— Мы потеряли слишком много важного снаряжения, — пояснил Зуга. — Запасы, необходимые для выживания. — На этот раз Робин не подняла взгляд. — К тому же у нас не хватит людей, чтобы нести то, что осталось.
Робин сосредоточенно перевязывала обожженную ногу.
— Папа прошел всю Африку с четырьмя носильщиками, — спокойно заметила она.
— Папа был мужчиной, — сухо сказал Зуга.
Робин застыла, глаза ее зловеще сузились, но Зуга не обратил внимания.
— Женщина не может жить и путешествовать, не пользуясь благами цивилизации, — серьезно продолжал он. — Поэтому я отправляю тебя обратно в Тете. Сержант Черут с пятью солдатами проводят тебя. После Тете все будет проще. Возьми оставшиеся деньги: ста фунтов хватит на спуск по реке до Келимане и проезд на торговом корабле в Кейптаун. Там у нас есть средства на счету в банке — купишь билет на почтовый пароход.
Робин взглянула на него:
— А ты?
Зуга поморщился.
— Важнее то, что будет с тобой, — мрачно сказал он и в тот же миг принял решение. — Ты вернешься, а я пойду дальше один.
— Чтобы меня вернуть, — процедила Робин, — Яна Черута с пятью его чертовыми готтентотами будет маловато.
Сорвавшееся богохульство, как ничто другое, свидетельствовало о ее решимости.
— Будь разумной, сестренка.
— Так мне отправляться прямо сейчас? — ласково спросила она.
Зуга огрызнулся было, но осекся, увидев выражение ее лица. Губы сжались в суровую линию, упрямый, почти мужской, подбородок гордо выпятился.
— У меня нет настроения спорить, — сказал он.
— Отлично, — кивнула Робин. — Так ты потеряешь меньше драгоценного времени.
— Ты догадываешься, на что себя обрекаешь? — тихо спросил брат.
— Не хуже, чем ты.
— У нас не будет товаров, чтобы заплатить за проход, — объяснил Зуга. Робин кивнула. — Значит, придется пробиваться с боем.
В глазах сестры мелькнула тень, но решимости в них не поубавилось.
— Не будет палаток, чтобы укрыться от непогоды, не будет консервов, не будет ни сахара, ни чая. — Он знал, что это значит для нее. — Будем жить тем, что дает земля, а без того, что не сможем найти, придется обойтись. Порох и пули — вот вся наша надежда.
— Не делай глупостей и возьми хинин, — напомнила она.
Зуга поколебался.
— Хорошо, еще самый минимум лекарств, — согласился он, — и помни, это не на неделю и не на месяц.
— Пожалуй, так мы пойдем намного быстрее, — спокойно заметила Робин, поднявшись, и отряхнула брюки.
Зуга составлял список отобранного снаряжения и взвешивал новые тюки. Он был вполне удовлетворен своим выбором. Вместо чая и сахара он взял бумагу и письменные принадлежности. Вместо запасных сапог — навигационные инструменты, потому что на обувь можно поставить новые подошвы из буйволовой кожи. Хинин и другие лекарства, а также хирургические инструменты заняли место запасной одежды и одеял. Порох и пули были нужнее тканей и других предметов торговли, однако Робин все‑таки захватила с собой несколько хете самых лучших бус.
Гора брошенного снаряжения постепенно росла: упакованные банки джема, мешки с сахаром, консервы, москитные сетки, складные походные стулья и койки, кастрюли, эмалированная ванна и расписной ночной горшок, материя меркани, бусы, ручные зеркала и дешевые ножи. Когда сортировка была закончена, Зуга поджег груду оставленных товаров — в знак необратимости принятого решения, но полыхающий костер заставлял сердце тревожно колотиться.
Майор позволил себе лишь две маленькие слабости: взял коробку цейлонского чая, потому что, как заметила Робин, ни один англичанин не отправится исследовать неведомые земли без этого чудесного напитка, и запечатанный жестяной ящик, в котором лежал парадный мундир, поскольку от впечатления, произведенного на диких африканских царьков, порой зависела жизнь путешественника. В остальном пришлось отказаться от всего, кроме жизненно необходимого.
Главным были боеприпасы: мешки первосортного черного пороха «Кертис энд Мей», слитки мягкого свинца, форма для отливки пуль и колба для их закалки, а также ящики с медными капсюлями. Все это несли тридцать из оставшихся сорока шести носильщиков.
Воины Яна Черута были крайне возмущены, когда узнали, что отныне в своих полевых рюкзаках им придется нести не по пятьдесят, а по двести зарядов к «энфилдам».
