя на плече змея, он расправляет крылья, заставляя хозяина остановиться и приготовиться к возможному бою). В ряде сказок ворон синонимичен змею и вихрю, похищающим дев.
В сказках, где ворон выполняет функцию помощника героя, птица, как правило, действует вместе с двумя другими персонажами, которые, как и он, являются зятьями главного действующего лица. Примечательно, что в таком сюжете не идет речь об обычной свадьбе (в результате которой ворон становится зятем героя), это всегда своеобразное похищение девушек, против которого никто не выступает. По своей природе это «забирание» невесты близко к жертве: девушек отдают мифологическим персонажам – Ворону, Солнцу и Месяцу. В подобных сюжетах ворон считывается как представитель астрального мира и олицетворение ночи или ветра-вихря. Герой Солнце в таком случае олицетворяет солнечный свет, то есть свет, способствующий плодородию, Месяц – слабый свет, связанный с магическим миром, а Ворон ассоциируется с отсутствием света, темнотой ночи и подземного мира, а также огромной скоростью передвижения по воздуху. Герой, который в сказке пытается повторить действия Солнца и Месяца, выглядит комично – вторя действиям Ворона, он погибает.
Для русской традиции более популярен сюжет, в котором действуют Солнце, Месяц и Ветер, редакция же сказки, где вместо Ветра выступает Ворон, может объясняться очень просто: возможно, сказочник, передающий эту историю, забыл, каким был третий персонаж, и придумал вариант, близкий по функциям, – птицу Ворона.
В другом сюжете, когда Ворон действует вместе с Орлом и Соколом, он выступает в качестве орнитоморфного мифологического персонажа: как и его старшие братья, он летает по миру людей в образе птицы, а в своем мире предстает в образе человека.
Все три зятя помогают герою вернуть похищенную жену, но именно Ворон приносит живую и мертвую воду, чтобы воскресить убитого героя, это говорит о том, что Ворон знает, где находятся источники с чудесной водой и как ее достать. (Такая мифологическая природа ворона сохранена и в сказке «Иван-царевич и серый волк», в которой ворон по требованию серого волка приносит живую и мертвую воду, чтобы оживить убитого братьями Ивана-царевича.)
Солнце, месяц и Ворон Воронович
Жил-был старик да старуха, у них было три дочери. Старик пошел в амбар крупку брать; взял крупку, понес домой, а на мешке-то была дырка; крупа-то в нее сыплется да сыплется. Пришел домой. Старуха спрашивает: «Где крупка?» – а крупка вся высыпалась.
Пошел старик собирать и говорит: «Кабы Солнышко обогрело, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупку собрать: за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца – среднюю, а за Ворона Вороновича – младшую!» Стал старик собирать – Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать. Пришел старик домой, сказал старшей дочери: «Оденься хорошенько да выйди на крылечко». Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило ее. Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь. И меньшой дочери сказал: «Оденься хорошенько да выйди на крылечко». Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил ее и унес.
Старик и говорит: «Идти разве в гости к зятю». Пошел к Солнышку; вот и пришел. Солнышко говорит: «Чем тебя потчевать?» – «Я ничего не хочу». Солнышко сказало жене, чтоб настряпала оладьев. Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковороду – и оладьи сжарились. Накормили старика. Пришел старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковороду с оладьями. «Чего на тебе испекутся!» – говорит старуха. «Ничего, – говорит, – ставь, испекутся». Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли. Нечего делать, поставила старуха сковородку в печь, испеклися оладьи, наелся старик.
На другой день старик пошел в гости к другому зятю, к Месяцу. Пришел. Месяц говорит: «Чем тебя потчевать?» – «Я, – отвечает старик, – ничего не хочу». Месяц затопил про него баню. Старик говорит: «Темно, быват [22], в бане-то будет!» А Месяц ему: «Нет, светло; ступай». Пошел старик в баню, а Месяц запихал
