Почему сейчас день?
Обнимая и осторожно стискивая его, Нэрвен помнила, какие ребра были сломаны, и не коснулась их.
— Что ты хотел? Зачем? Почему?
— Попытаться дозваться. Я должен был попытаться… Можешь не говорить. Я самонадеянный дурак…
Объяснить дальше он не успел.
Эльдар шарахнулись в обе стороны, оттаскивая за собой и госпожу, и ее непутевого воспитанника, кто-то даже Амрода попытался оттащить, но только толкнул его на Нэрвен.
— Амбарто, — сказал непривычно низкий для эльда голос, хриплый, словно после сна или долгого молчания, — за Мандос не поручусь, но с полдороги тебя точно было слышно. Амбарто?
Амрод перестал дышать. Яблочная ветка очень громко царапалась об открытую ставню, шурша старыми плотными листьями. Скрипнула чуть слышно лежанка для раненых. Маэдрос приподнялся на локте, его уцелевший глаз был еще закрыт, но он до жути безошибочно повернул лицо к стоящему в стороне брату. Простыня съехала, открыв неожиданно очень худое, жилистое тело со следами бледных старых рубцов между заживающих свежих ран.
— Нельо… — сказал Амрод на остатке выдоха, без голоса. И заорал в полную силу, так, что мелкие яблоки с той ветки посыпались:
— Нельо!
Каким чудом он не снес ни брата, ни лежанки, кинувшись обниматься, Элуред гадать не стал. Зато понял, что будет дальше. Но бежать некуда, Нэрвен еще держала его за плечо, вокруг шумели ошеломленные эльдар, от верных Амрода било такой заразительной радостью, что закрываться от нее не могли даже синдар и невольно улыбались.
— Рэдо, — у Нэрвен голос тоже немного охрип, — я хочу знать, что ты сделал. Все, до каждого шага. Немедленно.
Прямо сейчас Элуреду хотелось хоть чем-то загладить ее испуг, и он отдал ей, стоящей рядом, сразу все, лоскут памяти целиком — от того мгновения, когда развел костер из трав в саду, до пробуждения под ее гневом. Все равно он еще плохо понимал, что там произошло.
Ошеломление Нэрвен донеслось как вспышка.
«Стражи души? Расщепление фэа?» — спрашивала она сама себя.
Дальше расслышать Элуред уже не успел. Его сгребли в охапку и только что не подбросили к потолку.
— Мои ребра! — сумел выкрикнуть он, прежде чем Амрод его стиснул по-настоящему. Тот расслышал, и недавно ломаные кости заныли, но остались целы.
«Что ты сделал? Что? — кричал беззвучно Амрод. — Как ты дозвался?! Почему не я? Как?»
«Чтоб я понимал», — молча вздохнул Элуред.
Когда удалось вывернуться из этих медвежьих объятий, он ускользнул к окну и выпрыгнул из него. Ему опять хотелось забиться в угол и как-то пережить самому все, что случилось. А еще — оказаться от Маэдроса подальше, честно говоря. Живым тот показался еще страшнее беспамятного, особенно сейчас.
Вот только больная нога опять подвела. Он упал на колени в траву, потом поднялся, шипя, опираясь на теплый ствол яблони.
— Держи, — негромко сказал Амрод из окна, и рядом с Элуредом воткнулась в землю та самая резная трость. — Я успею сделать Нельо другую.
Опираясь на подарок, Элуред заковылял прочь так быстро, как только мог. У него полыхали уши, он мечтал забиться под одеяло в своей лекарской комнате. Когда немного успокоится, то перестанет чувствовать себя глупцом. И может быть, Нэрвен поможет понять, что он же сделал…
Утро пятого дня от этой истории Элуред встретил на берегу моря с мечом в руке. С деревянным учебным мечом из просоленного в воде дерева, который успел вырубить неугомонный Рыжий.
Как он здесь оказывался уже четвертый раз, объяснить даже самому себе было сложно. Четвертое утро на рассвете Рыжий приходил за ним с учебными мечами и звал работать. Четвертое утро он удивленно тащился за ним, замотав подлеченное колено для верности полосой ткани, вставал — и работал, забывая на время обо всем, кроме оружия в руках.
Прохладный осенний туман наползал с моря, клубился над полосой светлого песка, закрывал холмы города мореходов и порой прятал даже одинокую фигуру на камне у самой кромки воды, там, дальше.
— Уводишь сильно вниз. Повтори, — велел Амрод.
Стиснув зубы, он повторил всю связку. А потом еще раз. И еще.
Отбил внезапный выпад Амрода — тот одобрительно кивнул, а Элуред сразу подумал, что тот поддался. Это злило.
— Я говорил с Эгалмотом, — сказал Рыжий внезапно. — Когда мы уедем, он сам будет тебя учить. Он со мной согласен. Ты слишком зарылся в целительские заботы.
— Вы не сделаете из меня ни воина… ни военачальника… — выдохнул Элуред.
— Воина — попытаемся.
— Мое место — вот здесь, — он махнул деревянным мечом в сторону невидимого за туманом Дома Целителей.
— Почетное место, — согласился Амрод. — Просто лучше тебе впредь не падать со стены и все же уметь зарубить врага, если тот залез туда. Бери пример с Маурвен. Про то, как она кремневым лекарским ножом уложила четверых орков подряд прямо в шатре для раненых, в селениях на Митриме даже песню когда-то сочинили.
«Ага, знаю, и слышал, что на четвертом кремневый нож сломался, потому пятому она воткнула в глаз ложку… бррр».
— У нее нет страха, — Элуред повторил связку движений еще раз. — А у меня есть. За несколько дней занятий я его не одолел. До твоего отъезда успею вряд ли.
— Откуда твой страх, я понял, — Амрод криво усмехнулся. — Но видишь ли… если я от стыда побьюсь головой о ближнюю стенку, это ничего не изменит. А вот если погоняю тебя хорошенько до самого нашего отъезда, а Эгалмот продолжит, станет хоть немного лучше. Для тебя.
— Об стену Сириомбара ты уже побился головой, хватит, — хмыкнул Элуред, и тут Амрод без предупреждения его атаковал. Элуред отбивался, пока не запутался в собственном движении, а отступить он еще не мог, оберегая ногу. Что ж, деревянный меч снова улетел на светлый песок, уже который раз за утро.
— До счета шестьдесят ты в этот раз продержался, — подбодрил Амрод. — Ничего, терпением возьмешь.
Он обернулся, настороженно посмотрел на сидящего у воды. Все время, кроме их занятий, Амрод обычно проводил возле старшего брата.
Маэдрос каменно молчал пятый день, два из них просидев у могилы младшего Рыжего, а теперь третий день глядя в море.
Еще пять или шесть дней,
