хочет разбудить. Ребёнок разбудит.
– Просыпайся, – плачет ребёнок.
– Я не сплю, – он отвечает.
– Ты замерзаешь, – плачет ребёнок.
– Не замёрзнем, – он отвечает.
Он встаёт, ребёнок цепляется за его шею, ножками упирается в брючный ремень; он придерживает ребёнка рукой.
Ночь здесь стоит, мгла чёрная. Снег во тьме идёт, мгла белая. Громко крикнула вдалеке женщина:
– Ты что, блядь, делаешь?! – потом тихо, и снова крик:
– Ты охуел, блядь?!
На ногах обессилевших побрёл он как мог к крикам, рукой держал ребёнка, другую сжимал в кулак. Уже ближе кто-то сквозь зубы сказал:
– Ебись, сука.
Женщина крикнула:
– Ты ебанутый, кого ебись, мороз под тридцать, нахуй!
Быстрее побрёл, зашевелилась тьма, и он сказал:
– Ничего не бойся.
Замахнулся во тьму рукой, ножки ребёнка болтались из-под свитера; он прижал ребёнка к себе крепче, замахнулся кулаком, снова замахнулся и снова.
– Мне не въеби смотри! – крикнула совсем близко женщина.
Содрогнулся в руках у него ребёнок, кулак ударил крепкое, треснули кости во тьме, что-то упало в снег и не двигалось.
– Так ему, хуеплёту, и надо, – сказала женщина. Похрустел снег, близко дышала женщина, тяжело дышала. Положила ладонь на его локоть, подняла руку и положила на плечо, пощупала шапку, бороду заледенелую. Отняла руку и сказала:
– Нихуя себе, какой ты огромный, блядь. Откуда ты тут, нахуй, взялся?
– Пришёл.
– Пришёл он, ёптить. Откуда ты пришёл?
– Не помню, пьяный был.
– То-то слышу, перегар пизданутый.
– Ты не ругайся так.
– А чё мне не ругаться, блядь нахуй?
– Я с ребёнком.
– С каким, блядь нахуй, ребёнком?
– У меня, здесь, подобрал.
– А нахуя тебе ребёнок? Вот вы тут все, сука, ебанутые! Этому ебаться в минус тридцать, этому ребёнок.
– Не ругайся, говорю! – громко он сказал. И тихо стало, больше не говорил никто.
– Звать-то тебя как? – потом тихо сказала женщина.
– Леонид Семёнович.
– А ребёнок где?
– Вот.
Леонид Семёнович пощупал во тьме, отыскал руку женщины и положил на свитер. Рука женщины под шерстью сжала коленку, погладила спину, вздрогнуло и сжалось под её рукой.
– Не бойся, крошечка, – сказала женщина.
Леонид Семёнович погладил ребёнка под свитером.
– И куда его теперь? – спросила женщина.
– Пусть со мной будет, пока не рассветёт.
– Тут уже не светает.
– Кто-то всё равно встанет снег чистить утром.
– Да, встают обычно, может, вынесут тебе похмелиться.
Свет загорелся в окне. Жёлтый свет, глухой, неяркий свет на снегу. Под светлым окном козырёк из бетона, под козырьком дверь. Стена высокая, длинная, окна, окна, и свет в окнах не горит.
Открылось светлое окно, мужчина выглянул, посмотрел кругом, бросил вниз лопату, вылез на козырёк, прыгнул в снег.
– Блядь, сколько ж намело-то, нахуй.
Мужчина взял лопату и у двери стал чистить от снега. А с неба снег падал снова, поднял мужчина голову, не видно ему было неба.
Леонид Семёнович от света сощурился, смотрел на женщину, смотрела женщина на Леонида Семёновича.
Шапка у Леонида Семёновича большая, борода седая заледенела. Шуба длинная лежит в снегу, под свитером держит ребёнка огромный Леонид Семёнович огромной ладонью.
Женщина когда-то была красивая, волосы у неё спутаны, в изодранном пальто от мороза прячется, в снегу её шапка лежит. А рядом с ними лежит мужчина, жопа голая и кровь идёт из лица: красный кругом снег.
