- Если ваша наличность подошла к концу, рекомендую пасовать, я в долг не играю. В крайнем случае, возьму… - он окидывает Джона цепким взглядом, словно производит бухгалтерский аудит его состояния по внешнему виду, - возьму вон тот перстень, - кивает на сапфировый перстень Джона, который тот носит на мизинце.
В замешательстве Джон смотрит на перстень, который безумно жалко отдавать в счет карточных долгов. Этот перстень – фамильная реликвия, доставшаяся от прапрапрабабки, ее обручальный перстень, который родители подарили Джону на совершеннолетие. Обручальный перстень, с историей. Но, возможно, в случае проигрыша, удастся договориться о выкупе. Деньги можно будет достать, если сдать парочку менее ценных для семьи безделушек ростовщику. Кажется, у Джереми Финчера были терпимые расценки… Джон почти уверен, что проиграет, но упрямство и какое-то дурацкое желание сделать наперекор этому заносчивому Шерлоку Холмсу подталкивают Джона к безумству, когда он стаскивает с мизинца перстень и бросает в кучу денег. У Канингема от жалости округляются глаза, но, слава богу, он находит в себе силы промолчать, когда по результатам вскрытых карт весь призовой фонд подгребает к себе ухмыляющийся Шерлок Холмс. Для человека, только сегодня услышавшего правила покера, он играет просто превосходно. Джон старается не подать виду, насколько он зол и разбит от свалившейся неудачи. Пока загадочный императорский гость подсчитывает выигрыш и прячет его по карманам, Джон топчется рядом.
- Вы что-то хотели? – не отрывая взгляда от денежных купюр, интересуется Шерлок Холмс.
Быстро убедившись, что Канингем, отошедший в буфет за вином, их не слышит, Джон, чуть запинаясь, как можно более независимым тоном произносит:
- Не соблаговолите ли назначить мне встречу, когда я мог бы выкупить этот перстень? Он дорог мне, семейная реликвия…
Шерлок Холмс берет перстень в руки и рассматривает, долго и внимательно, прежде чем ответить:
- Сожалею, но я его выиграл честно и не собираюсь продавать. Кроме того, вы в любом случае не успеете, завтра я покидаю вашу гостеприимную планету.
- Возможно, я смог бы собрать деньги за ночь… Назовите вашу сумму, - едва не скрипит зубами Джон.
- Сожалею, но нет, - и этот зарвавшийся выскочка преспокойно надевает фамильный перстень Ватсонов на свой безымянный палец, чуть отставляет руку от себя и, склонив голову к плечу, любуется: - Увы, но нет, перстень не продается.
- Прошу, господа, - Канингем появляется с шампанским вовремя, чтобы предотвратить готовые вырваться из разгневанного Джона оскорбления, - кажется, нам пора. Прибыл император.
Джон берет себя в руки, отступает на шаг, молча кланяется и уходит, ощущая непривычную пустоту на мизинце. Чертов жулик, наверняка этот тип шельмовал в карты, слишком уж ему везло.