— Мы солдаты, а не носильщики, — высокомерно заявил капрал.
В ходе последовавших переговоров Черут использовал в качестве аргумента длинный штык, правда, не вынимая его из ножен, после чего головой капрала пришлось заниматься доктору.
— Теперь они поняли, почему должны нести лишние боеприпасы, майор, — весело отрапортовал Ян Черут.
«Сбросить лишний жир никогда не мешает», — думал Зуга, глядя на короткую, хорошо управляемую колонну. От головы до хвоста в ней было меньше полутораста ярдов, а скорость движения удвоилась, почти сравнявшись в скорости с передовым разведывательным отрядом майора — за первый день носильщики отстали всего на милю.
В первый же день они еще до полудня достигли лагеря в лесу, где их ждало нечто большее, чем корзины с копченым буйволиным мясом. Навстречу выбежал Мэтью, главный оруженосец майора. Он был так взволнован, что едва мог говорить.
— Отец всех слонов! — невнятно бормотал он, трясясь, как в лихорадке, — дед отца всех слонов!
Ян Черут присел на корточки возле следа и хищно ощерился, как гном после удачного колдовства. Раскосые глазки готтентота исчезли в паутине морщинок и складок желтой кожи.
— Удача с нами! — воскликнул он. — Это слон, о котором слагают легенды.
Отыскав в набитом кармане моток бечевки, сержант измерил отпечаток гигантской ноги. След оказался чуть ли не шести футов в окружности.
— Если удвоить, получится рост в плечах, — пояснил Черут. — Вот это слон!
Мэтью немного успокоился и рассказал, что утром, когда заря еще только занималась, он увидел стадо. Три огромные серые тени, похожие на призраки, в полной тишине появились из леса и исчезли в выжженном ущелье, по которому пронесся давешний пожар. Они прошли так быстро, словно привиделись, но мягкий пепел сохранил каждую складку поверхности их ороговевших морщинистых подошв.
— Там был один, больше и выше всех остальных, бивни длиной с копье и такие тяжелые, что он не поднимал головы и шел как старик.
У Зуги мороз пробежал по коже, и он зябко передернул плечами, несмотря на одуряющую жару пустоши, где почерневшая земля еще хранила жар бушевавшего пламени. Неправильно истолковав движение майора, Ян Черут иронически усмехнулся:
— Мой старик говаривал, что даже храбрец, охотясь на слонов, пугается трижды: первый раз, когда видит след, второй — когда слон трубит, и третий — когда видит зверя, огромного и черного, как скала.
Пропустив шутку мимо ушей, Зуга пытался определить направление следов.
Три громадины ушли вверх по ущелью, направляясь прямо к зубчатым скалам на вершине гребня.
— Мы пойдем за ними, — тихо сказал майор.
— Конечно, — кивнул Ян Черут. — За этим мы сюда и пришли.
След вел наверх по узкой воронке долины, по холодному серому пеплу, мимо голых черных ветвей выгоревшего кустарника.
Впереди шел сержант. Вместо выцветшего мундира он надел короткую кожаную безрукавку с кармашками для патронов к «энфилду». Зуга двигался следом, у него был «шарпс» с пятьюдесятью запасными патронами. Позади шагали оруженосцы: каждый нес одеяла, флягу с водой, мешок с провизией, порох и пули — и, конечно, большое слоновое ружье.
Майору не терпелось увидеть готтентота в деле. Ян Черут любил поговорить об охоте на слонов, но так ли он хорош, как его байки у лагерного костра? Первая возможность проверки представилась скоро. Ущелье резко обрывалось, перегороженное монолитной скалой, которую слоны, похоже, могли преодолеть, лишь расправив крылья и взлетев в небо.
— Погодите, — сказал Черут и двинулся вдоль стены. Через минуту он тихо свистнул, и Зуга подошел к нему.
На черной поверхности твердого железняка виднелось пятно серого пепла, над ним — другое. След, казалось, вел прямо в глубину камня. Ян Черут забрался на каменистую осыпь у подножия утеса и внезапно исчез из виду. Зуга перекинул ружье через плечо и полез следом. Монолитная скала в этом месте оказалась выщербленной, образуя гигантскую лестницу, каждая ступенька по пояс, так что, карабкаясь наверх, приходилось помогать себе руками. Даже слонам, очевидно, надо было тянуться, чтобы сделать очередной шаг. Зуга наблюдал похожее в цирке. Слоны не умеют прыгать — чтобы поднять громоздкое тело, им необходимо опираться о землю двумя ногами.
