- Мне придется закрыть вас здесь.
Я ожидаю, что отец вытащит пачку денег и подкупит или пригрозит офицеру, но вместо этого он просто кивает и говорит:
- Все в порядке.
Я хмурюсь, наблюдая за тем, как коп закрывает меня в камере с отцом, и мой папа не смущается и не стыдится быть здесь. Он просто встает напротив меня, опустив руки в карманы своих черных слаксов.
После громкого удара закрывающейся двери, полицейский исчезает в темноте коридора.
Почему ты вообще на хрен здесь? Следовало бы спросить мне. Но я будто бы возвращаюсь в тот загородный клуб, становлюсь молчаливым, полным ненависти, семнадцатилетним парнем, и неважно, как сильно я хотел бы отпустить это воспоминание.
- У меня есть команда адвокатов, готовых разрешить этот беспредел, - говорит он. - Они позаботятся обо всем. Тебя выпустят отсюда минут через пятнадцать.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что не желаю его помощи, но отец перебивает меня.
- Ты - мой сын. Я не знаю, сколько гребаных раз мне нужно это тебе напоминать - словно Сара выжгла мое имя в твоей голове.
Моя челюсть сильно сжимается. Я не хочу воскрешать все эти вопросы. Не хочу слышать, что он называет ее сучкой или кричит о том, что она промыла мне мозги. Я просто хочу сидеть на этом долбаном месте и винить самого себя.
- Рик, - произносит он мое имя так, словно оно что-то значит для него. - Чего ты хочешь от меня? - он раскидывает в стороны руки, его ладони раскрыты, словно отец открывает себя для меня, словно он так чертовски сильно пытается все исправить. - Или я просто бросаю тебе невидимый мяч? Не так ли? Фактически я ничего не могу на хрен сделать. Ты решил, что больше не хочешь иметь отца.
Что-то щелкает во мне.
- Перестань вести себя так, словно все это твой благородный способ вернуть себе сына, - рычу я, поднимаясь на ноги под действием разгорающейся ярости. Я указываю на него. - Ты никогда не хотел вернуть меня в свою жизнь просто так.
Он хмурится и явно искренне смущается.
- Тогда в чем состоит мое истинное намерение? Прощу, просвети меня, черт возьми.
Мой желудок пронзает боль. Я не хочу вести эту беседу. Я даже не хочу его видеть.
- Просто убирайся из моей гребаной жизни! - я провожу рукой по волосам, дергая за пряди. - Уходи на хрен!
Он даже не вздрагивает.
- Ты злишься на меня. Я понимаю это.
- О, реально понимаешь?! - я просто продолжаю качать головой, ощущая как болит шея. - Ты смешивал меня с дерьмом годами. Ты срал на Ло. А сейчас хочешь быть моим отцом? Охуенно удобно. Моя мать подпортила твою репутацию, мир узнал мое гребаное имя и отношение к тебе, и сейчас, сейчас ты хочешь сказать "это мой сын, все верно. Посмотрите на него. Он - мой." - Я указываю пальцем на отца. - Иди ты на хуй!
- Я всегда хотел быть твоим отцом...
- ЛЖЕЦ! - кричу я на все легкие, мое горло жжет. - Ты - чертов лжец! Если ты хотел видеть меня своим сыном, тогда почему ты предпочел защитить себя?! Ты решил спрятать меня, чтобы спасти свою ебаную репутацию! Так что расскажи мне, папа, какого черта я должен испытывать к тебе что-то иное, кроме ненависти?
Он отводит взгляд, и это добивает меня.
- А теперь, - продолжаю я, раскидывая руки. - Ты готов сделать что угодно, лишь бы вернуть меня на твою сторону. Ты хочешь, чтобы я предстал перед СМИ и рассказал им, что ты никогда бы не стал соблазнять моего младшего брата. Что подобный поступок не свойственен твоей долбаной натуре, - я закипаю заживо, моя кровь струится по венам с бешеной скоростью. - Десять лет прошло, папа, а ты хочешь, чтобы я снова защищал тебя. Вот причина, по которой я тебе нужен. Я - тот, кого ты можешь использовать, когда возникает гребаная необходимость.
Он просто напряженно смотрит на меня, не двигаясь с места, и в его глазах таится что-то глубинное, нечто незнакомое. Что-то грустное.
Я делаю шаг навстречу, тыкая пальцем себе в грудь.
- Ты не можешь больше использовать меня. Я не буду сыном, который постоянно тебя защищает, выставляет тебя в положительном свете, когда по факту ты гребаный злодей, - я с трудом дышу, пытаясь наполнить легкие воздухом.
Не отрываю от отца свой сердитый взгляд.
