— Тогда почему ты никому не рассказала?
— Ну… — неясно тянет Брунгильда, — это, вроде как, не мое дело. К тому же ты попросила держать это в секрете. А я держу свое слово, — она нехотя добавляет: — Да и ты светилась после его приезда, как начищенная монета, так что…
— Спасибо!
Сигюн со всей искренностью чистого сердца порывисто стискивает подругу в объятиях. Та является к ней как лучик долгожданной надежды. Как спасительница. Как подарок судьбы.
Судьбы.
«Ожидание не лучший выход».
Теперь внезапно становится ясно, кому именно были адресованы слова Скульд.
— Пока еще не за что, — справедливо остужает пыл Брунгильда. — Даже если ты выберешься из дворца и доберешься до Хеймдалля, не факт, что он откроет тебе мост.
— Ой…
Сигюн внезапно дергается. Но тут же облегченно выдыхает. Она настолько привыкает жить, скрываясь, что поддерживать постоянное заклинание сокрытия уже входит в привычку. В самом начале своего домашнего ареста Сигюн накладывает его, скорее, из вредности. Кто же знал, что в свое время оно будет так кстати?
— «Ой»?
— Нет, ничего! — она радостно мотает головой. — Мне не нужен Биврёст, чтобы попасть в Йотунхейм!
— Это как? — заинтригованно щурится Брунгильда, не донося горлышко фляги до рта.
— Тропы между мирами, — со знанием дела пожимает плечами Сигюн. — Локи меня научил.
— Ну кто бы сомневался… Этот уж везде пролезет, куда не надо… Без обид… — на распев тянет валькирия под веселый смешок. — Ты, кстати, в этом идти собираешься? — кивает она на расшитое бисером платье. — Не спорю, оно красивое, но…
Сигюн без дальнейших слов подрывается с места, уносясь в гардеробную. Брунгильда страдальчески стонет.
— Боги… во что я ввязываюсь…
Она отпивает вина, наблюдая за скачущей по спальне девчушкой. О чем думали Тор и Сиф, пытаясь пресечь ее отношения с Лакеем, Брунгильде до сих пор непонятно. Ясно, конечно, что трикстер тот еще засранец… Но разделять две влюбленные стороны… Еще тогда, во время визита в Фолькванг, Фрейр говорил ей, что этим двоим суждено пережить любовные муки. Страдания, которые сделают их привязанность друг к другу только сильнее.
Любовь, что кажется абсурдом. Йотуна и асиньи. Любовь, что кажется кощунством. Дяди и племянницы. Слишком разные. Слишком странные. Запретная любовь в самом прямом ее проявлении. Фрейр испокон веков был неравнодушен к таким союзам. Испокон веков жаловал их и оберегал своим покровительством.
«Только мое покровительство не значит, что все будет хорошо. Это лишь значит, что их чувства не разобьются о скалы невзгод».
Наверное, именно поэтому Брунгильда и помогает маленькой рыжей бестии. Лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал.
Она невесело хмыкает. Она как никто знает, как тяжело расставаться с любимыми. Терять их, понимая, что это уже навсегда. Но оставаться с прожигающей грудную клетку болью от еще неусохнувшего чувства. Таково ее прошлое.
«Болезненные воспоминания».
Лакей называет его так. Но правда в том, что оно является таковыми не только из-за падения женского ордена. Не только из-за жестокой гибели валькирий под мечами Богини Смерти. Брунгильда до сих пор, несмотря на прошедшие сотни лет, может закрыть глаза и увидеть как наяву горящий взгляд Кримхильд. Кримхильд, закрывающую возлюбленную своим телом от последнего рокового удара Хелы.
«Их всех постигла жестокая участь».
Ключевое слово: всех. Не важно: жив ты остаешься или мертв. Каждому отведена своя боль. Свои страдания. И свои сожаления. Брунгильда до сих пор, несмотря на прошедшие сотни лет, может закрыть глаза и увидеть как наяву дрожащие губы, складывающиеся всего в одно слово:
«Живи».
***
«Лучше всего, если собираешься от кого-то скрываться, — говорит Брунгильда, — бежать налегке. Брать только самое необходимое. И быть в удобной одежде для боя».
