Люди, точно детские головоломки, пазлы и конструкторы... Разгаданные, цельные, они, по сути, больше не представляли для нее никакой практической ценности...
А Анна представляла, и даже втайне гордилась этим. Энн была чуть ли не единственным близким Гермионе существом. Понимающим, не требующим разъяснений и клятв, готовым не оправдать, но принять любой, даже самый безрассудный поступок.
Каждое циничное, пропитанное ядом высказывание, каждый презрительный взгляд и смешок, Анна встречала улыбкой. Не только встречала, а, зачастую, и предугадывала... Потому лишь, что это были ее собственные смешки, взгляды, слова.
Пять лет назад... Пять лет назад Анна впервые уехала в закрытую школу-пансион, расположенную на другом конце Британии. Гермионе же никуда ехать не пришлось, она просто осталась одна. Одиночество в толпе - самая страшная из его разновидностей... К тому же, самая болезненная и постыдная, наверное.
Вот тогда-то хрупкая, открытая, до безобразия инфантильная Гермиона, и придумала способ защиты от такого чужого, непонятного, жестокого и надменного взрослого мира... Непростой, но действенный. Она натянула на себя маску, разрисованный лайковый чулок. Жести, гримасы, взгляды любимых людей, которые она уже тогда, не напрягаясь, могла копировать с поразительной достоверностью, по прошествии времени и впрямь превратились в нечто похожее на грозное оружие. Уверенность, независимость, граничащая с отчужденностью, она впитала их в себя, подчинила, прочувствовав каждой своей частичкой.
И стала той, кем являлась сейчас.
Анна знала, чего ей это стоило. Знала и молчала. А восхищение этой маленькой испуганной девочкой, нашедшей в себе силы преодолеть отчаянную робость и жажду быть опекаемой кем-то родным и теплым до скончания дней, с годами лишь усилилось.
Теперь Гермиона, должно быть, вошла во вкус. Она впервые на памяти Энн затеяла подобную игру по собственному почину. Игру в ненависть. Игру-провокацию. То, что она делала, было равносильно курению в закрытой химической лаборатории с пенящимся реактивом в руках... Энн боялась за нее, злилась и ревновала, но ничего уже не могла поделать. Драко Малфой принял ставку и с шулерской усмешкой принялся за раздачу крапленых карт.
Партия началась...
О, нет, Энн не смотрела в окно, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, она смотрела в себя. Глотая слезы, ежась от сырого грозового ветра, то и дело распахивающего оконную створку...
* * *
Драко, устало, в сотый раз обозвал себя законченным идиотом и прикрыл глаза. Он-то думал, что знает, что собой представляет кошмар. Черта с два! Настоящий кошмар начался лишь теперь... Волчья ягодка проклюнулась из тех цветочков, которые он по наивности принимал за явные предвестья апокалипсиса. То, как выяснилось, были лишь цветочки. Всего только безобидная солнцелюбивая флора...
Грейнджер спала на его плече.
Нет, заснула-то она сидя на подлокотнике кресла, боком притулившись к велюровой спинке, а вот потом - неожиданно сползла по ней и уронила голову ему на плечо. Не только голову, вообще-то, еще и себя частично уронила... Будить ее было неудобно. Ибо, Грейнджер, насколько Драко успел узнать ее, охотнее посмотрит в глаза василиску, чем признает, что тушкой своей она придавила его исключительно по доброй воле, не будучи подвергнута никаким внешним воздействиям...
Продолжать сидеть, как ни в чем ни бывало - не только неудобно, но еще и глупо. Сбросить Грейнджер, ко всем чертям, на пол, было идей наиболее заманчивой, конечно... Но на грохот ведь, как пить дать, сбегутся все обитатели дома, включая хорька! Объясняться в спокойных тонах еще и с ними (Малфой был почти стопроцентно убежден, что последний изъявит желание принять непосредственное участие в беседе, посредством тыканья мордой во все и всех подряд) у слизеринца попросту не хватило бы выдержки.
Грейнджер спала, чуть приоткрыв сухие бледные губы. Зубы у нее, к слову, были подозрительно ровными, и передние выдавались вперед совсем незначительно. Наверное, носила скобы... От этой мысли на душе у Малфоя стало совсем уж гадко. Настроение испортилось окончательно.
В том, что он именно ненавидит, а не просто недолюбливает проклятущую гриффиндорку не было больше никаких сомнений... Жаль только, ей до этого не было никакого дела. Она продолжала мирно посапывать, вдобавок ко всему, изредка принимаясь что-то бессвязно бормотать во сне! «Проваливаться на хрен» она тоже почему-то упорно не желала, все сильнее и сильнее отдавливая Драко бедро. А уж тянущую боль, угнездившуюся где-то в районе ключицы, парень старался не заикаться даже самому себе.
В довершении всех бед, кончики ее волос неприятно щекотали шею.