В разодетой и благоухающей разнообразными ароматами толпе Джон с трудом отыскивает матушку и Гарри, чтобы быть рядом, когда мимо пройдет императорская чета. В такие торжественные моменты полагается находиться вместе с семьей. Император с императрицей появляются в парадных дверях, когда церемониймейстер еще перечисляет все регалии и титулы августейших супругов, музыканты принимаются играть что-то торжественно-патриотическое, пажи семенят следом, поддерживая подбитые соболем мантии императора и императрицы. Матушка и Гарри приседают в глубоком реверансе, Джон склоняет голову, исподтишка разглядывая императорскую чету. Все же он давно не был при дворе, и удивлен тому, как постарел император. Судя по всему, его опять мучают желудочные колики, а вот императрица сияет молодостью и экзотической красотой. Пять лет женаты, а наследника престола никак произвести не могут. Не то, чтобы Джона сильно волновал вопрос престолонаследия, но слишком уж их император хил и болезненен. Вот его покойный отец и пышущий здоровьем младший брат, о чьем появлении возвещает церемониймейстер – другое дело. Джон чуть поднимает голову и улыбается младшему отпрыску августейшей фамилии, с которым они состоят в приятельских отношениях. А дальше церемониймейстер провозглашает появление почетных гостей императора на этом балу, делегацию дружественного народа сфинксов с планеты Батрейн, и Джон с изумлением видит вступающих в залу людей в черном, среди которых узнает своего давешнего карточного оппонента. Вот это точно приплыли – мистер Шерлок Холмс – сфинкс. Дамы начинают восторженно шептаться, обмахиваясь веерами, Гарри до боли сжимает руку Джона, впиваясь крайне заинтересованным взглядом в проходящих мимо инопланетников. Джон бы сделал ей замечание о том, что так пялиться на людей неприлично, если бы сам не пялился на них, вернее, на одного конкретного сфинкса. Боже, как он мог так жестоко пошутить про валерьянку! К щекам приливает кровь, и Джон неудержимо краснеет. Ведь для них валерьянка – сильнейший наркотик. Ну и зачем он вечно ляпает, не подумав. С досады Джон готов сквозь пол провалиться прямиком в императорские темницы, о которых ходили слухи во времена джонова детства, когда делегация сфинксов ровняется с семейством Ватсонов, и чертов всего лишь мистер Шерлок Холмс как бы случайно разглаживает отсутствующую складку на своем чертовом черном сюртуке, отчего фамильный сапфир, сверкнув в отличном освещении парадного зала, естественно, не остается незамеченным матушкой и Гарри. Это конец. Гарри дергает Джона за руку:
- Почему у него наш перстень? – шипит она довольно громко, а матушка изумленно оборачивается к Джону. – На безымянном пальце! Вы что, помолвлены?
Джон едва не нарушает церемонию, потому что с трудом удерживается от возмущенно-досадливого воя, но усилием воли заставляет себя сохранить хоть видимость спокойствия.
- Я проиграл его в карты, - шепчет он матушке, и сфинкс наверняка это слышит, иначе почему он так злорадно усмехается, шествуя дальше за императорской семьей. – И вообще, у них наверняка даже нет такой традиции, как обручение, - отчаянно бормочет Джон, - откуда мне знать, почему он именно на этот палец перстень надел, потому что только на него налез? – матушка огорченно качает головой, а Гарри с интересом разглядывает брата, словно впервые видит.
- Что? – возмущается Джон, и на них оборачиваются.
Гарри берет брата за руку и утягивает через толпу к пустующей стене, поскольку все любопытствующие в первых рядах встречают остальных почетных гостей, в том числе и нашедшее приют у доброго императора свергнутое правительство мятежного Та-Кана.
- Какие чудные открытия порой случаются, - шепчет она Джону на ухо, - тебе нравятся парни, невероятно! – Джон пытается вырваться из ее цепких лапок и объяснить, что парни его совсем не интересуют, однако от сестры сбежать не так-то просто. – Тогда ты должен меня понять и поддержать. Я не могу сказать этого маме с папой, но ты – другое дело. Твой мозг не зашорен предрассудками, - Джон перестает вырываться и с подозрением смотрит на младшую сестренку – это она сейчас о чем? – Джонни, - жарко шепчет Гарри, - мне очень нравится Клара. Не как подруга, а как тебе тот парень, сфинкс. Мы уже целовались и обнимались, но я хочу большего… Джонни, ты должен мне помочь… - тут Джон решительно и даже как-то испуганно прерывает сестру.
– Нет! Нет-нет-нет, Гарри! Я не хочу этого слышать! – он растерян и чувствует себя несчастным. – Я ничего не слышал, а ты мне ничего не говорила. Тебе пятнадцать, и ты самая обычная, тебе еще в куклы играть, а не… Нет-нет-нет, я этого не слышал, - Джон зажимает руки ушами и попросту сбегает, оставляя сестру обиженной и возмущенной.
Зачем? Зачем он это слышал? Почему бог не закрыл ему уши? Для чего эти знания? Младшая сестренка… невинное создание… Господи! Джон поднимает глаза к украшенному лепниной потолку императорского дворца – нет ответа. Во всем виноват этот чертов сфинкс, если бы не он, все осталось бы как прежде. Джон вздыхает, прислушиваясь к доносящимся издалека звукам – похоже, начался полонез. Следующий на очереди вальс.