- Ты закончил? - спрашивает он грубо. Он принимает мое молчание за ответ. - Возможно, тебе следует вспомнить, Рик, что я никогда не просил тебя говорить что-либо обо мне перед медиа. Этого никогда даже и близко не случалось, и если ты продолжишь так думать, значит это твое собственное заблуждение. Не мое, - он переминается с ноги на ногу, но не отводит взгляда. - Я могу жить с этими обвинениями. Но не могу жить с осознанием того, что теряю тебя и Лорена. Я бы умер, защищая вас двоих, и если ты не можешь этого понять, значит я не знаю, что еще могу сделать, чтобы показать тебе это.
Он не говорит, что сожалеет о том, через какой ад меня провел. Что сожалеет о том, что отталкивал моего брата, что ежедневно кричал на него, словно он был чертовым неудачником.
- Почему ты не можешь просто извиниться? - спрашиваю я. - Почему ты не можешь признать, что облажался?
- Потому что это не так, - отвечает он мне, прожигая дыру в моей груди. - Я принял сложное решение тогда, и если бы сегодня был снова скован в тех же обстоятельствах, то поступил бы так же. Если бы я не солгал о тебе, Рик, тогда пришлось бы принять альтернативу. А она состояла в признании того, что отправило бы меня в то место, где ты находишься прямо сейчас, - он указывает рукой на камеру. - И где бы тогда оказался Лорен?
Мой желудок падает, когда думаю о брате, зачатом от обвиненного в изнасиловании отца. Наш папа оказался бы в тюрьме, а мой брат... рожден от матери, которая его не хотела. Оказался бы он в приемной семье? Или Джонатан отдал его на воспитание Грегу Кэллоуэй? Они и тогда были бы гребаными друзьями?
- Я люблю тебя, - говорит он мне. - Я всегда тебя любил. Неважно, веришь ты этому или нет. Я здесь не из-за ложного предлога. Я не хочу, чтобы ты защищал меня перед СМИ. Не хочу твоего прощения. Я просто хочу, чтобы ты был в моей жизни. Я хочу назад своего сына. И если это означает, что при каждой нашей встрече мне придется выслушивать твои оскорбления, то так тому и быть. Но лучше иметь это, чем совсем ничего, - он шире раскидывает руки. - Как ты решишь, Рик.
Я провожу рукой по волосам. Мне хочется ему верить. В глубине души я хочу, чтобы все это закончилось, и хочу иметь гребаного отца, коим по его словам он жаждет быть. Но под этой несомненно испорченной любовью кроются годы и годы боли. Как изгнать их?
- И как по-твоему я должен принять тебя? - спрашиваю я, мой голос звучит низко.
- Спроси меня о чем-угодно. Обещаю, что буду честен, даже если мне не понравятся твои чертовы вопросы.
Я не знаю, почему именно сейчас осознаю, что все те моменты, когда использовал матерные слова, был похож в этом на отца. Важно ли это? Передалось ли мне это от него? Он был рядом со мной достаточное количество времени, чтобы повлиять на меня. Даже несмотря на то, что он лгал обо мне, все равно отец был рядом, пытаясь стать частью моей жизни.
Я осматриваю камеру, металлический туалет, раковину, нары за спиной отца, грязную цементную стену за мной. Отец дает мне перерыв.
Глядя на свою семью, я всегда видел все в черно-белых тонах. Но возможно, есть серые моменты, возможно, не существует лишь верного и ошибочного решения. Есть просто выбор, который навредит моему брату и тот, который ранит меня.
- Почему я вообще здесь? - спрашиваю я, нуждаясь в том, чтобы кто-то подтвердил мои подозрения.
Он скребет пальцем по решетке, раздражение вспыхивает в его глазах.
- Это случилось по вине Саманты Кэллоуэй. Очевидно, она написала своему другу во время нашего перелета, чтобы тот вызвал копов. Она вышла немного за рамки нормального гнева, - он бросает на меня взгляд. - Ее дочери все немного сумасшедшие, так что ты, вероятно, знаешь, что они это от кого-то да унаследовали.
- Она вызывала чертовых копов, чтобы арестовать меня, - отвечаю я. - Это не сумасшествие, это...
- Это безумие, - настаивает он.
- Это лажа.
- И это тоже, - говорит отец. - Но чего ты ожидал, тогда как тыкал свой член вокруг ее дочери, когда ей было пятнадцать, а тебе двадцать два.
Я раздраженно смотрю на него.
- Я не...
- Я знаю, - говорит он. - Как и Грег, я тебе верю, сынок. Но Дэйзи - их младшая дочь, последняя вылетевшая из гнезда птичка. Ты зашел на чертову территорию Саманты, - он проверяет время на наручных часах. - Как я и говорил, вскоре ты выберешься отсюда. Она подала несколько ложных обвинений, которые удержат тебя здесь максимум еще на десять минут.
- Но все равно меня оформят.
Он кивает.
- Так они подстраховываются. Уверен, они захотят снять твои отпечатки пальцев в течение следующего получаса, - я с легкостью складываю два и два. Он говорит, что я буду на воле до того, как они смогут меня оформить. Отец улыбается, зная, что я все понял.