Сигюн прислушивается к этим словам с особой тщательностью. Надевает самые комфортные для телодвижения вещи: свой кожаный боевой костюм. Длинную юбку с прорезями на бедрах. Рубашку с затягивающимся на шнурках воротом. Корсет с золотыми вставками, переходящими в наплечники. Наручи. Колготки. Сапоги выше колена. Портупея с ножнами для кинжалов. Из-за места назначения приходится утепляться. Сигюн забирает волосы в высокий тугой хвост и накидывает черную мантию. Вешает на себя колчан со стрелами и лук на плечо за тетиву.
«Лучше всего, если собираешься от кого-то скрываться, — говорит она подруге с усмешкой, — бежать под заклинанием полного сокрытия».
Сигюн оставляет Брунгильду с какой-то горечью в сердце. И даже долгие объятия не делают положение лучше. Безусловно, ни мать, ни отец не спустят валькирии это с рук. Но Сигюн знает: ее подруга не из тех, кто не в состоянии за себя постоять.
Чтобы выбраться из охраняемых покоев, приходится ни много ни мало пройтись по резному карнизу, залезть в чужую спальню уже оттуда начинать свой путь. Недолгий путь, несмотря на вереницу коридоров и лестниц. Все внутри так колотится от страха быть пойманной, что это подгоняет не хуже кнута.
Сигюн останавливается перевести дыхание лишь в шаге от разлома миров. Она оглядывается вокруг. Почему-то именно сейчас голову пронзает пугающая мысль, что, возможно, это последний раз, когда она видит солнечный золотой Асгард с его водопадами. Мир, который дорог всем сердцем. Мир, где она выросла. Встретила лучшую подругу. Мир, где она встретила Его. Сигюн с каким-то лилейным трепетом проходится по нагретой солнцем каменной поверхности свода. Этот дворец был для нее всем все эти годы. Вся жизнь была заключена в его стенах. И Сигюн этого было достаточно. Но теперь — уже нет. Она с сожалением обводит взглядом сочную зелень сада. Его она тоже уже вряд ли увидит… Как и родителей. Сердце щемит от ноющей боли. Она должна была попрощаться с ними. Но это бы значило свести всю возможность попасть к Локи на «нет». А потому Сигюн тяжко вздыхает. Поворачивается лицом к совершенно неприглядной стене и делает шаг.
Лицо тут же обдает холодным морозом. Йотунхейм предстает во всей своей застывшей во льдах и сугробах красе. Сигюн изменяет тканевую мантию на теплую меховую и прибавляет к ней перчатки. Мерзлый мир. Мертвый мир. Она поднимает ладонь, чтобы поймать падающие снежинки. Теперь, возможно, это место навеки станет ей домом… Сигюн надрывно вздыхает. Прочь сомнения! У нее есть причина двигаться дальше! Но сначала ее (его) нужно найти…
Она крутит вокруг головой. Здесь все одинаковое, так что даже неясно: куда следует направиться в первую очередь. В какую сторону, чтобы попасть в ледяной дворец? В детстве, во время первого посещения мира йотунов, Сигюн видела дворец лишь вдали. Локи, в конце концов, отказался от идеи следовать своим планам и просто вернулся с ней в мир богов. Но куда он тогда направлялся? По каким отметкам ориентировался? Сигюн вспомнить не может. Это было слишком давно. Да и тогда она не обращала внимания на такие мелочи. Тогда она была поглощена невиданными ранее просторами. Невиданной ранее теплой веселостью дяди. Невиданной с ним ранее близостью. Теперь же Сигюн одна. Но идти куда-нибудь — хоть куда — все же надо. Стоять на месте — не вариант. Так она просто замерзнет.
Сигюн решает идти прямо — к тем расщелинам в горах, вид которых открывается по прибытии. И какого же настает удивление, когда из них появляется чужая фигура. С телосложением и ростом аса. Которая может принадлежать в этих льдах лишь одному. Сигюн радостно улыбается и ускоряет шаг, почти переходя на бег. Ноги предательски застревают в грузных и вязких сугробах. Она восторженно кричит его имя, когда между ними остается лишь пара метров. Но вместо ответного радушного приветствия получает нахмуренный гневный взгляд. Локи подлетает к ней размашистым шагом и из его уст извергается ошалелое яростное шипение:
— Ты что здесь делаешь?!
— Пришла к тебе! — довольно провозглашает Сигюн, кидаясь ему в объятия.
Она полностью игнорирует его откровенное недовольство ее появлением. Слишком сильно снедало все это время чувство разлуки. Слишком яркой вспышкой для сознания стало долгожданное воссоединение.