Мужчина с лопатой их увидел, идёт в глубоком снегу, лопату следом тащит. Подошёл, глянул мельком на женщину, на Леонида Семёновича долго смотрел, потом на человека, что лежал в снегу.
– Он мёртвый, чи шо?
– Не знаю.
– Ёбнул его?
– Не знаю.
– А за шо?
– Ебаться ему приспичило, – сказала женщина.
– Как у них на таком морозе хуй-то стоит, – покачал головой мужчина.
– Вот и мы про то, блядь нахуй.
– Не ругайтесь, ребёнок боится.
– Какой ребёнок, блядь?
– Не матерись, у него ребёнок там, – показала женщина на живот Леонида Семёновича.
– Ты что, блядь, забеременел?
Леонид Семёнович взял руку мужчины и потащил.
– Э, бля! – мужчина сказал. Леонид Семёнович руку мужчины положил на свитер. Под свитером вздрогнуло и сжалось.
– А, – сказал мужчина.
– Ребёнку в тепло надо.
Мужчина вытер нос перчаткой.
– Надо значит надо.
– И покормить.
– Пойду жинку будить, накормит, – мужчина побрёл к двери, лопату тащил за собой. Обернулся мужчина, поглядел: Леонид Семёнович следом шёл.
Поравнялся мужчина с Леонидом Семёновичем, рядом брёл.
– Ты-то сам откуда?
– Не местный.
– И за каким ты сюда приехал?
– Я не ехал.
– А дитё где подобрал?
– Там, в снегу.
– Чьё же дитё?
– Если никто искать не будет, заберу с собой.
– Да я не о том, мне не жалко.
Леонид Семёнович посмотрел на мужчину, мужчина кивнул на дверь. Вошли в подъезд – тепло и сухо тут, – постучал Леонид Семёнович сапогами, потряс шубой, и мужчина с ним постучал, потряс. Мимо них другой мужчина прошёл, не взглянул. Вышел за дверь и встал у подъезда, закурил. К нему женщина подошла, протянула руку. Мужчина полез в карман шубы, достал коробку папирос и открыл перед женщиной, женщина взяла папиросу замёрзшими пальцами. Мужчина ей свою папиросу дал, она от неё прикурила.
– А-а-а, – потянула женщина и дым пустила.
– Замёрзла? – мужчина спросил.
– Да, подмёрзла. Так ещё меня тут чуть не выебли, хорошо мужик мимо шёл, отбил.
– Какой?
– Да только что зашёл, у него ребёнок с собой, замёрз.
– Здоровый такой?
– Да, охуеть какой здоровый.
– На вот, – мужчина достал из другого кармана шубы круглую металлическую флягу.
Женщина неуверенно протянула руку, взяла флягу. Мужчина отвинтил крышку и кивнул женщине.
Женщина сделала мелкий глоток, потом ещё, побольше. Выдохнула паром изо рта и ещё несколько раз глотнула жадно.
– Ну, хорош, – мужчина флягу забрал и сам отпил.
– Ух, заебись! – весело сказала женщина. Из подъезда вышли Леонид Семёнович и мужчина с лопатой. Женщина кивнула на флягу и сказала, глядя на Леонида Семёновича:
– Коля, дай похмелиться ему.
Коля посмотрел на Леонида Семёновича и протянул ему флягу. Леонид Семёнович отпил, к фляге потянулся мужчина с лопатой.
– Э, вы так всё выжрете! – сказал сердито Коля и забрал флягу у Леонида Семёновича.
– Какой ты, сука, жадный стал, – обиженно сказал мужчина с лопатой.
Коля подержал холодную флягу, вздохнул и сказал:
– Ну на, только не всё!
Мужчина с лопатой взял флягу, дохнул паром и запрокинул её, горло его задвигалось.
– Пиздец, я это на весь день себе налил!
– Ой, да заебал! Холод такой, имей совесть, – сказал мужчина с лопатой отдавая Коле пустую флягу.
– Совесть, блядь.
– Сейчас приду, – сказала женщина и вошла в подъезд.
Мужчины стояли у подъезда, курили Колины папиросы.
– Так чего ты здесь забыл? – спросил мужчина с лопатой.
– Я здесь всё помню, –