Выждав для верности минут пятнадцать и придя к выводу, что это временно недееспособное тело вполне может так и пролежать на нем мертвым грузом всю ночь, Малфой принял решение избавиться от него любым путем. Пусть даже и ценой своего здоровья. Способ, по правде говоря, был только один (если не брать в расчет все вышеперечисленные), а именно: транспортировать Грейнджер хотя бы до кровати, стоящей на другом конце комнаты, тем самым, отвоевав себе кресло в безраздельное владение.
Какого лешего ей не спится дома, вопрос, может быть и актуальный, но терпящий до утра. По сему, Драко, скрепя сердце, предпочел с ним до утра и повременить. Дабы не подвергать свою и без того расшатанную нервную систему столь серьезному стрессу, да и еще и на ночь глядя.
Сквернословя так, что каждый уважающий себя маггловский сапожник после услышанного счел бы святым долгом немедленно издохнуть на месте от зависти, Драко пропустил руку под коленями девушки, другой сгреб ее за шиворот и попытался выпрямиться.
Как ни странно, вторая же попытка подняться на ноги и не расколотить голову Грейнджер об острую боковину журнального столика, стоящего подле самого кресла, увенчалась успехом. Не то чтобы, конечно, совсем увенчалась... Впрочем, при тщедушной комплекции слизеринца уже один факт отделения от кресла в полусогнутом положении с пятидесятикилограммовым грузом на вытянутых руках мог быть приравнен к олимпийскому рекорду. По сравнению с этим, водрузить Грейнджер на кровать было плевой задачей, детской забав... Самомнение-то Малфоя и подвело. Запнувшись о какой-то предательский бугорок на ковре, Драко вместе с шестиклятым балластом водрузил туда еще и себя. Так сказать, слегка перевыполнив план...
Само собой разумеется, что в этот пикантный момент Грейнджер вдруг наскучило изображать из себя мертвую царевну, мало того ей, еще вздумалось открыть заспанные очи и хриплым, но довольно деликатным голосом, полюбопытствовать, какого черта Малфою понадобилось в ее постели посреди ночи...
Такого исчерпывающего, конструктивного и развернутого ответа на поставленный вопрос Гермиона Грейнджер не получала никогда прежде. Даже на уроках профессора МакГонагалл.
Драко же, в свою очередь, навсегда зарекся связываться с гриффиндорцами, при каких бы то ни было обстоятельствах...
* * *
Френсис убавила огонь, помешала булькающее в котле варево деревянной лопаткой и вздохнула. От этого мальчишки было больше хлопот, нежели толку... Состава требовалось с каждым разом все больше, а сроки между приступами все сокращались и сокращались. Проклятье вцепилось в него, точно блаженный в юбку матушки и больше уже не желало отпускать. Сдаваться оно не собиралось тем более... Что ж, Френсис Линкс не для того посвятила свою жизнь искусству зельеварения, чтобы спасовать ни пойми перед чем.
Знать бы, кому он так насолил. И чем. Так же, неплохо бы знать и что из его скупых путаных рассказов о разрыве в пространственно-временном континууме, правда, а что - ложь чистой воды.
И что же из всего этого выйдет. Что же выйдет...
Женщина лукаво взглянула на зверька, свернувшегося в маленький серый клубочек прямо на нижней полке шкафчика с готовыми зельями. Должно быть, в приоткрытую дверцу проскочил...
-Ладно, уж, спи, Приблуда.- Старуха усмехнулась чему-то своему, продолжая следить за снадобьем и расторопно помешивать его по мере необходимости.
Доджер все так же неотрывно смотрел на седую колдунью хищными черными бусинками глазок.
-Ты тоже хочешь знать, верно? - Френсис подмигнула зверьку.- Ничего, они пока сами не поняли, что за кашу заварили. Тем интереснее исход... Слишком поздно теперь вмешиваться, до всего им предстоит дойти своим умом... лучше бы, конечно, сердцем, ну, да Мерлин с ним, и умом сойдет... Поди, объясни им, что к чему, разве поверят? Дети, сущие дети ведь еще... Рыцари песчаных барханов.
Мне снятся эдельвейсы и талые снега,
А время прелой коркой запекает раны.
И наши головы седые от пыли и песка,
Мы так давно играем в Рыцарей Тумана.
* * *
А поутру они проснулись...
Алан и Джейн не были плохими родителями. Невнимательными или, упаси Создатель, равнодушными. О, нет, они, в сущности, были довольно приятными людьми, эти Грейнджеры! Вот только воспитание детей давалось им с превеликим трудом. Все шло прекрасно, пока они ни во что не вмешивались. Но это, согласитесь, не лучший из возможных подходов к построению гармоничных отношений в семье. И если с Ричем проблем было ровно столько же, сколько и с большинством детей его возраста, то Гермиону волей-неволей приходилось относить к разряду «трудных» подростков и делать на это скидку, по мере необходимости...
